27.   Православная обрядность в униатской церкви (часть I)

Два с половиной столетия существовала на белорусской земле т.н. церковная уния. Началась она подписанием соглашения с Римской церковью на униатском Брестском соборе в 1596 г. Одновременно в Бресте состоялся православный церковный собор, отвергнувший унию. Единая прежде право­славная Киевская митрополия (куда входи­ли белорусские земли) разделилась на две: православную и униатскую (см. Воскресе­ние, 2004 г., № 11,12 и след.). За счет обра­щения православных в унию при помощи различных льгот и насильственных мер Уни­атская церковь росла. К концу правления короля Сигизмунда III (|1632) в унию было обращено около 2 млн. западно-руссов, почти половина всего русского населения Речи Посполитой. В конце XVIII в. до 80% сельских жителей уже были униатами.
Важнейшим условием Брестской унии было сохранение униатами православной веры и обрядов. Но как могло соблюдать­ся это условие, когда еще накануне унии известный проповедник латинства, легат Антоний Поссевин, в своей переписке с папой Григорием XIII в 1582-1583 г. по воп­росу обращения русских замечал, что не­обходимо оказывать глубокое почтение к русским святым, иконам, постам и обря­дам, но делать это надо только в первое время, чтобы потом можно было постепенно преодолевать различие в обрядах, распро­страняя в унии обряд латинский. Как могло соблюдаться это условие, когда другой из­вестный идеолог унии иезуит Петр Скарга в своем сочинении «О единстве Церкви под единым пастырем» (1577 г.) среди 19 «заб­луждений» в русском «набоженстве» назвал: квасной хлеб для Евхаристии, освящение даров молитвой священника (а не произ­несением слов Христа «сие есть тело Мое», «сия есть кровь Моя»), хранение Святых Даров для причащения больных в течение целого года (мол, как могут они не испор­титься?), совершение таинства Миропома­зания священниками (у католиков соответ­ственно конфирмация — «бежмоване» только епископом).
«Мы позволяем и разрешаем им (униа­там) все священные обряды и церемонии, какие употребляют они при совершении божественных служб и святейшей литур­гии [...], если только эти обряды и церемо­нии не противны истине и учению католи­ческой веры», — утвердил в своем особом постановлении папа Климент VIII об унии русских епископов с Римской церковью в 1596 г. Последнее условие в свете замеча­ний Петра Скарги могло трактоваться до­вольно широко. Другим условием Брестс­кой унии было запрещение перехода из ка­толичества греческого обряда (унии) в ка­толичество латинского обряда. И римские папы время от времени как будто подтвер­ждали эти условия. Но на деле нарушалось и то, и другое. Причина была одна — внут­ренняя слабость Униатской церкви. Право­славные дворяне, поставленные перед ди­леммой «вера отцов или сословные приви­легии», делая свой выбор, предпочитали переходить из Православия, минуя унию, в чистое латинство (см. Воскресение №7). Но имел место и обратный процесс: католи­ческие духовные переходили в униатский монашеский орден (базилианский), и этот орден, со временем занявший лидирующее место в унии, проводил ее латинизацию.
Внутренняя слабость Униатской церкви была обусловлена притоком в ее ряды лю­дей самых недостойных, корыстолюбивых, равнодушных к истинной религиозности. Прежняя западно-русская жизнь была пол­на своих недостатков: епископы боролись с братствами, священники огрубели, кти­торы господствовали над своими храмами, простой народ погрязал в невежестве и суевериях. Но пропаганда унии, которая прозвучала в устах иезуитских проповедни­ков, обличавших Восточную Церковь в ее недостатках (действительных и мнимых), встряхнула церковный организм, обратила взгляд на самих себя, заставила работать мысль. Западно-Русская Церковь постепен­но начинает выходить из состояния нрав­ственного упадка, приводит в порядок свое богослужение, заводит школы, вступает в тяжелую борьбу за попираемые права. Кто ж идет в унию? Тот, кто равнодушен к Пра­вославию, кто ищет новых почестей и дол­жностей, кто боится ответственности за свои худые поступки. «Все нечистое, сквер­ное, что только было в Православии, — пи­шет историк церковной унии Ю. Крачковский, — ринулось теперь в унию. Разбирать было некогда; требовалось принимать все, только бы составить какую-нибудь Униатс­кую церковь: и вся эта грязь всплывала теперь наверх, занимала высшие места, украшалась титулами власти». Уния, едва появившись на свет, стала разлагаться изнутри. Необходимо было предпринять исправление нравов униатского духовенства.
Нужная сила явилась в лице монашеско­го Базилианского (св. Василия Великого) униатского ордена в 1617г. Несколько ра­нее, в 1613 г., папа издал разрешение пе­рехода духовных лиц латинского обряда в со­став униатского монашества. Новое мона­шество должно было заменить неисправи­мое и разгульное монашество старое. Ус­тав этого ордена, написанный по образцу уставов католических духовных орденов, в особенности иезуитов, должен был воспи­тывать примерного христианина, который бы прилежно выполнял все необходимое для спасения ближнего. Из базилиан должны были получиться преподаватели, проповед­ники, духовники, кандидаты на иерархичес­кие степени. Однако старые беспорядки да­вали о себе знать: в постановлениях базилианских конгрегаций (съездов) находятся частые запреты и угрозы не есть мяса, не употреблять горячительных напитков. При­вычные слабости были настолько неиспра­вимы, что им решено было сделать уступки. В 1664 г. приняли разрешение на употреб­ление базилианами мясной пищи три раза в неделю (воскресенье, понедельник, втор­ник) плюс два кубка крепкого пива. Это было явное отступление от монашеских правил св. Василия Великого, применяемых во всех православных монастырях востока.
Поступавшее в ряды базилиан римское духовенство зачастую не умело совершать службу по уставу на славянском языке и говорить проповеди на другом языке кроме польского или латинского. Поэтому конгре­гация 1636 г. постановила служить и гово­рить проповеди только по-русски. Русским языком тогда назывался и богослужебный церковнославянский, и народный западно­русский (на белорусских землях соотв. ста­робелорусский).
Уже в 1624 г. латинское духовенство во главе с иезуитами настаивало перед уни­атским митр. Вельямином Рутским, чтобы он прекратил совершение служб по гречес­кому обряду на славянском языке в собор­ном храме во Львове, а вместо этого ввел латинский обряд. Но униатский митрополит был не настолько доверчив, чтобы дать повод к ропоту в среде своей еще колеб­лющейся паствы. Вместе с тем, Рутский, потворствуя своему любимому детищу — базилианскому ордену, — размышлял о ме­рах исправления нравов и белого униатс­кого духовенства. В его планах было рас­пространение целибата, открытие униатс­кой семинарии в Минске. Но план основа­ния семинарии встретил противников в лице базилиан и иезуитов. В результате собран­ные на устройство семинарии средства (50 тыс. польских злотых) были посланы польскому войску, боровшемуся в то вре­мя с казаками.
Новый духовный униатский лидер — Базилинаский орден — стал активно забирать власть в свои руки. Под его руководством униатские храмы стали терять свой прежний православный облик. «Куда девались эти старинные монастырские образа, — спра­шивает в своей полемике с Саковичем митр. Петр Могила, — все в серебряных, позла­щенных окладах, и, по всей вероятности узнаешь, что они обращены на удовлетво­рение частных нужд и вместо них постав­лены в церкви полотняные итальянские ико­ны... посмотри и на Новогрудский монас­тырь... в монастырской церкви, которая счи­тается кафедральной митрополичьей, ты увидишь бумажные образа». Базилиане не только стремились подчинить себе все уни­атские монастыри, но и отстранить от вли­яния на ход церковных дел белое униатс­кое духовенство. Так было положено нача­ло той внутренней борьбе, которая приве­ла к разрушению и совершенному упразд­нению самой Униатской церкви.

«Воскресение», № 12 (77), 2005 г.