Весной 2011 года в издательстве Института русской цивилизации вышла книга С.Н. Бухарина и Н.М Ракитянского «Россия и Польша. Опыт психологического исследования феномена лимитрофизации».
В книге собран огромный материал по истории России, Польши, а также Белоруссии и Украины, но в тоже время ее нельзя назвать только исторической. Это совершенно новый подход исследования, с использованием методик, которые могут быть только на стыке таких наук как история, философия, геополитика и социальная психология.
Белорусам эта книга может быть особенно интересна, в том числе и потому, что в ней рассматриваются истоки претензий многих польских политиков на "Всходни Кресы " (Белоруссию). Редакция сайта «Западная Русь» выражает благодарность Виктору Ивановичу Ковалеву, принимавшему участие в издании книги, и который с согласия авторов, предоставил ее в электронном варианте. Мы начинаем публикацию с предисловия и вступления, а затем постепенно будем размещать отдельные главы.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Хотелось бы, чтобы эту книгу правильно поняли. Она первая в весьманеобычном жанре — психолого-политического исследования исторических реальностей. На примере Польши авторы изучают феномен лимитрофизации, который противники России хотят использовать как ведущий инструмент внешнеполитического воздействия на нашу страну. Сам факт появления государств-лимитрофов после распада Российской империи и СССР носит лишь квалификационный характер, но при большом желании его можно превратить в политическую идею антироссийской направленности. Поэтому естественна необходимость изучения психолого-политических механизмов такого понимания лимитрофизации.
Читая книгу, невольно задаешься вопросом: государств-лимитрофов по периметру России много, но почему только Польша выступила идеологом превращения этого феномена в реальный инструмент политики и, более того, обосновала его естественность, необходимость и перспективность? Получается, что причина подобного представления феномена лимитрофизации находится, скорее всего, внутри Польши, а не вовне ее. Для проверки этой гипотезы авторы собрали огромный объем фактов, психологических портретов и характеристик прародителей лимитрофизации, легенд и биографий представителей польской элиты, так что книгу эту можно воспринимать и в качестве исторического исследования.
Как политическому психологу, мне было легко читать этот текст, хотя для многих читателей несколько неожиданным будет научный аппарат, который необходим здесь для понимания того, почему именно Польша трижды подвергалась так называемым разделам. Почему она, единственная из стран Европы, не использовала для морских открытий прямой выход к морю, имея многочисленный талантливый народ, давший человечеству выдающихся авиаконструкторов, военачальников, и многие годы существует как государство-лимитроф, а ее талантливые сыны реализуют свои способности в других странах? Список выдающихся сынов польского народа даже не нужно приводить. Несомненно, это тот случай, когда лишь психолого-политический научный аппарат в состоянии объяснить несоответствие талантливости поль-ского народа и исторического положения Польши в мире. Только с его помощью можно объяснить причины поиска интеллектуалами Польши ее исторических корней методом проецирования себя в далекое прошлое. Так же, как и усилия шляхетского сословия доказать, что они являются потомками свободного, кочевого и вольнолюбивого народа — сарматов. Это и многое другое, изученное авторами книги, — предмет и объект политической психологии в истории.
Книга содержит множество фактов, подтверждающих психологический характер лимитрофизации Польши. Например, здесь приводится история польского шляхтича Юзефа Сулковского (1770—1798) — офицера французской армии. Он был участником восстания 1794 гг., а также Итальянской и Египетской кампаний, адъютантом Бонапарта и, по мнению польских историков, отличался необыкновенными талантами, в том числе и военными. В Египте Сулковский якобы имел тайные полномочия от Директории заменить Наполеона в случае его возможной гибели. По сведениям тех же историков, гибель Сулковского в Каире была подстроена самим Бонапартом, узнавшим о поручении, данном его адъютанту. Очень демонстративна легенда о его отце: «Князь Франтишек де Паула Сулковский был поочередно австрийским полковником, русским майором, барским конфедератом, генеральным инспектором и генерал-лейтенантом польских коронных войск, а под конец — австрийским фельдмаршалом...» Опять — где угодно, кто угодно, но не в Польше.
Книга дает повод для дискуссии, которая, конечно, начнется. Хотя с аргументами авторов трудно спорить, дискуссия в основном развернется вокруг формы книги, ее направленности, стиля. Не стоит ее предвосхищать. Материалы книги и новаторский психолого-политический инструмент исследования острых исторических событий побуждает к серьезным размышлениям и собственным выводам. У меня эта работа вызвала соображения, которым авторы, возможно, не придавали особого значения — у них были свои, ясно очерченные цели и задачи.
Соображение первое, появившееся у меня, связано с историческими тенденциями сегодняшнего дня. Во-первых, эта книга о механизмах общественно-политического хаоса, который возникает не в связи с некими непреложными экономическими законами, а является следствием неумелого, очень субъективного управления страной. Понятие хаоса ныне активно исследуется, наверное, потому, что есть ощущение его приближения. Сегодня предвестники хаоса с точки зрения политической психологии маскируются под терроризм, интолерантность, экономический кризис, локальные войны, массовые беспорядки. Мало кто понимает, что к предвестникам хаоса относятся теневая экономика, отказ от уплаты налогов, службы в армии, транспортный коллапс в городах-миллионниках, массовые неуправляемые миграции населения и т. д. Хаос — это когда власть не справляется со своими функциями по причине собственных внутренних проблем.
Угол зрения, под каким читается книга, — состояние политической власти в Польше и сравнение ее с другими системами власти, не обремененными идеями сарматизма об особом происхождении польского народа, под которым понималось только дворянство. Для справки необходимо сказать, что основная функция власти — устранять хаос, обеспечивать безопасность и упорядочивать физическое перемеще-ние людских масс, «регламентировать» время человеческой жизни через системы занятости и отдыха, контролировать бесконфликтность норм производства и потребления, наконец, определять экзистенциальные нормы человеческого существования: то есть формулировать смысл жизни людей, определять список жизненных ценностей, задавать цели, адекватные времени и ситуации. Именно так и не меньше. К сожалению, мои беседы со многими представителями власти показывают, что этого не знают и к этому не готовы. Между тем успешность власти в разные периоды времени определила подвиги народов таких стран, как Испания, Англия, Голландия, Португалия, Италия, Германия, Россия. Власть в этих странах, так или иначе, обеспечила условия для географических, научных, технологических, социальных открытий. И какая мощная в этих странах была философская мысль, как строги моральные стандарты поведения, как сильно было образование, в том числе и политическое!
Вопросы, поднимаемые в книге, столь серьезны и современны, что не удержаться от упоминания хотя бы некоторых нюансов требований, предъявляемых к власти. Власть несет ответственность за обязательное сосуществование в стране гражданского и политического обществ, которые скрыты за признанием ее суверенности и вклада в мировую цивилизацию. Власть имеет дело с проблемами высшей степени сложности из-за того, что политическая форма общения — рациональное распределение, а экономическая форма — эквивалентный обмен. Если принцип политического общества — справед-ливость, то принцип гражданского — свобода. Гражданское общество осуществляет спонтанные, формализованные, имперсональные денежные обмены, чего не делает политическое общество. Специалисты знают, что деньгами управлять легче, чем людьми, денежные обмены не натыкаются на волевое сопротивление в политическом обществе.
Продуктом власти является так называемый социальный капитал, фактически катализатор развития страны. Его признанный смысл — получение экономической отдачи от высокого качества социальных отношений, которая достигается в обществах, объединенных национальной идеей, ориентированных на расширение возможностей развития, смягчение социальной несправедливости и интеграцию уязвимых и маргинальных слоев населения в общественную жизнь. Дефицит социального капитала порождает предвестников хаоса, который жестоко пресекается войнами, революциями, утратами территории и суверенитета, обострением отношений между обществом и государством. Социальный капитал является основой для легитимности государства, бизнеса за счет явного или неоформленного социального контракта государства и населения.
Есть вопрос: был ли в Польше достаточный социальный капитал, когда ее постигали три раздела? Судя по материалам книги — нет. Единицей измерения социального капитала является феномен доверия между людьми и властью, между бизнесом и властью, между людьми и бизнесом. Измерять величину феномена доверия стали относительно недавно, например, через показатели межличностного доверия. По данным Всемирного исследования ценностей, процветающие страны имеют следующий параметр доверия: Швеция в 1990 г. — 66,1, в 2006-м — 68,0, США в 1990-м — 51,5, в 2006-м — 39,3. Развивающиеся страны, типа Китая, соответственно имеют, в общем, такие показатели доверия: 60,3 и 52,3. А вот что касается стран с переходной экономикой, то Россия имела в 1990 г. межличностное доверие на уровне 37,5, а в 2006-м — 26,2. Что касается Польши, то уровень межличностного доверия там в 1990 г. равнялся 29,2, а в 2006-м упал до 19,0. Комментарии излишни: хочешь быть суверенным — накапливай социальный капитал. Судя по выводам польских историков, в Польше его было традиционно мало.
Итак, первая проблема, на которую выводит книга, — проблема социального хаоса, который обусловливается ошибками и просчетами власти в большей мере, чем происками внешних врагов. Сегодня очевидно, что в большинстве стран мира феномен доверия падает, и это очень тревожный предвестник хаоса, опасного не только для Польши, но в пер вую очередь для стран-лимитрофов вообще. Политический хаос приводит к ослаблению государства, утрате им своего суверенитета. В частности, он не позволил Польше умело использовать исключительно выгодные географические, исторические, климатические, культурные условия своей страны. А возвышение сарматизма и лимитрофизация — это оправдание, защитный психологический механизм, рассматривающий соблюдение-возврат к освященным давностью традициям как единственную возможность выживания общества и государства. Авторы справедливо пишут, что ему присущ «изоляционизм и ксенофобия, являющиеся обратной стороной мегаломании и самоидеализации».Второе соображение, на которое наводит книга, касается роли элит в истории всех стран, а не только Польши. Порою даже начинает казаться, что Польша избрана объектом исследования лишь потому, что в мире нет государств, где бы так ярко было представлено влияние национальной элиты на историю своей страны. По своей важности это, может быть, важнейшая тема книги. Складывается впечатление, что элиты всех стран не вполне отдают себе отчет о роли и мере своей исторической ответственности за происходящее и потому не учатся на ошибках предшественников — элит, ушедших в историю. Приведенные в книге факты, биографии, поступки людей, составлявших элиту Польши времен ее разделов, ясно это показывают. Но и сегодняшние элиты во всем мире, не только в Польше, наслаждаются своим элитарным положением и не очень задумываются о грядущем.
А грядущее представляется таким: политический хаос не канул в польскую или чью-либо иную историю, а нарастает повсеместно все более и более по мере исчерпания ресурса Бреттон-Вудской системы стабилизации мирового порядка. Так называемый экономической кризис — это целая гамма кризисов: 1) философского (элита не может внятно объяснить, что и для чего ею делается); 2) интеллектуального (у элиты нет альтернативы Бреттон-Вудсу, как нет и решения формулы глобального кризиса); 3) морального (элита не может удержать поведение масс в классических моральных рамках); 4) финансового (элита не знает, как сбалансировать деньги и производство-потребление товаров). Непрерывно идущие экономические форумы, совещания «шестерок», «семерок», «двадцаток», саммиты и пр. — это поиски решений для четырех кризисов, которые отнюдь не стоят на месте, а энергично развиваются, продвигая в тупик все человечество. Поиски решения проблемы глобализации — это обуздание планетарной интеллектуальной машины, уходящей из-под контроля человека.
Элита сейчас не представляет, что глобализация материализовалась в виде «мировой паутины» информационных, транспортных, энергетических, культурных сетей. Эти сети вобрали в себя одновременно все достижения мировой естественной науки, но полностью избавлены от этических норм функционирования. Из-за своей сложности и масштабности «паутина» недоступна для «регулирования» или «отключения» силами одного или группы самых гениальных ученых современности. Поэтому глобализация никому не принадлежит, никому «не повинуется», «живет для себя» и по «своим законам», не принимает во внимание чувства и переживания людей, не делит их на «своих» и «чужих». Она ничья. И пока приступила к использованию людей в своих интересах, если считать интересом «отношение» климата к участи вымораживаемых мамонтов.
Первые итоги глобализации поставили всех нас в известность, что существующий мировой порядок неэффективен. Глобализация подала знак о предстоящих экологических, энергетических, психологических, демографических катастрофах, если мы не изменим мировой порядок. До первых известий с «фронта глобализации» никто и не думал, что вяло текущий много веков процесс объединения человечества в некое единое целое внезапно станет главной мировой проблемой. «Мировая паутина» приступила к своеобразной «мировой инвентаризации», итоги которой сравнимы с последствиями так и не осуществившейся «мировой революции»: изменяется роль, место, цена каждой страны, каждого народа, каждого человека и каждой вещи. Оценка, расчет, а не субъективное мнение управляет глобализацией. Несогласие с ней означает: кто не в глобализации — тот вне новой цивилизации.
Так вкратце можно охарактеризовать масштабы проблем, которые стоят перед современной элитой, как они стояли и перед элитой Польши в трагические годы ее разделов. Книга дает отрицательный ответ на вопрос: отдавала ли тогда элита Польши себе отчет о размерах проблем своей страны, о собственной роли? По прочтении исследования появляется еще и такая мысль: неважно, об элите какой из стран идет речь — польской, русской, латышской, болгарской, канувшей в историю или вновь народившейся, современной. Есть надежда, что читать книгу будут представители элиты, которые, ощущая себя на жизненном Олимпе, уверены, что они правильно живут и действуют, влияют через своих лоббистов на государственные решения. Однако сегодня, как и ранее, после многих своих неудач элита вновь заявляет, что ей не повезло с народом, который-де измельчал, с лидером, который отстал от жизни. И при этом элита именно себя отождествляет со страной и остро реагирует на любые высказывания о ней, будто речь идет о каждом из них лично. Если так, очень важно, чтобы элита знала о своей исторической роли в судьбе страны. Знала, что именно уровень ее философской, интеллектуальной, нравственной, финансовой подготовки определяет возникновение и масштаб хаоса в стране. Вот что надо понять, ибо власть контролирует сегодня только часть процессов в обществе, в экономике, в производстве.
Третье соображение, которое появилось у меня после прочтения книги: в качестве полигона для психолого-политического исследования механизмов хаоса и роли элиты в этом процессе можно было бы выбрать другую страну. Вокруг России действительно образовался целый пояс государств-лимитрофов, в каждом из которых появляются свои объяснительные теории типа сарматской. Можно было избрать в качестве полигона такого исследования и саму Россию, которую столь же часто сотрясали то социальные взрывы, то масштабные войны и где периодически появляются идеи, сходные с идеями польской элиты. Главная мысль и идейный стержень книги — высочайшая ответственность национальной элиты за формулирование смысла жить в своей стране, отстаивать сплачивающие народ ценности и преследовать единую цель, объединяющую народ, власть и бизнес. Элита — это беззаветное служение Родине, а не своим слабостям, алчности, амбициям и высокомерию. Но этому необходимо специально учить, потому что формирование элиты по польскому образцу неприемлемо. Говоря образно, люди должны иметь специальную подготовку для служения в элите, как гвардия — на поле боя. И эта книга помогает на многое открыть глаза тем, кто считает себя представителем современной элиты.
Стоит заметить, что книга может дать повод для критики из-за того, что для объяснения концепции в ней используется специальная психологическая терминология, которая, попав в бытовую среду, приобретает зачастую ругательные и даже оскорбительные значения, каких в науке она не несет. В этом есть проблема, и читателю желательно и полезно расширить свой словарный запас с помощью справочников, чтобы правильно понимать психологическую квалификацию авторов и научиться различать в жизни их проявления, которые ранее ускользали от него из-за неправильного понимания некоторых слов. Авторы не вкладывают в психологические термины упрощенного, «уличного» смысла и предельно точны в своих оценках.
В заключение надо специально сказать о том, что использование психологических механизмов защиты, одним из которых является идея сарматского происхождения Польши, особой исторической роли государств-лимитрофов, чрезвычайно опасно. Если у читателя этой книги найдется желание и время понять меру этой опасности, то ему будет полезно разобраться с самими психологическими механизмами защиты.
Их двадцать, а идея лимитрофизации в нынешней интерпретации использует в разных странах-лимитрофах только некоторые из них. К примеру, вот механизмы психологической защиты: 1. подавление — отказ отдавать себе отчет в уже проникших в сознание неприятных и опасных мыслях и формулировать их; 2. интеллектуализация— пресечение переживаний, вызванных неприятной ситуацией, или упорядочение несовместимых установок с помощью логических манипуляций; 3. рационализация — попытки доказать в целях самоутверждения, что поведение является рациональным и оправданным, а поэтому социально одобряемым. Это своеобразный механизм поиска убедительных доводов для недостаточно одобряемых действий и желаний; 4. отрицание реальности — защита от неприятной действительности путем отказа трезво воспринимать ее, часто принимающая формы ухода в болезнь, маниакальной поглощенности чем-либо; 5. проекция — проекция собственных характеристик на других. Выражается в возложении ответственности за трудности на других лиц или приписывании другим своих качеств и побуждений; 6. идентификация — повышение чувства собственной значимости путем идентификации себя с выдающимися личностями; 7. компенсация — прикрытие собственной слабости подчеркиванием желаемых черт или преодоление фрустрации в одной сфере сверхудовлетворением в других; 8. фантазия — удовлетворение несбывшихся желаний в воображении. Механизмов защиты еще двенадцать, но к идее сарматского происхождения польской элиты они отношения не имеют.
Любой психолог отлично осведомлен о психологических механизмах защиты, однако важно, чтобы властная, государственная, экономическая элита тоже их знала и понимала опасность их применения для себя лично и для стран, которые она представляет. Польская элита, допустившая три раздела Польши, психологически ошиблась, сделав механизмы защиты инструментом своей внешней политики. Именно эти психологические механизмы являются виновниками нынешнего положения Польши и так же опасны для нее, как во времена утраты суверенитета. Книга С. Бухарина и Н. Ракитянского «Россия и Польша: опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации» — полезное учебное пособие для элит, особенно для элит стран-лимитрофов. Потому что принадлежность к элите предполагает не право на сверхпотребление, а обязанность объективно, точно и полно знать о причинах успехов и неудач своих предшественников.
А.И. Юрьев, доктор психологических наук, профессор,
директор Научного центра политического консультирования,
факультет политологии
Санкт-Петербургского государственного университета.
ВВЕДЕНИЕ
К сожалению, у вас есть тенденция рассматривать любые критические замечания как враждебные. Вам следует избавиться от этого комплекса.
3. Бжезинский1
Весьма дельный совет наблюдательного и умного человека, опытного политика и тонкого политолога пана-мистера Бжезинского адресован, естественно, России и русским. Говоря по справедливости, нам в этом плане действительно есть о чем задуматься...
А что же историческая родина мудрого советника американских президентов, что думают «братья его меньшие» — польские политики, интеллектуалы и прочая элита? Как там, в Польше, с проблемой критики и стремлением «избавиться от этого комплекса»?
В апреле 2010 г. на мемориальных мероприятиях в Катыни Председатель Правительства РФ от имени своей страны заявил о том, что «совместный путь к осмыслению национальной памяти и исторических ран способен нам помочь избежать тупика непонимания и вечного сведения счетов, примитивных трактовок с делением народов на правых и виноватых, как это стремятся иногда делать нечистоплотные политиканы»2. Он отметил, что, как бы ни было трудно, российский и польский народы должны идти навстречу друг другу, помня обо всем, но понимая, что невозможно жить только прошлым.
Руководителей России весьма трудно упрекнуть в том, что они не идут навстречу полякам. Но, судя по всему, это движение имеет выраженный односторонний характер. Так, в сентябре 2010 г., менее чем через полгода после примирительных призывов российского премьера, в Москве выходит объемный труд российско-польской Группы, касающийся достаточно непростых вопросов, — «Белые пятна — черные пятна»3. Это исследование, по словам руководителей проекта, позволит «сопоставить взгляды российских и польских исследователей по наиболее важным проблемам двусторонних отношений»4.
От книги, заявленной в подобном ключе, ожидаешь диалога, в котором просматривалось хотя бы стремление к взаимопониманию, но тщетно. Так, в частности, весь текст одного из авторов этого пространного научного труда, представителя польской стороны доктора наук5 А. Граевского пронизан темой «сведения счетов». С неумолимостью сурового римского сенатора Катона Старшего, призывавшего разрушить Карфаген, он требует от России «рассчитаться» с собственной историей. Здесь и «расчет с коммунистическим прошлым», и просто «расчеты с прошлым», «задача рассчитаться со своим тоталитарным прошлым», «сведение счетов с прошлым», «сведение счетов с тоталитарным режимом», «сведение счетов с наследием советского тоталитаризма», «исторические расчеты» и т. д.5
Между тем в упомянутом научном издании приводятся слова святого мученика Игнатия Антиохийского6: «Вникай в обусловленность времени»7. Видимо, предполагалось, что авторы будут следовать этой установке выдающегося человека.
Как же вникает в «обусловленность времени» пан Граевский? Он сетует на то, что «Россия в период президентства Владимира Путина отказалась от радикальных расчетов с прошлым»8, и утверждает, что «отсутствие мер по сведению счетов с коммунистическим прошлым в России было воспринято польскими политическими кругами, а также частью польской общественности как продолжение советской имперской политики, согласно которой Восточная Европа считалась внешней частью империи и естественной сферой влияния»9.
Как видно, сегодня, как, впрочем, и последние двести пятьдесят лет, «польские политические круги», «часть польской общественности» и интеллектуальная элита не намерены «осмысливать национальную память и исторические раны». Они по-прежнему капризно выражают недовольство всеми, в первую очередь — Россией. Они обижены и разгневаны. Так, сейм обвинил русских и украинцев в геноциде польского народа. Немцев «заклеймили» уже давно. США и Великобритания должны покаяться за то, что не оказали помощь участникам Варшавского восстания. Чехия плоха потому, что не собирается возвращать Тешинскую область, а Литва — Вильнюс. Польский бизнес скупили немцы и евреи, поэтому в стране экономический кризис. Недальновидные и глупые американцы отказались размещать на территории
Польши элементы ПРО. Евросоюз не дает подобающих величию Польши полномочий. Короче говоря, все обижают.
Подобная «обиженность» является органичным свойством элиты любого лимитрофа10. В современном мире лимитрофные государства уже не только те страны, которые образуют так называемый санитарный кордон. Например, отдельные исследователи до сих пор относят Финляндию к лимитрофному типу. Но это не так. Действительно, Финляндия, как, впрочем, Эстония и Латвия, обрела независимость с помощью немецких штыков в начале прошлого века. Но потом Финляндия выстояла в войне с СССР и сумела остаться независимой. Другие страны так называемого санитарного кордона не нашли сил и воли добиться этого.
Суверенитет отстояли Вьетнам, Индия, Китай, Куба, Венесуэла, а также некоторые другие страны Африки, Латинской Америки. Из этих стран не слышно проклятий в адрес бывших колонизаторов, парламенты не выносят обвинительных резолюций. Истерия присуща тем, кому свободу «подарили». И за этот «подарок» приходится дорого платить. Это положение унизительно, ведь лимитрофы не пользуются уважением.
Пренебрежительные высказывания в адрес стран «санитарного кордона» можно обнаружить в речах многих политиков. Например, у лидеров англо-французской коалиции, образовавшейся после завершения Первой мировой войны. Так, министр иностранных дел Великобритании Д. Керзон, который в свое время выдвинул идею создания буферных государств на границах Британской Индии11, раздосадованный чрезмерной, на его взгляд, активностью дипломатов стран Прибалтики, заявил: «Чего еще хотят эти... версальские уродцы?!»12 «Начальник» Польского государства маршал Ю. Пилсудский позднее отозвался о соседней Чехословакии как об «искусственном и уродливом детище Версаля»13.
Такое пренебрежение порождает комплекс неполноценности. Подобным комплексом, в частности, страдают элиты стран Прибалтики и бывшего Варшавского договора. Данные государства возглавили не лидеры национально-освободительных движений, а преимущественно бывшие партийные и комсомольские функционеры, сумевшие «остаться в седле» — какой ценой, это другой вопрос — при развале социалистической системы. А поскольку народы не стали жить лучше — им ничего не остается делать, как обвинять во всех бедах «проклятое социалистическое прошлое» и советских «оккупантов». В этом ряду Польша занимает особое место.
Таким образом, лимитрофами не являются страны, чьи народы отстояли государственные границы своей кровью и потом. Границы лимитрофных государств устанавливаются не в битвах, они не определяются подвижничеством первооткрывателей и миссионеров. Они очерчиваются в ходе международных конференций, например в Версале, Тегеране, Ялте. На эти конференции представителей лимитрофов не допускают. Назначенные руководители выпрашивают кусочки «спорных» территорий и какие-нибудь привилегии у «хозяина», как это делали, например, Б. Берут и Э. Бенеш.
Есть государства, которые родились лимитрофами, в частности Латвия и Эстония. Есть государства, которые, не успев сформироваться, тут же встали на путь лимитрофи-зации, например Украина. Силой оружия, через натовские бомбардировки, расчленили и впоследствии «лимитрофизо-вали» Югославию. США вот уже почти сто лет с переменным успехом занимается лимитрофизацией Латинской Америки и Европы.
Историк А. Суздальцев выделяет следующие признаки лимитрофов, окружающих Россию14:
• паразитирование на геополитическом соперничестве внешних сил;
• разогрев их противоречий;
• продажа любой из них своей геополитической ориентации, предложение своих услуг;
• втягивание внешних сил в собственные нерешенные проблемы с Россией, использование их как арбитров;
• попытки создания альтернативных Москве центров политического влияния;
• антироссийские информационные кампании.
В мировой истории известны страны, которые прошли долгий путь от великих государств до лимитрофов. Если говорить о Польше, то ее лимитрофизация начиналась не с Версаля и Тегерана, а значительно раньше. Сначала польские магнаты15и шляхетство16 стали приглашать себе королей из Венгрии, Франции, Швеции и Саксонии. Потом польские политические элиты смирились с тем, что королей им стали назначать. Дальше — больше, польский король, польские магнаты и шляхетство приняли непосредственное участие в разделе своей родины, их согласующие подписи стоят на документах о двух первых разделах (1772, 1793). И, наконец, на церемонию третьего раздела (24 октября 1795) их не нашли нужным даже пригласить.
В чем же причины такого политического и нравственного падения польских элит? Почему они не видят своей роли и не признают своей ответственности в унизительном положении родины? В настоящем труде делается попытка разобраться в этих вопросах.
Работа не является историческим исследованием. Авторы сделали попытку «вникнуть в обусловленность времени» посредством политико-психологического анализа. История здесь присутствует как фон, который иллюстрирует, в той или иной степени подтверждает теоретические и методологические выводы авторов, побуждает выдвигать новые гипотезы и формулировать новые проблемы.
Главная задача, которую поставили перед собой авторы, заключалась в политико-психологическом исследовании уникального феномена шляхетских элит, а также их современных постшляхетских наследников, которые не только управляют Польшей, олицетворяют ее, но и представляют свою страну в системе международных отношений.
Весьма важно было рассмотреть и эксцессы российско-польской истории, чтобы понять ментальные особенности шляхетства, которые определили, по мнению авторов, драматическую судьбу братского славянского народа.
Проведенные исследования позволяют вывести общие закономерности в развитии лимитрофных государств и создать основы для оценки рисков лимитрофизации для ныне суверенных государств.
Монография состоит из пяти частей. В первой части на фоне исторического материала представлена польская специфика формирования национальной политической элиты, ее борьба за привилегии и развитие так называемой шляхетской демократии. Показано, что именно так называемые разборы шляхты, а не «патриотические настроения» и «романтическое влияние великих революций» на шляхетский менталитет были реальной причиной знаменитых польских восстаний. Анализируются особенности католической религиозности польского правящего класса, его политические нравы, уникальное в системе европейской государственности право на рокоіи (rokosz, буквально — бунт, мятеж) и шляхетские комплексы.
Значительное внимание посвящено политико-психологическому аспекту феномена польской элиты, который характеризуется тремя выявленными психологическими доминантами — астероидной, психопатической и психастенической. Проведен развернутый теоретико-методологический анализ проблемы инфантильности польской элиты, в результате чего сделан вывод о том, что в политико-психологическом плане шляхетская и постшляхетская элита не смогла выйти за рамкиадаптивного, ннфантнльного способа политического существования, что и послужило одной из системных причин лимитрофизации Польши. Шляхта и ее наследники в XX и XXI столетиях, обремененные злокачественной формой инфантилизма — десіідеро-сііндромом, не смогли овладеть креативной рефлексией и целевой детерминацией и обеспечить тем самым достойное место своей страны в геополитическом пространстве.
Авторы выявили и сформулировали особенности так называемой жертвенности шляхетских элит. При всей широте и сложности этой темы представляется очевидным, что она связана с инфантильным политическим прагматизмом и носит, во-первых, агрессивный, во-вторых, тщеславный, в-третьих, лицемерный характер, и направлена на получение узкокорпоративной политической выгоды.
В первой части монографии история формирования и развития шляхетства рассматривается в контексте феномена сарматизма как доминантной тенденции ментализации польских элит в эпоху позднего Ренессанса на рубеже XVI— XVII вв. «Шляхетская демократия» представляла собой политическую власть в государстве только одного — дворянского сословия. Его главенство определялось не только особым правовым статусом, но и большой численностью. Доминирование шляхты отразилось и на возвышении ее политического статуса, что побуждало к поиску и утверждению его идеологического обоснования. Сарматизм как шляхетская догматическая доктрина с самого начала своего становления был архаичной формой самоидентификации. Сарматизм догматически утверждался идеологами шляхты через веру в избранность потомков сарматского этноса, то есть как свое-плениям. Расказачивание напоминает разборы шляхты, но казаков всегда поддерживало православное население страны, а взбунтовавшаяся шляхта оказывалась в изоляции, ее не поддерживал ни народ, ни аристократия.
Авторы делают вывод о том, что прямой связи между разделами страны и польскими восстаниями не существует. Первое восстание весны — осени 1794 г. было отчаянной и героической попыткой патриотической части шляхетских элит ввести в слабеющей стране централизованную форму правления. Но они проиграли, так как, во-первых, оказались в меньшинстве, во-вторых, их либеральные оппоненты привлекли на свою сторону военные ресурсы сильных соседей. Австрия, Пруссия и Россия были покровителями шляхетских «золотых свобод», что позволяло им решать свои проблемы за счет ресурсов и земель Польши. В шляхетской среде не нашлось политиков и военачальников, способных решать общенациональные задачи. Польские генералы, кроме Т. Костюш-ко, как и польские политики, так и не сумели преодолеть в себе шляхетский гонор. Своеволие, неуемные амбиции и неспособность подчиняться приказу вели к дезорганизации, которая в свою очередь вела к поражению.
Во второй части представлены примеры исследования фундаментальных аспектов мышления политических субъектов (Сигизмунд III), а также субъектов политического анализа (Братковский) посредством концепции рефлексивного контроля и рефлексивной культуры. В Приложении № 1 представлен опыт анализа ментальной матрицы польской и русской политических элит в контексте догматического принципа и теории информационного поля.
Для выявления и объяснения причин разделов Польши авторы применили теорию эволюции сложных систем, в соответствии с которой в процессе своего развития государство периодически занимает два положения устойчивого равновесия. Эти положения соответствуют централизованной и либеральной формам управления. Шляхетская элита для сохранения «золотых свобод» жертвовала суверенитетом и территориальной целостностью страны по формуле — территория в обмен на сохранение либеральной системы «золотой вольности». Авторы указывают на важный факт, который польские политические элиты на протяжении столетий упорно замалчивают: в первых двух разделах Польши участвовало не три, а четыре субъекта дележа — не только Австрия, Пруссия, Россия, но и сама Речь Посполитая. Деградация политического статуса шляхетской элиты была настолько очевидной, что следующий раздел происходил уже без ее участия. Фактом, подтверждающим также и моральное разложение шляхетских элит, является отсутствие с их стороны реального сопротивления разделам Речи Посполитой. Разделы Польши не только не приводили к восстаниям, но и не являлись поводом для прекращения праздного образа жизни польской аристократии.
Авторы также исследуют причины знаменитых польских восстаний. Эти восстания связаны с лишением дворянских привилегий значительной части шляхты. Поражение в правах польского дворянства следовало после каждого раздела Польши в результате так называемых разборов шляхты на приобретенных Россией территориях. Пораженная в правах шляхта составляла социальную базу восстаний.
Анализ восстаний 1794 г., 1830—1831 гг., 1863—1864 гг. не только подтвердил выводы о причинах разделов Польши и польских восстаний, но и позволил сделать важный вывод о том, что в освободительном движении принимало участие ничтожно малое количество поляков, а польская элита и аристократия практически в нем не участвовали.
Заместитель директора Центра исследований античной традиции в Польше и Центрально-Восточной Европе Варшавского университета, профессор Я. Кеневич (Jan Kieniewicz) высказал идею о том, что цивилизация — это система ценностей, которая способствует надэтничной, надкультурной и над-территориальной идентификации. По мнению историка, эта система образует некоторое пространство как многомерную область, которая поддается мысленному освоению субъектом или группой, с которой данный субъект себя идентифицирует. Границей цивилизации при этом является верность человека избранным им ценностям. Профессор использует свое понимание цивилизации и для объяснения феномена измены17. Концепция Кеневича привела авторов к идее применения разработанной ими теории информационного пространства и информационного поля для распознавания и сравнительного анализа особенностей менталитета политических элит, например, польской и русской. Теория дает возможность диагностировать и сравнивать поведение элит в политически значимых ситуациях. Посредством концепта информационного поля авторы также исследуют ряд эксцессов в политическом поведении шляхетской элиты, которые привели к трагическим событиям в истории Польши.
В польской историографии значимой темой является так называемое движение легионеров. Оно представляется безупречным как в военном, так и в моральном плане, а сами легионеры — борцами «за нашу и вашу свободу». Якобы везде, где разгорались восстания порабощенных народов, к ним тут же спешили доблестные воины-добровольцы из Речи Посполитой. Но это далеко не так. Польские легионеры активно участвовали в агрессии против Испании, Италии, Санто-Доминго и других стран. Они помогали завоевателям сохранять господство над угнетенными народами. Что было всегда, так это появление польских легионеров на стороне, враждебной России, во всех военных конфликтах. Легионеры, зараженные идеей шляхетско-сарматской исключительности, под напряжением аффективно-негативного отношения к России как к стране, по их мнению, крайней дикости, жестокости, бескультурья и рабства, творили здесь свои бесчинства и злодеяния.
Во всех кампаниях польские легионеры терпели весьма большие потери, что объясняется их низкой военной и моральной подготовкой, а также некомпетентностью командного состава. Тем не менее все сражения, где поляки использовались как «пушечное мясо», являются источником героического эпоса. Воспеваются не победы, а сражения, в которых легионеры терпели максимальные потери: Треббия, Нови, Мантуя, Самосьерра, Кассино-Монте. Здесь мы опять видим пример своеобразно понимаемой жертвенности, а также католическо-мессианского идеализма.
В третьей части рассматриваются преступления правящего режима II Речи Посполитой, трагическая судьба Православия в Польше, подрывная деятельность против СССР, а также колониальные амбиции правящих элит.
В ноябре 1918 г. Польша вновь обрела независимость. В наследство от Российской империи она получила высокоразвитую промышленность и централизованную систему государственного управления, что создавало объективные условия для превращения страны в мощную региональную державу. Оставалось только по-хозяйски распорядиться независимостью и немалым наследством. Однако шляхетская элита во главе с «начальником и верховным вождем государства» Юзе-фом Пилсудским выбрала губительное для государства направление развития. В 20—30 гг. XX в. Польша превратилась в отсталую провинцию Европы, с безработицей и нищетой, с цензурой и отсутствием демократии, с тюрьмами и концентрационными лагерями, переполненными политзаключенными. За годы независимости Польша даже не вышла на уровень экономического развития 1913 г.
Жестокая диктатура авторитарного режима совершила множество преступлений против собственного народа и народов соседних стран. Тем не менее все жертвы были напрасны — модернизация системы государственного управления, экономики и вооруженных сил не состоялась.
Крайне враждебным было отношение польских властей к Православию, систематическое преследование которого имеет давнюю и печальную традицию. Обретя суверенитет, цивилизованная европейская страна с богатым культурным наследием сразу же инициировала массовое закрытие православных храмов и превращение их в католические костелы. Множество православных храмов было уничтожено. Так, в 1926 г. был разрушен величественный православный Александро-Невский собор в Варшаве (Sobor sw. Aleksandra Newskiego), построенный выдающимся русским архитектором JI.H. Бенуа на Саксонской площади, ныне площади Пилсудского. Главным мотивом сноса архитектурного шедевра послужило то, что собор «напоминал о русском господстве над Польшей».
По замыслу правительства, Православная Церковь во II Речи Посполитой должна была стать средством денационализации русского православного населения. «Начальники» Польши планомерно проводили полонизацию духовного образования.
Получив столь желанную независимость, Польша благодаря близорукой и эгоистической внутренней политике превратилась в слабо интегрированную страну, обремененную проблемами национальных меньшинств, межконфессиональной вражды и конфликтными отношениями с соседями.
С момента формирования польского правительства в феврале 1919 г. оно среди своих важнейших политических приоритетов сформулировало стратегическую цель — свержение советской власти в России с последующим ее расчленением. В практическом плане провозглашенная цель подлежала реализации посредством концепции так называемого федерализма. При непосредственном и активном участии Польши провалился ряд общеевропейских проектов коллективной безопасности. Сейчас мало кто помнит о том, что в 1933 г. Польша стала первым после Ватикана государством, которое официально признало нацистский рейх — своего будущего могильщика, обеспечив ему, таким образом, поддержку и последующее усиление.
С обострением в 30-е гг. противоречий в Европе и с неожиданным для Польши ростом мощи СССР и Германии ее внешняя политика становилась все более беспомощной и несостоятельной, а к 1939 г. обернулась изоляцией и сентябрьской катастрофой. «Начальники» Польши, считая свое государство чуть ли не сильнейшим после Франции, не сумели обрести для своей страны политически равновесного места в Европе.
Варшава, рассматривая Москву как врага номер один, придавала большое значение развертыванию и эскалации против нее шпионско-подрывной деятельности. Один из важнейших подрывных проектов против советской России был сформулирован как концепция прометеизма, которая была не только идеологией, но и реальной политической практикой. Она, как комплексная долговременная программа по разрушению бывшей имперской метрополии, полностью отвечала стратегии антисоветских, антироссийских и захватнических устремлений правящей в Польше шляхетской клики. Это хотя и косвенно, но все же признает директор Института политических наук ПАН в Варшаве профессор В. Матерский: «Концепции прометеизма постоянно присутствовали в польских центрах стратегического планирования: Бельведере18, Генштабе Войска Польского и Генеральной инспекции вооруженных сил. Маршал Пилсудский и его преемник на посту генерального инспектора маршал Э. Рыдз-Смиглы считали прометеизм удобным орудием, позволявшим эффективно решать проблемы безопасности на восточных рубежах страны»19. Со временем при формировании стратегической агентуры и развитии широкой, средней и низовой шпионской сети была налажена работа по подрыву военного, экономического и политического потенциала СССР. Даже в разгар Второй мировой войны, когда спецслужбы стран антигитлеровской коалиции считали своей главной задачей «работу» по нацистской Германии, польская разведка, в соответствии с установками беглого «лондонского» правительства, была озабочена постановкой разведывательной работы по Советскому Союзу. Ученые-историки российско-польской Группы по сложным вопросам, авторы проекта «Белые пятна — черные пятна», политически корректно делают вид, что ничего этого не было.
История периода 1920—1939 гг. никого и ничему в нынешней Польше не научила. Более того, мы и сейчас видим, по существу, лимитрофную преемственность этой политики в новых условиях Европы начала 90-х гг. с той лишь разницей, что тогда Польша была лимитрофом Франции, Англии и Ватикана, а в настоящее время — США. В настоящее время в связи с радикальным геополитическим ослаблением России Польша выступает восточным форпостом НАТО в Европе, являясь одновременно инструментом и субъектом дестабилизации и напряженности. Очевидно и то, что после развала СССР Польша нескрываемо стремится реанимировать концепцию Пилсудского в отношении Украины, Грузии и других стран.
В предвоенный период польские правящие элиты вместо решения актуальных проблем модернизации экономики и государственного строительства увлеклись утопическими проектами, направленными на возрождение Речи Посполитой «от моря до моря». «Нам нужны сильный флот и колонии!» — один из девизов того времени. По поводу колониальных амбиций в Польше в те годы царила эйфория, но в итоге военно-морских приготовлений к началу Второй мировой войны в составе польского флота числились 4 эсминца, 5 подводных лодок, 1 торпедный катер, 6 тральщиков, 2 транспорта и мелкие суда. Так называемый ВМФ Польши был практически весь уничтожен в самом начале войны, а польским морякам пришлось воевать на арендованных у Англии судах.
Важным направлением деятельности «начальников» II Речи Посполитой была концепция осадничества, которая в первую очередь являлась стратегической политической акцией и только потом — социально-экономическим проектом. Осадничество было одним из способов реализации концепции федерализма Ю. Пилсудского, важным элементом которой предусматривалась практика колониализма с польской спецификой. Политическая практика осадничества резко обострила межнациональные отношения на всех восточных территориях — так называемых кресах всходних, так как наделение польских колонистов землей осуществлялось при явной дискриминации коренных жителей.
В третьей части значительное внимание уделяется особенностям политического менталитета польской элиты в период между двумя мировыми войнами и причинам ее антисоветской деятельности, а также анализу психолого-политических установок практики польского колониализма — осадничества. В этой же части работы представлен психологический портрет культового персонажа новейшей польской истории Ю. Пилсуд-ского и его брата Бронислава. Портреты выполнены с использованием методологии мотивационного портретирования.
По мнению авторов исследования, шляхетские политические элиты оказались заложниками не только ложных концепций и догм, но и несостоятельных психологических установок и комплексов, будучи неспособны подвергнуть их рефлексии с позиций реалистичной политической стратегии или хотя бы здравого прагматизма. Польские элитные группы в поколениях обременены инфантильными, авантюристическими доктринами, наполненными негативными аффектами, состоящими из старых обид, зависти и русофобии.
Неадекватность шляхетских описаний России, отношения к ней и российской политике во многом подкреплена не только психологическими, но и структурно-языковыми причинами. Поляки вообще не знают о существовании такого народа, как«русские». Слово «ruski» в польском языке носит ругательный характер и потому удалено из литературной лексики. Московское же государство (и впоследствии Россия) для поляков всегда было населено «московитами» {«москалями») или — позже — «россиянами» («rosjanie»). Польская элита Российской империи называла Россию «тюрьмой народов». Ее представители так и говорили: «Мы не русские, мы —россияне, потому что почитаем папу Римского, а в России живем как в заточении». В.И. Даль писал о происхождении слова «россияне», о том, что именно Польша прозвала нас «россиянами» по правописанию латинскому, а мы переняли это по нашей склонности к бездумному подражанию Западу.
Действительно, последние два десятилетия мы перестаем быть русскими. Мы становимся россиянами. Россиянин — это не зрелый плод истории, а примитивный продукт постсоветской социальной инженерии, политических технологий и пропаганды, за ним нет никакой органичной жизни. Россияне — это уже не народ, а электорат, который не знает своего славного исторического имени.
Заканчивается третья часть главой «Польская дипломатия накануне Второй мировой войны», где проводится анализ деятельности министра иностранных дел Ю. Бека и роли Польши как «спускового крючка» Второй мировой войны.
Предметом исследования четвертой части является II Речь Посполитая как генерал-губернаторство «третьего рейха», а также польский коллаборационизм и его политико-психологический анализ, судьба евреев в Польше и трагедия волынской резни.
Недолгий суверенитет, последующее банкротство и крах Польского государства в сентябре 1939 г. были следствием политики предвоенного руководства страны, результатом политического интриганства и инфантильных иллюзий, которые питали в Варшаве относительно действий западных союзников. Правители страны переоценили собственные силы с точки зрения возможности оказания реального сопротивления Германии, значительную роль сыграли и просчеты разведки в оценке военно-политической ситуации в целом.
Польская армия бесславно прекратила свое существование всего за две недели. «Начальники» государства — президент И. Мосьцицкий, маршал Э. Рыдз-Смиглы, «полковник» Ю. Бек со всем правительством и верховным военным командованием бежали из страны и навсегда исчезли из истории и европейской политики. Правители II Речи Посполитой — потомки и наследники гордых шляхтичей-сарматов — с легкостью бросили на произвол судьбы свой народ, который заплатил за безумную политику своего руководства шестью миллионами жизней.
В самом начале немецкого вторжения к дезорганизации и полной деморализации войск привело поспешное — 6 сентября — бегство Главного штаба из Варшавы. Этот факт весьма трудно объяснить с учетом того, что в подвалах Министерства по военным делам (обороны) имелся предусмотрительно оборудованный командный пункт, оснащенный современными средствами связи. Наконец, с моральной точки зрения — и это главное — польские генералы и офицеры не выполнили требований воинской присяги по защите свободы, независимости и достоинства своей страны. Бегство было таким стремительным, что подразделения абвера уже в первые дни войны захватили брошенные в Варшаве секретные документы 2-го отдела Главного штаба (разведка и контрразведка). Важнейшие документы оказались совершенно бесхозными, их некому даже было эвакуировать или хотя бы уничтожить.
В одномесячной войне 1939 г. участвовало больше трех миллионов человек, в результате потери Германии составили 15 тысяч, СССР — 1,7 тысячи, Польша потеряла 63 тысячи убитыми и около 700 тысяч пленными. В процентном отношении Польша потеряла около 6% военнослужащих убитыми и 70% (!) личного состава ее армии попало в плен. Все это не дает основания говорить о сколько-нибудь серьезном сопротивлении польской армии противнику. Обращает на себя внимание и соотношение погибших польских офицеров и солдат — 1:20. Для сравнения заметим, что на начальном этапе Великой Отечественной войны, то есть когда советские войска находились в положении поляков, на одного погибшего офицера Красной Армии приходилось только три солдата.
На территории обезглавленной страны, стремительно оккупированной нацистской Германией, было учреждено административно-территориальное образование — генерал-губернаторство (нем. — Generalgouvemement, польск. — Generalne Gubernatorstwo), остальные территории были включены в состав «третьего рейха». На территории генерал-губернаторства действовало законодательство Германии. Большая часть населения не имела статуса граждан рейха и была ограничена в правах. Нацисты даже не пытались создать какого-либо марионеточного польского правительства, вся администрация носила чисто немецкий характер. Особой жестокости подверглись польские евреи, которых сосредоточили в нескольких крупных гетто.
Все промышленное и сельскохозяйственное производство Польши было подчинено военным нуждам Германии и мобилизовано для подготовки войны против СССР и стран антигитлеровской коалиции. Сотни тысяч людей были заняты принудительным трудом или заключены в концентрационные лагеря.
С началом Великой Отечественной войны советское правительство и польское правительство в эмиграции при посредничестве Лондона наладили переговорные отношения. Стороны взяли взаимное обязательство оказывать друг другу помощь в войне против нацистов. Но надежды советского руководства на то, что поляки примут участие в боях на советско-германском фронте, не оправдались.
В феврале 1942 г. правительство Польши в Лондоне издало приказ об объединении вооруженных отрядов поляков, действующих на оккупированных немцами территориях, в Армию Крайову. Просоветские повстанцы объединились в Гвардию Людову.
31 июля 1944 г. командующий подпольной Армией Край-овой Т. Бур-Коморовский отдал приказ о начале восстания в Варшаве против немцев, достоверно зная о неготовности и неспособности своих подразделений реально противостоять оккупантам, послал своих соотечественников на верную гибель. Бур-Коморовский с самого начала восстания отказался от любых контактов с подходившими к городу частями 1-го Белорусского фронта и 1-й армией Войска Польского, заняв откровенно враждебную позицию к советским войскам.
Варшавское восстание продолжалось 63 дня. Погибли и пропали без вести 18 тысяч повстанцев. Около 25 тысяч было ранено, в том числе 6500 тяжело. Погибли 180 тысяч мирных жителей. Те, кому не удалось бежать, попали в сборные лагеря, а затем на работы в рейх. Город был почти полностью разрушен.
В трагических последствиях восстания польская элита обвиняет СССР и отчасти американское и английское руководство. По убеждению ее представителей, советское военно-политическое руководство умышленно обрекло восстание на поражение. Данное обвинение выглядит особенно циничным на фоне событий, произошедших годом раньше в еврейском гетто в Варшаве. Армия Крайова из соображений политической целесообразности никак не помогла восставшим.
Генерал Армии Крайовой Бур-Коморовский предпочел сдать свои части немцам, тем самым покрыв себя позором и унизив своих подчиненных.
Трагедия Варшавского восстания в первую очередь связана с нечистоплотным политиканством «лондонского» правительства и генерала Т. Бур-Коморовского, действия которого определялись как установкой эмигрантского правительства, так и его личными качествами, но не конкретной боевой обстановкой и стремлением добиться победы. Бур-Коморовский был провозглашен национальным героем и представлен к высшей польской государственной награде — кресту «Виртути Милитари» II класса.
В результате войны Польша ничего не потеряла на востоке. Польское государство приобрело значительные территории на западе при прямой поддержке СССР. К Польше отошли в том числе германские, территории, никогда ей не принадлежавшие.
Послевоенная депортация немцев с территорий, отошедших Польше, сопровождалась массовыми преступлениями, которые привели к значительному количеству жертв среди гражданского населения бывших немецких земель, по разным оценкам до 2 миллионов человек.
В Польше, в отличие практически от всех других восточноевропейских стран, не возникло коллаборационистского правительства или другого подобного центрального органа политического управления. Вместе с тем польский коллаборационизм во Второй мировой войне был причиной трагедии тысяч поляков, евреев, украинцев, белорусов и людей других национальностей, безжалостно уничтоженных гитлеровскими пособниками.
Оккупация Польши нацистами явилась для поляков своеобразным тестом на антисемитизм. Свидетели в Варшавском гетто видели, как поляки с одобрением наблюдали и даже помогали нацистским солдатам в задержании и расстрелах евреев. В июле 1941 г. большая группа живших в Едвабне поляков приняла участие в жестоком уничтожении почти всех тамошних евреев, которые составляли подавляющее большинство жителей местечка.
Во время оккупации нацисты контролировали обстановку в стране, однако не только закрывали глаза на преступления по отношению к евреям, но и поощряли антисемитские выходки поляков, которые в то время приняли массовый характер. Польские националисты уничтожали не только евреев, но и украинцев.
В четвертой части анализируются причины так называемой Волынской резни. «Волынская резня» — это массовое уничтожение бендеровцами этнического польского гражданского населения, преимущественно женщин, детей и стариков, на территории Генерального округа Волынь-Подолье (Generalbezirk Wolhynien-Podolien) в 1943 г. Во время больших войн совершается много массовых преступлений, но события на Волыни поражают средневековой жестокостью. Истоки этого чудовищного события — в Брестской унии 1596 г., которая оказалась ядовитой духовной инъекцией для малороссов. Униат греко-католик — это не православный и не католик. Процесс радикальной трансформации менталитета вкупе с жесткой эксплуатацией порождал невиданную взаимную жестокость. В течение столетий церковные греко-католические иерархи воспитывали у своей паствы неприязнь как к католикам, так и к православным.
Система образования, созданная польской элитой под руководством князя А. Чарторыйскош, была с самого начала задумана для разделения единого народа на русских и украинцев и создания атмосферы вражды и взаимного недоверия между ними.
Во время Второй мировой войны эта неприязнь обернулась звериной ненавистью к ближнему. Террористическая деятельность националистических банд украинских униатов также активно поддерживала униатская Церковь. Священники охотно отпускали грехи убийцам. Они всячески распространяли убеждение, что без «уничтожения врагов», без преступления «свободной Украины не построить...»
Базовым слоем идентичности является «онтологическая идентичность» как отождествление себя с высшими духовными ценностями бытия, которые в монотеистических религиях представлены единым трансцендентным Богом и его заповедями. Если люди в своих действиях не учитывают духовные цели и ценности, цинично относятся к заповедям и требованиям морали, не желают их знать, они легко отдаются во власть своих животных порывов. Такие люди утрачивают качество, которое отличает их от животных, — свободную волю. Одним из наиболее значимых следствий задавленной инстинктами онтологической идентичности являются злокачественные проявления десидеро-синдрома — эгоизма, инфантилизма, цинизма, жестокости и нечеловеческих зверств.
Заключительная пятая часть посвящена знаменитым полякам России. Поляки внесли выдающийся вклад во славу и величие Российского государства. Золотыми буквами вписаны их имена в нашу историю. До сих пор мы в долгу перед ними. К сожалению, сегодня русская и польская молодежь мало что знает о них.
Если в XVII в. Польша вступила в стадию кризиса и саморазрушения, то Россия после «смутного времени» вступила в эпоху бурного развития. Москва стала одним из центров притяжения активных и талантливых людей со всего мира. Русские масштабы и перспективы реализации своих талантов привлекли в империю множество выдающихся личностей. «Сила русского притяжения» постоянно росла в XVIII—XIX вв. и первой половине XX.
В сфере русской гравитации оказалось множество выдающихся поляков, которые являются национальной гордостью России.
В пятой части монографии приводится краткая история Польского землячества в России с начала XVII в. Авторы доказывают, что никогда между русскими и поляками не существовало вражды, даже после кровавых событий «смутного времени» поляки пользовались уважением и охотно принимались в Московском княжестве. Польское землячество в Москве начала XVII в. было самым многочисленным. Поляки легко ассимилировались, принимали Православие, шло взаимное обогащение культур. Со времен образования Российской империи в Санкт-Петербурге сконцентрировались наиболее выдающиеся поляки — знаменитые ученые, политические деятели, архитекторы, художники, писатели, композиторы. На всем пространстве громадной империи, от Бреста до Сахалина, трудились польские инженеры, железнодорожники, рабочие.
Отдельно следует отметить русских генералов польского происхождения и имеющих шляхетские корни. В настоящее время существует миф о том, что поляки сражались исключительно на стороне Наполеона. Этот миф является предметом особой гордости современной польской шляхетской элиты. Однако миф остается только мифом. На стороне Российской империи сражалось множество генералов, офицеров, воинов рядового состава, имеющих польские корни. Они являлись гражданами России, многие уже не в одном поколении. Все они были патриотами России, сочетали лучшие качества польского и русского народа. Польская ответственность к порученному делу, добросовестность, скрупулезность в выполнении поставленной задачи сочетались с русской сметливостью, волей, упорством и последовательностью в достижении цели. Все эти качества многократно усиливались отчаянной храбростью, которой отличались как поляки, так и русские.
Если в армии Наполеона польские генералы играли весьма незначительную роль, то в русской армии по численности они уступали только русским генералам, а по полководческому таланту многократно превосходили своих соплеменников во французской армии. Поляки внесли выдающийся вклад в разгром Наполеона, это один из фактов, который авторы хотят донести до своих читателей.
Также авторы напоминают о том, что множество поляков, от рядового и младшего офицерского состава до генеральского корпуса, являются глубоко почитаемыми национальными героями России. Везде и во все времена, где ковались победы Российской империи и СССР, поляки сражались плечом к плечу с русскими, и этот факт невозможно опровергнуть.
1 Бжезинский 3. Россия рискует превратиться в пустое пространство. URL: http://kp.rU/daily/24190.4/397290/ (дата обращения: 30.10.2010).
2 В. Путин призывает Польшу прекратить вечное «сведение счетов». 7 апреля — РИА Новости. URL: http://www.rian.ru/world/20100407/219078591. html (дата обращения: 30.10.2010).
3 Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы в российско-польских отношениях: Научное издание / Под общей редакцией А.В. Торкунова, А.Д. Ротфельда. Отв. ред. A.M. Мылыгин, М.М. Наринский. — М.: Аспект Пресс, 2010. — 823 с.
4 Там же. С. 2.
5 В тексте не указано, каких именно наук.
6 Игнатий Богоносец, Игнатий Антиохийский (греч. Іуѵатюс; о Ѳеофорос;, t 20 декабря 107, Рим) — священномученик Древней Церкви. Сведения о Игнатии содержатся в Церковной истории Евсевия Кесарийского (IV). Согласно Евсевию, Игнатий был сослан в Рим, где пострадал за Христа в период правления римского императора Траяна (98—117), будучи брошен львам на арене.
7 Белые пятна — черные пятна: Сложные вопросы. С. 14.
8 См.: Там же. С. 706.
9 Там же. С. 709.
10 Лимитроф (от лат. limitrophus — пограничный: limes граница + trophos питающий) — пограничные области Римской империи, которые должны были содержать войска, стоявшие на границе. В 20—30-х гг. XX в. — общее название государств, образовавшихся на западных окраинах бывшей Российской империи после 1917 г. Это — Латвия, Литва, Эстония, Польша и Финляндия. Одно из понятий в современной геополитике, обозначающее формально независимое государство, но фактически с ограниченной политической субъектностью.
11 India between two fires II Nineteenth Century, 1893.
12 Санитарный кордон. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki.
13 Корявцев П. Прибалтийский гамбит. — СПб., 2005.
14 Суздальцев А. Манифест лимитрофной политики. — Expertbyorg, 2007.
15 От лат. magnatus — большой человек, magnatis — знатный человек. В Речи Посполитой — вельможи, духовные и светские сенаторы или государственные советники (радные паны) и знатнейшее дворянство.
16 Польск. szlachta от древневерхненемецкого slahta — род, порода, шляхта — рыцарство, низшая группа светских феодалов.
17 КеневичЯ. Карьера или измена II Логос. Философско-литературный журнал. Варшава, 2005. № 6 (51). — С. 272—274.
18 Бельведер — Бельведерский дворец, построенный в Варшаве в 1822 г. архитектором Я. Кубицким по поручению и на средства русского правительства. С 1918 г. — государственная резиденция.
19 Матерский В. 1920—1930 годы в истории советско-польских отношений II Белые пятна — черные пятна: Сложные вопрос. — С. 120.