Монография С.Н. Бухарина и Н.М. Ракитянского «Россия и Польша» и рецензия на неё проф. Ханны Ковальска-Стус.

 С началом военной операции Российской Федерации на Украине, которая, по сути, стала вынужденным ответом на, фактическую объявленную перед этим ей, и союзной Республике Беларусь, войну со стороны «коллективного Запада», в виде целого комплекса удушающих экономических санкций, сопровождаемых массированными информационными атаками, проект «Западная Русь» стал размещать исторические материалы со смысловой привязкой к происходящим событиям, поскольку многие противоречия, приведшие к сегодняшнему кризису корнями уходят в прошлое.

Польша всегда воспринимала Украину и все что там происходит очень близко, поскольку украинские земли (Кресы Всходни) составляли почти половину территории Речи Посполитой и основу ее богатства. И сейчас, как считает большинство польских политиков, появился реальный шанс возрождения Речи Посполитой в виде империи от моря до моря, посредством включения или присоединения в той или иной форме всей или части Украины. Об этих настроениях и исторических параллелях мы уже говорили в наших публикациях «Поляки на Востоке. История и современность»  и «Межэтнические отношения белорусов и поляков в условиях формирования новой государственной идентичности в 1921-1939 гг.».

Однако, для понимания мотивов столь авантюрных планов польской политики, и к чему это может привести, полезно разобраться в глубинных причинах таких решений, которые во многом определяются ментальностью народа, к которому принадлежат эти политики.

В 2011 году на нашем сайте была представлена фундаментальная работа двух российских специалистов в области политической психологии профессоров Н. Ракитянского и С. Бухарина «Россия и Польша. Опыт психологического исследования феномена лимитрофизации».

Эта книга вышла в 2011 году в издательстве Института русской цивилизации, и тогда мы имели право представить нашим читателям для ознакомления только несколько глав из нее.

Сегодня мы выкладываем в формате PDF. всю эту важную, довольно объемную, но легко читаемую книгу.

А также представляем вашему вниманию рецензию на эту книгу написанную Ханной Ковальска-Стус (Hanna Kowalska-Stus) - польским историком и профессором Ягеллонского университета в Кракове, что на наш взгляд особенно интересно.

Редакция "ЗР"

 

Открыть книгу в формате PDF

***

Рецензия на монографиЮ С.Н. Бухарина и Н.М. Ракитянского «Россия и Польша: Опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации. пособие для правящих элит лимитрофных государств» (Москва, 2011)

 

С. Бухарин и Н. Ракитянский поставили перед собой цель разработать этнопсихологический образ поляков, поэтому с самого начала сконцентрировали внимание на вопросе о сарматизме, как на явлении очень важном для культуры и истории Польши, основе формирующей польский менталитет.

Как утверждают авторы, на протяжении века, который последовал за победой под Грюнвальдом, начался период формулирования и созревания идеи сарматизма, являющейся основой менталитета поляков, активно воздействующей на политическое и историческое самосознание польского народа. Авторы перечисляют таких апологетов и интерпретаторов этой идеи, как Ян Длугош, Матвей Меховский или Мартин Кромер. Когда в Европе развивались, как они подчеркивают, буржуазнокапиталистические отношения, в Польше укреплялась позиция феодально-крепостнического порядка на основе особенного политико-правового статуса дворянства в обществе и государстве. Дворянская демократия со своим лозунгом nihil novi стала на самом деле властью только одного сословия. Господство дворянства способствовало повышению его политического статуса, что стало стимулом для поиска и консолидации идеологического фундамента такой ситуации. Авторы определяют сарматизм как догматическую доктрину, в которой уже в начальной стадии ее развития сословная исключительность превосходит идею сообщества. В XVII веке сарматизм являлся основной сословно-корпоративной идеологией дворянства. В связи с тем, что дворянство осуществляло власть в Речи Посполитой, ограничивая возможность принимать решения другим сословиям, у него создалось убеждение относительно самых себя как политической нации - demos.

Сарматская идеология создала представление о демократии как о системе управления исключительно для избранных. Под понятием сарматизма подразумевалась совокупность особенных черт менталитета. Авторы считают, что с самого начала сарматизм как архаичная форма самоидентификации, был своего рода социальным расизмом, являлся основой для польского мессианизма и мании величия. К Речи Посполитой стали относиться, как к идеальному государственному пространству, конфессиональному и национальному. Во время угрозы сарматская доктрина стала препятствием для реальной оценки ситуации. Возможность создания мощной многонациональной империи была утрачена польским дворянством, несмотря на то, что в XVIII и XIX вв. польский сарматизм эволюционировал в сторону просвещения и патриотизма. Этому способствовало, как утверждают авторы, навязывание сарматско-католического и политического господства Польши литовским элитам.

Авторы формулируют интересный тезис, заключающийся в том, что со временем сарматская доктрина начала определять специфику польского католицизма как проявление общеевропейских тенденций к поиску национальных ценностей. Тем не менее, это происходило уже в то время, когда Европа все больше тянулась в сторону секуляризации. Таким образом, сарматская доктрина не смогла полностью развиться в то время, когда религиозные ценности теряли свое значение, потому что ей пришлось бы расшириться на ряд светских значений, которые оставались бы в сфере священной католической культуры. Авторы упрекают польский католицизм в том, что он приписал сарматской культуре настолько большую роль, что на самом деле этот богатырь-сармат вытеснил культ святых и занял центральное место в религиозной жизни народа, при явном отсутствии определенности в выражении религиозного аспекта в сарматской идеологии.

Как подчеркивается авторами данной работы, именно Церковь в Польше играла чрезвычайно важную роль в процессе сарматской консолидации сословий. Однако на втором месте после влияния Церкви фигурировали мифологические представления, которые нельзя было назвать типичными для христианства. По словам Н. Ракитянского и С. Бухарина, сарматский миф, если не превзошел, то в большой степени захватил религиозную идею и подчинил ее себе. Черты подлинной религиозности, связанные с традицией и католическими обрядами, были включены в образ сармата. Польский сарматско-католический персонализм стал важным фактором в развитии сословно-корпоративного эгоизма, который стал катализатором процессов распада государства.

Одна из глав обсуждает важную в истории Польши тему статуса Королевства Польского. Авторы подчеркивают, что благодаря Александру I, оно получило самую либеральную Конституцию в Европе, что является доказательством автономии Польши. Выделение важности Конституции, Сейма, автономии финансов, армии, Церкви от царской власти, и т.д., является основой для критической оценки ноябрьского восстания. Поэтому авторы подчеркивают тот факт, что польские власти плохо управляли финансами, выделенными на армию (30 тыс.], во время экономического упадка. Они также выделяют изменение ситуации во время управления министра Друцкого-Любецкого, который способствовал развитию экономики и стабилизации финансов.

Авторы, описывая причины восстания, обращают внимание на то, что фактически Королевство Польское было независимым, а у поляков не было ни малейших предпосылок для антироссийских настроений. Следует отдать должное авторам - они опираются на источники и, очевидно, защищая политику Александра I, обращают внимание на важные аспекты истории Польши, хотя и редко присутствующие в польских учебниках, но правдивые. Это имеет большое значение для объективизации знаний о польско-российских отношениях.

Следующий вопрос, на который стоит здесь обратить внимание это глава, посвященная польской дипломатии 1930-х гг. XX века, во время министра Юзефа Бека. Авторы утверждают, что он действовал в пользу Гитлера и блокировал, постулированные Францией, Англией и Сталиным, антинемецкие союзы, которые могли свергнуть канцлера, когда не был еще так силен и не имел широкой поддержки у своих соотечественников. Свидетельством сотрудничества с немцами был совместный раздел Чехословакии, готовящийся поляками и немцами уже с 1935 года.

Часть IV, озаглавленная Поверженная Польша, обсуждает период Второй мировой войны и содержит ряд важных для польской идентичности тем. Среди прочих к ним относятся сентябрьское поражение, Катынский расстрел, Варшавское восстание, Волынская резня. Авторы объясняют, что удаленной причиной конфликтов на почве польско-украинских отношений была Брестская уния. Здесь не хватает более глубокого размышления о роли в этом процессе Сигизмунда III Вазы, который стремился к католицизации Москвы. Вторым фактором, отмеченным авторами, была политика Адама Чарторыйского как реформатора сферы образования. Эта реформа должна была привести к росту украинского сепаратизма благодаря раннему внушению враждебности к русским. (Авторы в то время не упоминают о политике австрийских властей, формирующей украинский сепаратизм, что демонстрирует последовательность соблюдения выбранного пути интерпретации]. Описанные события, по мнению авторов, исказили менталитет малорусских. В этом контексте авторы показывают поведение украинцев во время Второй мировой войны: поддержку украинского батальона Нахтигаль греко-католической иерархией, и отсутствие реакции духовенства на совершаемые преступления. Авторы утверждают, что семена ненависти были посеяны дворянством, и в 1940-е гг. XX века дали свой ядовитый урожай.

Авторы вспоминают также о резне немецких мирных граждан в Быдгоще и пригородах 3 сентября 1939 года в качестве примера жестокости поляков. В этой главе содержится подтверждение, выдвинутого в начале тезиса об отрицательных чертах психологии польского народа, сформированной сарматской культурой. Эта тема продолжается в следующей главе, посвященной погрому евреев в Едвабне и Кельцах. Авторы утверждают, что концентрируют свое внимание на психологии политики, так что, вспоминая определенные события, они надеются описать польскую ментальность.

Раздел книги, озаглавленный Еврейская полиция в Польше [14.5], затрагивает тему коллаборации группы евреев с немцами. Авторы уделяют также большое внимание коллаборации поляков: синей полиции, фольксдойче, полякам, служившим в вермахте, и даже участию польской промышленности в немецком вооружении (с. 724-725]. Задаваясь вопросом об источниках польского антисемитизма, они пытаются доказать, что он нес экономический и социальный характер (с. 752]. Они видят их также в нежелании еврейского общества ассимилироваться с принимающими его странами. Они утверждают, что в целях поддержания национального разнообразия, кагалу было на руку поддерживать состояние конфликта и ксенофобии. Культурный анализ непринятия другого, неизвестного приводит авторов к тезису, что у него были религиозные основы, что авторы подтверждают, приводя многие примеры. В этой главе содержится богатый материал цитируемых высказываний, статей и исследований, ставящий под сомнение исторические выводы, находящиеся в учебниках и общеизвестные политические правды о важных для психологии народа событиях.

Целью авторов было показать, каким образом, уже сформированный национальный характер влияет на создание истории, а так же, как историческое прошлое выборочно усваивается в соответствии со стандартами психологии народа. Авторы, несмотря на то, что ссылаются на факты, разрушающие положительный имидж поляков, обращаются к документам и источникам, которые ставят под сомнение принятую версию событий, мартирологию поляков. Они подчеркивают, что их задача не состояла в решении исторических сомнений, а в том, чтобы показать сложный контекст, в котором формировалась психология польского народа.

Польского читателя может возмутить отсутствие положительного имиджа поляков во время войны: рискующих собственной жизнью, помогая евреям, или героизма бойцов Армии Крайовой.

Неоспоримым преимуществом рецензированной публикации является поднятие исследователями сложных вопросов, связанных с польской культурой. Следует также подчеркнуть интересную исследовательскую перспективу, которая использует как методологию политологии, так и психологию. В связи с тем, что представленная книга будет служить представителям русских правящих элит в качестве пособия, облегчающего российско-польские отношения, она является интересным примером представления российской перспективы на польскую историю и национальный менталитет, которая должна помочь, согласно намерению авторов, улучшить понимание политиками влияния явлений, связанных с прошлым на современность.

Работа С. Бухарина и Н. Ракитянского является ценной также потому, что она показывает российскую точку зрения на черты польского национального характера, которые не позволили полякам построить сильное государство и поставили Польшу среди пограничных стран. Следует подчеркнуть также тот факт, что оценка польских национальных черт связана с другой иерархией ценностей, чем та, которая укоренилась в русской культуре.

Несмотря на то, что обсуждаемая книга часто ударяет по нашему историческому достоинству, ее необходимо изучать в связи с недооцененным пока ещё методом политической психологии. Стоит отметить что, хотя психология политики описывает те же самые области, что и классическая политология, или история, такие как: формы государственного правления, войны, этнические отношения, международные отношения, церковно-государственные отношения, геноцид, и т.д., то в обсуждаемой области авторы исследуют другой аспект. Цель состоится в том, чтобы уловить характерную реакцию народа, вынести на поверхность источники и элементы психологии, используемые для построения исторической и политической мифологии, того, что сегодня называется нарративом, или исторической политикой. Ясно также, что политика не может быть нейтральной областью против ценностей и мировоззрения. Интерпретатор придает исследованию элемент собственного мировоззрения.

Несмотря на эти ограничения, психологический аспект исследования политики, в частности, направленной на соседей, имеет большое значение. Так как авторы посвящают эту книгу в качестве пособия для правящих элит в приграничных странах, то целью является показать, как империя воспринимает страну, находящуюся на орбите ее политики, истории, культуры, религии. Эти области объединяют и заодно делят оба эти организма. Это определенным образом влияет на психологию обоих народов. Как видно из рецензированного исследования, Польша как пограничная зона является для России пространством чрезвычайно важным в связи с особенностью общих черт, таких как славянскость и христианство, а также цивилизационные различия.

Книга проф. Н. Ракитянского и С. Бухарина важна также в связи с тем, что она позволяет обеим сторонам - той, которая ведет исследование и той, которую исследуют, создать реестр расхождений в оценке и самооценке. Она побуждает пересмотреть интерпретацию исторических событий, приглашает написать аналогичное исследование по России с позиции польского мировоззрения и иерархии ценностей.

Ханна Ковальска-Стус (Hanna Kowalska-Stus)
– заведующая кафедрой русской культуры и теории культурных систем
Института России и Восточной Европы Ягеллонского университета (Краков, Польша),
доктор гуманитарных наук
.
Международные отношения / International Relations / № 4/2014