Главы из книги С.Н.Бухарина и Н.М.Ракитянского "Россия и Польша - опыт политико-психологического исследования Феномена лимитрофизации".
ЧАСТЬ I Феномен и категория лимитрофа в контексте политико-психологического исследования
Глава 2 Сарматизм — ментальная основа шляхетской республики Речи Посполитой
Разделы: 2.1. Феномен и понятие сарматизма; 2.2. Развитие понятия сарматизма; 2.3. Польское католичество и сарматизм.
Возвышение Польши началось после победы над крестоносцами в Грюнвальдской битве 15 июля 1410 г. Тогда состоялось одно из самых великих сражений средневековья — между войском Тевтонского ордена и союзным войском Королевства Польского и Великого княжества Литовского, Жемайтского и Русского. Войско, возглавляемое поляками, было многонациональным. Его основу при этой битве составляло польское рыцарство. Всего в коронной, польской, армии была 51 хоругвь: 2 королевские, 3 князей Мазовецких, 17 земских, 26 сформированных духовными и светскими феодалами, 3 хоругви наемников. В составе войска сражались также 4 литовских полка и 28 полков с ныне белорусских земель. Были в войске хоругви и из других мест — Киева, Молдавии, и татарские отряды мирзы Джалал-ад-Дзина. Так, в объединенном войске было семь украинских хоругвей и хоругви чешских наемников. Грюнвальдская победа положила конец двухсотлетней тевтонской экспансии на восток Европы и определила начало интенсивного политического развития польского государства1.
После Грюнвальда примерно столетие вызревала идея сарматизма, принятием которой польское общество формировало свой менталитет и такие его аспекты, как политическое и историческое самосознание, демонстрируя его окружающему миру. Тем самым оно заявляло о своем особом месте в системе европейских народов. Действительно, в связи с ослаблением Чехии и катастрофой Венгрии2 именно к Польше в середине XVI в. переходит роль сильнейшего государства Центральной Европы, игравшего значительную роль в сопротивлении Османской империи и проводившего активную восточную политику.
2.1. Феномен и понятие сарматизма
Впервые о сарматизме завел речь польский историк, дипломат и крупный католический иерарх Ян Длугош (1415— 1480). Он утверждал в польском обществе чувство гордости своим историческим прошлым и государственный патриотизм. Закрепил понятие сарматизма как отражение этноисто-рической специфики польского менталитета астролог Мацей (Матвей) Карпига из Мехова (1457—1523). Широкую известность получил его трактат «О двух Сарматиях» (1517). Этот труд стал главным источником сведений о Польше и Восточной Европе на Западе. О его значении в формировании национального польского менталитета свидетельствует тот факт, что он выдержал 14 изданий в XVI в.
М. Карпига a priori, то есть догматически3 утверждал «славное происхождение» поляков от народа древности — «сарматов», в то же время дистанцируясь от «варварского» мира «азиатской Скифии». Идеи астролога развивал историк и дипломат, доктор права и непримиримый враг протестантизма Марцин Кромер (1512—1589) в труде «О происхождении и деяниях поляков, в 30 книгах» (1555).
Под воздействием своих идеологов поляки приходили к осознанию себя не только носителями, но и проводниками цивилизации в пограничье культурного и варварского миров. Проникаясь модным в Европе XV в. поиском исторических корней, увлеченно проецируя себя в далекое прошлое, интеллектуалы шляхетского сословия пытались доказать, что они являются потомками свободного, кочевого и вольнолюбивого народа — сарматов4.
Этот народ был известен по произведениям Геродота, Мацеллина, Птолемея, Страбона, Тацита и других античных авторов. Со временем своеобразное развитие исторического самосознания привело поляков к утверждению того, что они — «народ, который своей древностью не уступит наиблагороднейшему народу»5.
Сарматизм как доминантная тенденция самосознания польских элит формировался в эпоху позднего Ренессанса на рубеже XVI—XVII вв. в шляхетской среде на почве особого политико-правового статуса дворянского сословия в обществе и государстве. Основополагающим положением сарматизма стал постулат об особом происхождении польского народа, под которым, подчеркнем, понималось только дворянство.
В отличие от других стран центральноевропейского региона, где в этот период развивались буржуазно-капиталистические отношения, в Польше происходило дальнейшее укрепление и консервация феодально-крепостнических порядков. На начальном этапе это привело к подъему экономики, развитию роста городов, активизации торговли, а также — к стремительному и небывалому по масштабам обогащению шляхты6.
Радомская конституция 1505 г. с принципом «nihil поѵі» (лат. ничего нового) гарантировала неприкосновенность всех обретенных привилегий в управлении государством и в ограничении прав короля. Это особое положение отразилось в представлении о «золотом веке», «золотой вольнице». «Шляхетская демократия», таким образом, представляла собой власть в государстве только одного — дворянского — сословия. Его главенство определялось не только особым правовым статусом, но и большой численностью. Доминирование шляхты отразилось и на возвышении ее политического статуса, что побуждало к поиску и утверждению его идеологического обоснования.
Еще на начальном этапе формирования шляхетской догматической доктрины сарматизма преобладал мотив не общности, а этнической и сословной исключительности, который a priori предполагал, что у шляхты особые этнические корни — сарматские, а не славянские, как у « хлопов» и «быдла». Поскольку власть в Речи Посполитой (буквально — республике) принадлежала шляхте, своевольно ограничившей в правах короля и другие сословия, это получило выражение в представлении о дворянстве как о политическом народе — демосе. Период генезиса сарматской идеологии был временем формирования своеобразных корпоративных представлений о демократии как демократии только для избранных. Польская шляхта провозглашала себя наследницей традиций античного демократизма так, как она его понимала, что, впрочем, не вступало в противоречие с обязательством сохранения принадлежности к католицизму7.
В XVII в. сарматизм в целом был принят шляхтой в качестве основы ее сословно-корпоративной идеологии и определил уникальный характер польской знати и ее политический статус в век абсолютизма в Западной Европе. Под сарма-тизмом стали понимать совокупность присущих польскому шляхетскому сословию особенностей менталитета, которые проявлялись в мировоззрении, образе и стиле жизни, в быту, определенном типе культуры и политического поведения. В качестве приметы времени можно привести тот факт, что в поиске исторических корней шляхтичи начали выводить свои родословные от древних сарматов, живших во II столетии в причерноморских степях8. Без сарматских корней шляхтич считался ненастоящим9.
Речь Посполитая изначально была полиэтническим государством, в котором господство принадлежало не только феодалам польским, но и литовским и других народов. Постепенно идея сарматизма получила распространение в Литве, в Беларуси, а также на украинских землях. Образовался даже своеобразный украинский сарматизм10. И там местные феодалы, по примеру польского «старшего брата», как могли, демонстрировали аристократический анархизм и свое неприятие «песьей крови».
С самого начала своего становления сарматизм как архаичная форма самоидентификации утверждался и как своего рода социальный расизм, что, впрочем, вполне вписывалось в европейские традиции сословной и национальной нетерпимости того времени с той лишь разницей, что Европа была устремлена в будущее.
Ментальному экспансионизму сарматизма не удалось преодолеть границ Польши, Литвы и Украины, так как, будучи явлением по сути своей ретроградным, этноцентрическим и враждебным России, он не мог рассчитывать на успехи в ее пределах даже при том, что Россия смотрела на Европу в XVII в. через «польское окно». Интересно, что для Петра I сарматизм оказался неприемлем еще и потому, что противопоставлял себя европеизму. С середины XVII в. Запад все больше расценивал Речь Посполитую как восточную страну, и Петр это хорошо знал. В его глазах сарматизм и «старомо-сковство» подобны и одинаково отсталы. В правленных собственноручно Петром набросках к истории его царствования, в перечне культурных реформ 1699 г. под номером 7-м значится: «Тогда же за благо разсудил старинное платье роси-ское (которое было наподобие полского платья) отменить, а повелел всем своим подданным носить по обычаю европских христианских государств»12. Заимствуя «обычай европских христианских государств», Петр исключал из этого «обычая» Польшу, — следовательно, и сарматизм.
Академик A.M. Панченко писал о том, что поляки в первую очередь объявили себя «хранителями мифических сарматских добродетелей. Сармату приличествует быть рыцарем и воином, хорошим сельским хозяином (с некоторыми неостоическими чертами), человеком с образованием и с интересом к миру. Таковы идеологемы раннего, если не героического, то, во всяком случае, плодотворного периода сарматизма. Видимо, не случайно ему сопутствовали самые крупные государственные успехи Речи Посполитой...
Мессианизм и мегаломания достигла предела: РечьПоспо-литая стала трактоваться как некое идеальное пространство — государственное («золотая свобода»), конфессиональное (католицизм), национальное (избранный народ). Это — крепость, призванная обороняться от язычников, то есть татар и турок, от схизматиков, то есть москалей и украинских и запорожских казаков, от протестантов — Швеции и Бранденбурга. В эту пору сарматизм препятствует реальной оценке национальной ситуации. Если она ухудшается, то, якобы, лишь потому, что Речи Посполитой предназначена роль невинной жертвы (притом в литературе нередки уподобления страстям Христовым)»13. После разделов польский мессионизм постоянно твердил, что «Польша страдает за грехи всего человечества».
Сарматизм как идеология шляхетской, а в последней трети XVI в. — и магнатской Речи Посполитой предопределил ментальные особенности польской знати в отличие от западноевропейской аристократии. Шляхта, «огонь и железо вольного рыцарства», была сословием воюющих господ. Архаичная и незамысловатая сарматская этика предписывала свод насколько жестких, настолько и нелепых установок. Так, истинный шляхтич предпочтет у мереть с голода, но не опозорит себя физическим трудом, он дистанцирован от «быдла», отличается «гонором» и демонстративной храбростью. При этом христианское братолюбие, смирение и аскетизм в реальной жизни им были неведомы.
После подписания в 1569 г. Люблинской унии между Польшей и Великим княжеством Литовским с принадлежавшими ему западными и южными русскими землями Речь По-сполитая стала третьей по размеру и четвертой по населению страной, одним из богатейших государств континента.
В XVI—XVII вв. Польша является одной из ведущих держав Европы. Историк Н.И. Бухарин утверждает, что тогда на ее долю выпала задача объединения славянского мира и создания противовеса Османской империи14. По мнению автора, Литва, в отличие от Польши, до соединения в Люблинской унии 1569 г., имела шансы объединить православно-славянский мир и выполнить ту миссию, которую отчасти впоследствии выполнила Российская империя.
Именно шляхетская политическая элита как носитель сарматской идеи избранности и «католицкой» догматически-репрессивной, тоталитарной нетерпимости не только сорвала этот объединительный проект, но и в последующем предопределила крах своей государственности.
Сигизмунд II Август (1520—1572), действуя в духе мессианской самоуверенности, сломил сопротивление элит Великого княжества Литовского, утвердил сарматско-католическое и политическое доминирование Польши, добившись при этом передачи Королевству Польскому Волыни, Подолья, Подля-шья и украинских земель, принадлежавших Великому княжеству Литовскому.
XVII в. становится переходным этапом, когда, несмотря на явные черты кризиса, государство еще сохраняло свою целостность и способность к развитию. Но с середины века дезинтеграционные процессы, которые раскручивал маховик сарматской доктрины, набирают негативную инерцию и становятся необратимыми, осложнившись внешнеполитическими поражениями и последствиями тяжелых войн, ведущихся на территории Речи Посполитой, — продолжаются войны с турками, крымскими татарами, шведами, русскими. Как реакция на сарматское высокомерие и жестокую полонизацию вспыхивают многочисленные казацкие восстания. Левобережная Украина отходит к Московскому государству. Все это приводит к экономическому упадку и усилению дестабилизации в сарматской «республике»15.
В XVIII в. во внутренние дела Польши все более активно вмешиваются соседние державы, заинтересованные в слабой Речи Посполитой. Большинство робких попыток преобразовать и усовершенствовать государственный строй или сводились к шлифовке ретроградной системы, или не достигали своих целей. Польша становится протекторатом Австрии, Пруссии и России.
Польское государство с его идеей сарматско-шляхетской демократии не выдержало испытания суровой политической реальностью. На завершающем этапе Северной войны (1700—1721) свое слово сказал Петр I. По иронии судьбы и условиям мирного договора имперская Россия стала гарантом государственного строя шляхетской демократии, а также обывательских прав, вольностей и прочих «гражданских прав и свобод».
Сейм 1717 г. принял рекомендации русских властей при полном безмолвии присутствовавших. Численность войск Речи Посполитой была ограничена 24 тысячами человек, что больше подходило для дворцовых парадов. Австрия и Пруссия имели примерно по 100 тысяч, Россия — около 300 тысяч16. Сторонникам обновленческих реформ, активных политических действий указали на их место.
2.2. Развитие понятия сарматизма
Содержание понятия «сарматизм» менялось в польском обществе на протяжении нескольких веков. Вначале его смысл сводился к определению старинного польского образа жизни и национального характера. Во второй половине XVIII в. под «сарматизмом», «сарматскостью» подразумевалась совокупность определенного типа внешности и поведенческих сте-реотипов. В эпоху Просвещения в языке польской знати и аристократии это определение уже носило негативный оттенок, противопоставляя изысканной утонченности салонов грубоватость и простоту «старой шляхты». По представлениям новой эпохи оно отражало негативные черты, противоположные идеалу просвещенного либерального гражданина: религиозный фанатизм, суеверие, приверженность старым обычаям и порядкам, традиционализм и ксенофобию17.
Позже социально-негативный характер понятия уступил место национально-патриотическому содержанию. Так, в период Четырехлетнего сейма (1788—1792) становится особенно популярным образ «просвещенного сармата». Под ним понимался истинный патриот, образованный человек, воспринявший идеи философов-просветителей и одновременно уважающий старинные польские обычаи. В среде польской знати мода на французское платье и ношение шпаги сменилась актуальностью шляхетского кунтуша и польской сабли18.
Во второй половине XIX в. типичный представитель сарматизма — доблестный благородный рыцарь-шляхтич. В конце XIX столетия «сарматизмом» стали называться старинные польские обычаи, шляхетское помещичье гостеприимство, простота, открытость, широта и щедрость, прямота и правдолюбие — словом, все те черты, которые считаются присущими польскому народу и славянам.
В 20—30-е гг. XX в. сарматизм означал нравы, обычаи и представления польского дворянства — эпохи господства шляхетской демократии. Носителем совокупных черт, определяемых как «сарматские», был, прежде всего, шляхтич — польский дворянин19.
Исторически идеология сарматизма отражалась не только в понятиях, но и в особых манерах, «восточном» стиле парадной одежды (жупан) и т. д., а также в искусстве — в соответствующем стиле изображения польского дворянина, что получило название «сарматский портрет». На протяжении XVII и XVIII вв. польские аристократы желали, чтобы художники изображали их «сарматами». В первой половине XVIII в. «сарматский костюм» шляхтичей и магнатов был очень похож на костюм турецкий, не считая влияний московских, татарских, персидских и венгерских, притом восточная мода становилась преобладающей20. Основными занятиями блюстителей «сарматских традиций» были: война, охота, полонез. Развит был галантный обычай целования женской руки.
Сарматизм возвышенно и романтически воспевался поэтами и писателями, в частности, в произведениях Вацлава Потоцкого (1621—1696), Яна Кристофа Пасека (ум. ок. 1705 г.), Анжея Збылитовського (конец XVI и начало XVII в.) и Иеронима Морштина. В XIX в. «сарматский стиль» Речи Посполитой был красочно описан Генриком Сенкевичем (1846—1916) в эпической трилогии «Огнем и мечом», «Потоп» и «Пан Володыевский».
2.3. Польское католичество и сарматизм
Феномен польского национального менталитета, как и любого другого, объясняется культурно-историческим и, в конечном счете, — религиозным происхождением22. Поляки или ранее ляхи (Polen, Lechen) — это общее имя для славян, живших по Висле, Мазурским озерам, около Полоцка с X в. Польские земли тех лет находились в тесной политической связи с Моравией и христианство получили из рук последней. Польского герцога Мечислава (Mieczislaw, 964—992) расположила к христианству его супруга, богемская прицесса Дом-бровка (в 965 г). Он был крещен в 966 г. вместе со многими знатными лицами. В 968 г. основано епископство в Познани. Принято считать, что примерно с этого момента Польша приняла христианство. Много потрудился над христианизацией своего народа Болеслав I Храбрый (992—1025), которому помогал немецкий Император Оттон III23. Вся последующая история формирования и развития менталитета польской нации обусловлена исповеданием католичества. Но здесь важно заметить, что сарматизм зарождался в период, когда в Европе нарастали секулярные тенденции, и польским элитам не удалось избегнуть их влияния.
По мнению М.В. Лескинен, сарматская утопия могла возникнуть, когда одной религиозной идеологии стало уже недостаточно. Ее следовало обогатить и дополнить комплексом новых светских значений, но таких, которые не выпадали бы из сакрального круга католической культуры. Ими стали значения сарматского мифа24. Со временем идея сарматизма, сам «сарматский дух» начинает формировать своеобразие польского католицизма, что определялось начавшимися в Европе в эпоху Возрождения процессами утверждения национального принципа. Стремление каждой нации выбрать свой путь, соответствующий ее духу, языку и религии, оказало влияние на все стороны ее жизни и не обошло национальных форм духовности. Поэтому мы реально констатируем в недавнем прошлом испанскую духовность, итальянскую духовность и французскую духовность — формы духовности, тождественные в своей католической основе, однако по-разному осмысленные и воплощенные25.
Польша в этом процессе не была исключением. Часто в литературе используется термин «сарматский католицизм», особенностью которого стало то обстоятельство, что религиозные проповеди, литература, изобразительное искусство, быт, вся жизнь наполнялись легендами и мифами о героических свершениях сарматского народа. «Всюду в них старосты, гетманы, епископы, Речь Посполитая... Христос, апостолы, святые... изъясняются стилем и языком шляхты... всякая война носит название посполитого рушения; там Спаситель проводит элекционный сейм для избрания на престол небесный»26. По религиозным представлениям поляков того времени, вся мировая история происходила в Польше, Голгофа существовала в Кракове, Богородица и святые облекались в польские одежды, потому что жили на польских землях. Более того, культ польского героя, богатыря-сармата, столь активно использовался Церковью, особенно в периоды кровопролитных войн, что зачастую превосходил по значимости древних ветхозаветных пророков и святых27.
Вместе с тем религиозный аспект в идеологии сарматизма выражался неоднозначно. С одной стороны, принадлежность к католическому вероисповеданию являлась системообразующим фактором ментализации и этнополитической самоидентификации, а с другой — исполнение святого долга защиты истинной веры вменялось сармату в христианскую обязанность. При этом идеи сословной солидарности носили декларативный характер. Так, богатый и потому располагающий частным войском шляхтич мог отобрать собственность, любимую женщину, даже дочь у менее богатого. Решение суда, предъявленное в таком случае обидчику, означало лишь то, что ему объявлялась война, поскольку тот был командиром частного вооруженного формирования.
Польская церковь, безусловно, играла значительную роль в сарматской сословной консолидации. Но ничуть не меньшее место в системе идей сарматизма играли мифологические представления, не являющиеся в чистом виде христианскими, а также нерелигиозные идеалы — личностные и гражданские28. По словам Z. Kuchowicz, «поляков объединяла не столько общая вера, сколько обычаи, связанные в ней»29.
Сарматский миф если не заслонил, то вобрал в себя религиозную идеологию и подчинил ее себе. Проговаривая известный тезис: «кто не католик, тот не поляк», — миф устремлялся в светскую сферу культуры. Черты же истинной религиозности, связанные с католической традицией и обрядностью, воплотились впоследствии в национальном мифе в образе сармата. Это и объясняет то, что национальному сарматскому мифу в определенном смысле чужды утонченные формы искусства высокого барокко и философия католических мыслителей. Он тяготеет к простым и ясным, «низовым» способам выражения. Религиозное переживание, наполняющее полонизированную сарматом католическую веру, связано, прежде всего, с данью традиции, где не последнее место занимала традиция польского католического персонализма30. Именно польский сарматско-католический персонализм явился важным фактором развития сословно-корпоративного эгоизма, сформировавшего и запустившего механизм саморазрушения государства.
1 Керрер Н. Этнические стереотипы в польском национальном сознании XIII—XIV веков (по данным Великопольской хроники). URL: http://www.pol-ska.ru/polska/historia/hist_stereotyp.html.
2 Победа турок в Мохачской битве. Сражение, произошедшее у города Мохач в южной Венгрии 29 августа 1526 г., в котором Османская империя нанесла сокрушительное поражение объединенному дворянскому венгро-чешско-хорватскому войску. Порта заняла Среднедунайскую равнину, включив в свои владения самое сердце Европы, которое турки планировали превратить в плацдарм для покорения новых территорий и дальнейшего распространения ислама.
3 Догма от др.-греч. боууаЩш — «мнение», «общее убеждение», «постановление», «утверждение».
4 Сарматы (греч. lap/jarai, лат. Sarmatae), также савроматы, — общее название кочевых скотоводческих ираноязычных племен (аланы, роксоланы, языги и др.), расселившихся в III в. до н. э. — IV в. н. э. в степях от Тобола на востоке до Дуная на западе (Сарматия).
5 История культуры стран Западной Европы в эпоху Возрождения (под. ред. Брагиной Л.М.). — М.: Высшая школа, 1999.
6 ГІескинен М.В. Образ сармата в истории: На пути формирования национального самосознания народов Речи Посполитой во второй половине XVI — первой половине XVII вв.: Автореф. дисс. канд. ист. наук. — М.: Институт Славяноведения РАН, 1998.
7 Лескинен М.В. Мифы и образы сарматизма. Истоки национальной идеологии Речи Посполитой. — М.: Институт славяноведения РАН, 2002. — С. 165.
8 URL: http://akimboyko.in.ua/2008/10/terra_heroica_2008_age_of_sarmatizm/.
9 URL: http://pias.by/ist/rod/giava1.php.
10 URL: http://www.ukrhistory.narod.ru/texts/kresin-2.htm/.
12 Воскресенский Н.А. Законодательные акты Петра I. — М.; Л., 1945. Т. 1, —С. 116.
13 Панченко A.M. Петр I и славянская идея // Русская литература. 1988. №3, —С. 146—152.
14 Бухарин Н.И. Российско-польские отношения в XIX — первой половине XX вв. // Вопросы истории. 2007. № 7. — С. 3.
15 Лескинен М.В. Мифы и образы сарматизма. — С. 15.
16 Bardach J., Lenodorski В., Pietrzak М. Historia ustroju i prawa polskiego. Warszawa, I994. S. 232.
17 Софронова ПЛ. Сарматизм в полькой драматургии эпохи Просвещения // Формирование национальных культур в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. — М., 1977. — С. 151—153.
18 Pelc J. Baroc — epoka przeciwienstw. Warszawa, 1993. S. 210—212.
19 Лескинен М.В. Указ. соч. С. 19.
20 Мал/cows/c/I Orient wpolskiejkulturzeartystycznej. Wroclaw, 1959. S. 195— 210.
22 РакитянскийН.М. Феномен англо-американской ментальной экспансии// Информационные войны. 2009. № 4.
23 Поснов М.Э. История Христианской Церкви. Ч. II. Период вселенских соборов. Гл. I. Распространение христианства. Христианство в Польше . URL: http://lib.eparhia-saratov.ru/books/15p/posnov/history3/100.html.
24 Лескинен М.В. Указ. соч. С. 171.
25 Омэнн Дж. Христианская духовность в католической традиции. URL: http://www.krotov.info/history/00/omen/omen_08.html.
26 Mankowski Т. Указ. соч.
27 Angyal Е. Swiat slowianskiego Baroku II Пер. с венг. на польск. Warszawa, 1972.
28 ГІескинен М.В. Указ. соч. С. 80, 21—23.
29 Kuchowicz Zb. Obyczaje staropolskie. Warszawa, 1985. S. 131.
30 Бухарин Н.И. Указ. соч. С. 3.
Предыдущие главы из книги С.Н.Бухарина и Н.М.Ракитянского
"Россия и Польша - опыт политико-психологического исследования Феномена лимитрофизации".