предыдущее - в начало главы - далее
3.5. О жизни и творчестве Я. Ф. Головацкого в освещении «Литовских Епархиальных ведомостей»
Биография Якова Федоровича Головацкого (17.10.1814, с. Чепели, Австрийская империя – 13.05.1888, Вильно, Российская империя) достаточно хорошо известна в научных кругах России, Украины и Беларуси. Краткие сведения о его жизни и деятельности помещены во многих капитальных энциклопедиях, а также в «Википедии». Будучи отражением тех или иных мировоззренческих и научных подходов к оценке роли этой замечательной личности, указанные публикации не всегда адекватно раскрывают даже главные вехи биографии Я. Ф. Головацкого. «Большая Советская энциклопедия», называя его украинским поэтом и фольклористом, осуждает его за «переход в лагерь реакции» [12]. «Энциклопедия истории Беларуси», относя его труды к украинской науке и литературе, положительно отзывается о его работе на посту председателя Виленской археографической комиссии, за значительный вклад в изучение духовных связей украинского и белорусского народов [165]. Славяноведческий библиографический словарь справедливо отдает должное Я. Ф. Головацкому за его искреннее стремление «разрешить вопрос билингвизма, исходя лишь из принципов древнерусского национального единства», а также за признание к концу жизни «одной русской народности и одной русской литературы» [106]. Что касается «Векипедии», то она, наоборот, подчеркивает «высокий вклад Я. Ф. Головацкого в развитие украинского языка и образования», но вместе с тем отмечает «губительность его перехода в 50-е гг. XIX века на позиции русофильства и негативное отношение к использованию украинского языка в литературе» [163].
Столь разительные расхождения в суждениях о Я. Ф. Головацком о его профессиональной, этноконфессиональной и общекультурной принадлежности требуют более углубленного изучения его биографии. Большие возможности открывает для этого печатный орган Литовско-Виленской епархии, журнал «Литовские епархиальные ведомости», который не только откликался на труды ученого-слависта, но и выразил свое искреннее соболезнование в связи с его кончиной. Уже в 19-ом номере журнала от 4 мая 1888 года его редакция поместила на страницах своего издания содержательный некролог, как дань уважения и скорби в связи с большой утратой, поразившей всю Русь: «1-го мая, после непродолжительной болезни воспаления легких, скончался на 74 году жизни знаменитый галицко-русский деятель и патриот Яков Федорович Головацкий… Родился он в Галиции, в с. Чепели Золочевского уезда от униатского священника Федора Ивановича и жены его Феклы Васильевны…» Разумеется, жанр некролога позволил редакции обозначить лишь главные вехи биографии Я. Ф. Головацкого, его заслуги перед наукой и развитием русского национального и общеславянского дела, однако в последующем краткая биография покойного дополнилась рядом деталей, значительно обогатившей ее. Из «слов» и «речей» при отпевании и похоронах известного деятеля становилось известно, что «род Головацких (по-польски Гловацких) происходил из города Николаева Стрыйского уезда. По семейному преданию Головацкие были дворянами из шляхты герба Прус. Прадед Якова был одним из сподвижников Богдана Хмельницкого. Дед его являлся бургомистром Николаева. У Ивана Головацкого было четыре сына: Василий, Иван, Федор (1782 г.) и Прокопий. Старший Василий в 1809 году переселился в Россию в Подолию, разбогател, купив богатое имение. Иван был священником. По стопам отца пошел и сын Дмитрий, который всю жизнь боролся за русское дело и права церкви (униатской). Отец Якова Федор был приходским священником в с. Чепели, а мать Фекла была дочерью соседнего священника Василия Якимовича. Всего у Федора Головацкого и Феклы было десять детей, трое из которых умерли в детстве. Федор Головацкий недолюбливал поляков, хорошо относился к России, но при этом оставался австрийским патриотом. Нянькой Якова была русская девочка, дочь казачки. В доме Головацких общение между старшими велось преимущественно на польском языке, но с детьми родители всегда говорили по-русски. В четыре года мать начала учить Якова чтению.
Как отмечалось в некрологе, на 6-м году (в 1820 году) отец отвез Якова в школу в Львов, где тогла уже учился его старший брат Николай; но болезнь заставила снова взять его в деревню, в которой он и забыл о Львове. Зато церковно-славянский букварь, с его замысловатыми титлами, чтение по-русски было им усвоено хорошо, но писать скорописью он не выучился, так как ни отец, ни местный дьячок не умели писать русскою скорописью. В 1823 г. он вновь поехал в Львов и поступил во второй класс. Здесь он так удивил директора школы Крамера своим пониманием грамматики, что тот сказал ему:
«Недаром ты называешься Головацкий, ты машь добре глове до грамматики». В свободное время, особенно по вечерам, Яков и его товарищи составляли певчие кружки и пели церковно-славянские и народные песни; последние он записывал в книжку, которая в последующем стала первым сборником его песен. Братья хорошо учились, были первыми учениками, получали награды книгами и это весьма радовало отца. Яков в то время увлекся греческою и римскою мифологией по Куфнеру и читал ее с наслаждением. В 1825 году подросток поступил во вторую Львовскую гимназию. Вместе с успехами в науках, у него развивалась ненасытная жажда к чтению книг; библиотеки университетская и Оссолинских, книги лиц и товарищей прочитывались им; днем и ночью читал он что попало, даже на школьных лекциях книга была с ним. Дед по матери весьма доволен был внуками и давал им перед отъездом с каникул во Львов по рублику. На эти деньги Яковом были куплены сочинения Котляревского, Державина, Основьяненко. В то же время дъячок Домбровский давал ему без начала и конца русский букварь, где была напечатана курсивом русская азбука, по которой он вскоре выучился писать по-русски. В старших классах гимназии он сошелся с товарищами по ней и студентами университета из разных мест Галичины и Угорской Руси и с упоением слушал их рассказы о житие-бытие народа, о преданиях старины, вещественных памятниках. С товарищами из поляков Я. О. жил дружно, подобно и с русским. Они жили мирно и под влиянием турецкой войны 1828 г. Учащаяся молодежь пыталась устраивать в классах штурм Варны, причем немцы и евреи представляли в этом игре турок и чаще всего были побиваемы.
В 1829 году, когда император Николай короновался в Варшаве – поляки от восторга громко стали заявлять, что кроме Познани будут отданы Польше Волынь, Подолия, Белая и Червонная Русь. Обидно стало русской молодежи слушать эти бредни; они отстаивали эти края, спорили с поляками и, наконец, порешили: «Не дадим вам ни одной пяди русской земли. Поки церкви – все наше».
После гимназии Яков Федорович окончил курс наук в Будапешском и Львовском университетах по философскому и богословскому факультетам. Здесь же ясно определились и сложились его убеждения и его взгляды на русское дело в Галичине.
По окончании университета Я. Ф. Головацкий был рукоположен в 1843 году викарным священником Пастынского прихода, с назначением законоучителем в местной школе. В 1847 году получил самостоятельный приход в Хмелеве, а в 1848 году был приглашен львовским университетом преподавателем на кафедру галицко-русского языка и литературы. Начиная с этого времени. Я. Ф. Головацкий являлся ревностным самостоятельным деятелем и членом разных комиссий в деле развития русского языка и правильной постановки преподавания его в учебных заведениях Галиции. Так, в 1849 году он состоял членом комиссии для устройства народных училищ, комиссии для перевода гражданских законов на русский язык, рассматривал различные русские книги и учебники, предназначенные для средних и низших учебных заведений. В 1850 году Головацкий был удостоен за свои ученые труды диплома члена-корреспондента Чешского общества наук в Праге. В последующем, в 1866 году Головацкий удостоился звания почетного члена Московского общества истории и древностей российских, члена Императорского общества в Петербурге, золотой медали Императорского географического общества, большой серебряной медали этнографического общества в Москве, действительного члена Московского археологического общества, степени доктора Новороссийского университета, члена общества любителей российской словесности в Москве, члена российского общества естествознания, антропологии и этнографии, золотой Уваровской медали за разбор книги М. Де-Пуле: «Станислав-Август Понятовский в Гродно и Литве 1794–1797 гг.», Уваровской премии в 500 рублей за сочинение «Народные песни галицко-русского народа» и Высочайшей благодарности за поднесение Государю Императору этой же книги. За свое сочинение: «Географический словарь западнославянских и югославянских земель и принадлежащих стран с картою» он был удостоен Высочайшей награды золотым перстнем с рубином и бриллиантами. Кроме того, Головацким была составлена славяно-русская хрестоматия для старших классов галицких гимназий и русско-немецкий словарь, а также им была выработана галицко-русская терминология для учебника по геометрии. Будучи профессором Львовского университета, Яков Федорович неоднократно избирался на должность декана филологического университета (в 1857–1858 годах) и ректора университета на 1869 учебный год.
С 1867 года Яков Головацкий перенес свою научную и общественную деятельность в Вильно. 22 декабря по Высочайшему повелению он был определен председателем Виленской комиссии для разбора и издания древних актов, в каковой должности оставался по день смерти; сверх того, с 1871 года состоял председателем Временной комиссии по устройству Виленской публичной библиотеки и музея, членом Распорядительного комитета Западного отдела Императорского русского географического общества в Вильно и членом Попечительского совета при учебном округе. За свои труды и заслуги он был произведен в чин действительного статского советника и награжден орденами: Станислава 1-й и Св. Анны 1-й степени».
Смерть Я. Ф. Головацкого произвела глубокое впечатление среди русского общества в Вильно. В связи с этим «ЛЕВ» (№ 19) сообщали: «Все русское народонаселение Вильно присутствовало при погребении дорогого праха. Генерал-губернатор И. С. Каханов, командующий войсками округа Н. С. Гонецкий, начальник губернии А. Н. Гревениц с супругою, помощник попечителя учебного округа А. Л. Кун, окружные инспектора, директора и учителя учебных заведений, начальники частей всех ведомств и масса публики, почтили своим присутствием погребение Якова Федоровича. Высокопреосвященный владыка, глубоко уважавший Якова Федоровича лично, с участием соборного и городского духовенства, служил панихиды на дому, погребальную литургию, отпевание и само погребение на православном кладбище этого русского деятеля. Вынос тела в Николаевский собор совершился во вторник вечером.
На отпевании у гроба почившего находилась братская хоругвь, которую держали попеременно в руках братчики Св.-Духовского братства: генералмайор П. М. Смыслов, И. Н. Ливчак и Ф. К. Смирнов. Эту же хоругвь несли перед гробом и до самой могилы на кладбище. По выносе тела из собора, печальная процессия, предшествуемая хоругвами и духовенством, останавливалась для кратких литий перед монастырями – Троицким, где воспитанники Литовской духовной семинарии вышли на встречу гроба почившего и спели литию и вечную память, и – Святого Духа, где тоже совершена была краткая лития. Потом Высокопреосвященный встретил тело на кладбище. После того, как была пропета «Вечная память», над открытой могилой, окруженной вплотную массою народа, произнес прекрасную теплую речь земляк покойного, бывший редактор «Львовского Слова», известный борец за русское дело В. М. Площанский. Он от имени Черной Руси поблагодарил здешний русских за горячее сочувствие, оказанное почившему во все время пребывания его в России. На гроб Якова Федоровича был возложен от галичан венок из живых лавровых цветов с надписью на широкой белой ленте: «Своему Ломоносову – от Черной Руси». Такой же венок возложили на гроб сослуживцы покойного по комиссии и музею. Был уже 4-й час дня, когда гроб был опущен в каменный склеп.
Помимо информации о похоронах Я. Ф. Головацкого, журнал знакомил читателей также с речами, произнесенными близкими покойному людьми. В ходе заупокойной литургии 4 мая 1888 года редактор «ЛЕВ», протоиерей Котович, в частности, о нем сказал: «С именем почившего неразрывно связывается и воскресает в памяти незабвенное время возрождения и укрепления русских начал народности, веры и науки в отдаленной окраине широкой земли русской – в Галицкой и Угорской Руси. Произнесите имя Якова Федоровича Головацкого и вы услышите, что Галицкая Русь неразрывно ставит его впереди того славного и неутомимого кружка ученых мужей и мужественных народных деятелей, которые обнаружили и обнаруживают завидную кипучую деятельность, жертвуя на алтарь отечества свои дарования, свои знания и материальные средства, которые, как путеводная звезда, указали галицко-волынскому народу путь к самобытному русскому развитию в области науки и общественной жизни. С тех пор русская жизнь бьет живительным ключом в заграничной русской земле, выдерживая с успехом борьбу с сильными враждебными течениями, спасая русскую народность, язык и греко-восточный обряд в области веры. Ее сила одинаково слышится и чувствуется как в палатах людей знатных и богатых, так и в хижинах поселян, будя в них чувства русского самосознания и вызывая их на деятельность.
Прежде всего, почивший был сыном родной земли. Происходя из древнего и почетного рода Головацких, родившись в священнической семье, проживший с юных лет жизнью народа; народные думы, песни, сказки и предания не были от него закрыты и наложили на его впечатлительную душу свою неизгладимую печать. В нем рано проявились охота и способность к изучению языков и их грамматических тонкостей, и эта охота под влиянием дальнейшего образования обратилась в сознательное стремление и направление, а затем принесла обильные плоды в его учебно-научную деятельности».
Говоря об особенностях формирования мировоззрения Головацкого, протоиерей Иоанн Котович отмечал: «Время его образования в высших школах было крайне не выгодно для русского человека; оно, по-видимому, и не могло обещать Я. Ф. Головацкому того, кем он стал. Это было время обильного сеяния тех плодов, какие дали и вырастили чисто польские университеты: Краковский, Львовский и Виленский, а также Кременецкий лицей. Это было время, когда о русском языке в Галиции воспрещалось писать, когда, кроме букварей и молитвенников, здесь не печаталось по-славяно-русски решительно ничего, когда, кроме Львовской типографии, не было ни в одной типографии и буквы кирилловского шрифта, когда даже целые года не появлялось из печати ни одной книжонки или брошюрки на русском и славянском языках. Но клад из народной жизни, положенный в ранних летах в основу духовного развития почившего, сказался незыблемою скалою, стоя на которой он, верно, понимал и себя и окружающую среду. С увлечением он предался изучению народной жизни, так как это отразилось в верованиях, взглядах и чаяниях народных; он неоднократно пешком проходил страну из конца в конец, записывал песни, народные памятники, названия местности, исторические предания, сверял их с историей края, со словесными произведениями и историей соседних славянских народностей, и в добытых данных, в думах народных, находил разрешение томивших его задач. Любовь к русскому народу и его словесному творчеству возгоралась в нем сильнее и ярче; плодом такой его деятельности в последствии явилось богатое четырехтомное собрание дум и песен народа Галицкой и Угорской Руси, снабженное исследованием о Галицкой Руси.
Окончив курс учения в двух университетах по философскому и богословскому факультетам, он первоначально посвятил себя пастырскому служению среди того народа, который он так любил, и направил свои силы на образование своих земляков. Однако из деревни его вызывают в университет и предлагают ему вновь открываемую кафедру русского языка и русской литературы при самых скудных средствах вознаграждения и при сильных нравственных затруднениях, причем правительством не разрешено было называть преподаваемый предмет «русским», а дано ему название «рутенского» языка. При таких обстоятельствах нужно было немало такта, чтобы удержаться с достоинством в продолжении 19 лет на университетской кафедре среди коллег поляков и немцев, на глазах правительственных сфер, и не отказываясь от своих взглядов, удостоиться такого доверия и уважения корпорации и профессоров, чтобы быть избранным дважды сряду в деканы филологического факультета, что в то время было большой редкостью и даже в ректоры университета. Пользуясь положением профессора русского языка он воскрешал в слушателях любовь ко всему русскому и славянскому, будил в них забытое прошлое, спасал их от увлечений и неправд, развиваемых польскою печатью, громил польскую неправду, зорко и во всеоружии знания стоял совместно с другими деятелями на страже народного русского движения, и всю жизнь с замечательною неутомимостью и высоким достоинством вел борьбу за возрождение Галицкой Руси. Такое неотразимое влияние почившего на русских Галицкой и Угорской Руси открыто здесь в Вильно, признал и засвидетельствовал известный народный деятель протоиерей Наумович; о том же неумолкаемо свидетельствует галицко-русская печать.
Ревностный патриот и ученый не ограничил своей деятельности рамками профессорской кафедры. Он усердно проповедовал и работал над освобождением русской учащейся молодежи от пользования учебными пособиями и руководствами на польском и иностранном языках, и над составлением учебников русских с русской терминологией. Несмотря на препятствия и от новизны дела и от враждебных влияний, его стремления увенчались в конце концов успехом. Вызванные к сознательной духовной жизни, наши братья русские галичане вступают на новый путь общественного положения и идут неудержимо к еще большему духовному сближению и единению с великой семьей русского народа. Этот замечательный факт из истории русского народа возбудил, особенно в последние годы, в политике подозрения и опасения, а в среде поляков вызвал ожесточенную борьбу; признано необходимым поставить руками иезуитов и воскресенцев преграды народному русскому движению, замедлить и ослабить течение и действие народной и церковной жизни, и вызвать в среде русских взаимную борьбу из-за русского языка и литературы, дабы разъединить их от великорусского народа, его языка и литературы. Изучив богатство и красоту великорусского слова, Яков Федорович обращался к галицко-русской печати с приглашением освободиться от ига польских и латино-немецких фраз и речей и заменить их равнозвучащими русскими словами совершенно понятыми для народа. Он замечательно был отзывчив на те вопросы и мнения, какие возникали в области славяно-русской филологии, истории, археологии, этнографии, географии и т.д., ясно определял сущность и цель их возникновения и из богатого запаса своих знаний давал освещение этих вопросов и этих мнений.
Владея славянскими наречиями, изведав славянские страны неоднократными своими путешествиями; входя в живое духовное общение с представителями славянства, ознакомившись с духом и направлением жизни славян, почивший унес с собою в могилу твердое убеждение в светлое будущее славянства, в его единение и свободу, несмотря на те тучи вражды и недоразумений, какие облегают по временам славянский мир. Верный этой идее, он много потрудился для славянства и плодом этой долголетней и кропотливой работы явился несколько лет тому назад «Географический словарь западнославянских и югославянских земель», из которого русский славянин с первого взгляда узнает своих родных, и отчужденная на картах немецкими, мадьярскими и турецкими словами страна предстанет русскому уму не менее родной, чем любая страна в России среди сплошного русского народа.
Открыто используемый им русский патриотизм и любовь к православной церкви, особенно после славянского в Москве съезда, возбудили против него преследования австрийских властей, и почивший Яков Федорович, уступая силе, должен был оставить любимую страну и удалиться туда, куда еще с ранних лет, по его словам, стремились его заветные думы, как бы предчувствуя свою судьбу. По воле почившего монарха ему указана родная его духу деятельность в качестве председателя здешней Виленской комиссии для разбора и издания древних актов, и – временной комиссии по устройству здешнего богатого книгохранилища и при нем музея. Почивший много и с достоинством потрудился на этом поприще, видел успех своих трудов и добытыми данными восполнял пробелы в истории Галичины и нашего края.
Славяно-русский ученый мир глубоко уважал заслуги Якова Федоровича и считал за честь иметь его своим членом многих ученых учреждений и обществ – славянских и русских; принимал живое участие на съездах этих обществ; не чуждался он и общественной деятельности: братская хоругвь при его гробе свидетельствует о нем как о члене нашего православного Св.-Дух. Братства. Заслуги почившего Якова Федоровича для науки оценены и с высоты монаршего престола, о чем свидетельствуют эти знаки отличия у его гроба…».
Свою речь протоиерей Иоанн Котович завершил словами: «Яков Федорович окончил свое многотрудное поприще! Великое поприще! Великое горе постигло осиротелую семью и его здешних друзей и почитателей; не меньшее же горе поразило его родную страну, и печальным отголоском пронесется по всей России. Смерть его так для нас неожиданна, что трудно с нею свыкнуться. Но судьбы Божии неисповедимы! Да будет же благословенно из рода в род имя труженика и русского патриота».
В прощальной речи коллеги и земляка Я. Ф. Головацкого – В. М. Площанского были такие слова: «Особенною скорбью о потере своего сына поражен родной нам Галич. Там искони идет ожесточенная борьба за существование русской народности. В этой неравной борьбе с противниками принимал деятельное участие наш Яков Федорович, и как даровитые генералы воюющей армии находят случай отличиться в сражениях, так он в борьбе за святые права своей Руси стал одним из самых видных вождей своего народа.
Будучи вынужденным покинуть свою родину и проживая в гостеприимном Вильно, он не перестал поддерживать Галицкую Русь в ее борьбе с противными стихиями: издали посылал он ей в помощь меткие стрелы, которые поражали противников весьма удачно и чувствительно. Оружие его – это неоспоримая историческая правда, с трудом добытая из пыли архивов; этим оружием он убивал неправду. Он тщательно выписывал из древних актов все имеющие связь с нашим краем, и сообщал все, что могло нам послужить в защиту и разоблачение неверных толков, а мы, получая иногда целые тетради его рукописей для помещения в наших изданиях, удивлялись трудолюбию старика, его бодрости и вечной свежести ума. Он знакомил также здешнюю Русь с судьбами и положением своей Галицкой страны и будил для нее сочувствие здешних патриотов и деятелей. На археологический съезд в Киеве 1874 года он прибыл с обширной рукописью, в которой он неоспоримыми данными доказывал, как с течением времени русский Галич постепенно отчуждался от своей веры и народности. По поводу этого труда противная нам печать, как и понятно, подняла тогда страшный шум. Как на родине, так и тут служил он нам прекрасным примером беззаветной любви к отечеству: он ободрял, он одушевлял нас до последних дней своей жизни, и ему то мы обязаны в значительной мере теми успехами, какие обнаруживает история нашей Руси за последнее время» [71].
Развивая мысль В. М. Площанского о неразрывной связи Головацкого с родиной, другой его земляк (в журнале его авторство обозначено – «Н., галичанин») подчеркивал: «Весть о неожиданной смерти Я. Ф. Головацкого немало поразила здешнюю Русь, она отозвалась печальным отголоском на всей Руси, – особенно же на несчастной его родине, которую он с ранней своей молодости будил к народной жизни, для которой он много трудился и пострадал, которую как верный и любящий сын поддерживал литературными своими трудами до последних дней жизни. Еще за несколько дней до своей кончины он выслал в редакцию литературного сборника «Матицы» во Львов весьма ценную рукопись о первых галицких епископах, составленную на основании открытых в Виленском центральном архиве документов» [72].
Памяти Я. Ф. Головацкого было посвящено и заседание Совета Виленского православного Свято-Духовского братства, на котором с подробным сообщением о последних годах жизни ученого в Вильно выступил редактор «ЛЕВ» (1888, № 20), протоиерей Иоанн Котович: «Сведения, которыми я желаю поделиться с досточтимыми членами совета братства, будут касаться перехода бывшего нашего сочлена Я. Ф. Головацкого на службу в Россию, в западный край. Известно, что покойный до приезда в Вильно всю жизнь провел в Галицкой Руси; все свои силы и дарования он посвятил этой стране. Здесь он воздвиг себе самый прочный памятник тем, что 50 лет тому назад вместе с Шашкевичем и Вигилевичем воскресил русско-народную жизнь, пробудил ее от 500-летнего усыпления, в которое она погружена была вследствие утраты самостоятельности и возобладания над нею иноплеменной материальной и моральной силы. В этот период времени вообще мир славянский вследствие политических обстоятельств пришел в движение: самосознание начало озарять умы славян; воскресла память об историческом прошлом, явилась строгая оценка настоящего. В 1848 г. в Чешской Праге собрался Славянский съезд, на котором русских почти не было, для взаимного общения и знакомства. Но цель съезда была не достигнута; рознь в наречиях и стремлениях славян, особенно поляков, сказалась очень резко; у них не было одного славянского языка, на котором бы представители славянства могли обменяться своими заветными мыслями, а потому здесь должны были прибегнуть к помощи языка немецкого. Но неудача послужила на пользу; взор славян более чем когда-либо обратился к России. И в этом направлении более всего поработали ученые в Галицкой Руси, в том числе и Я. Ф. Головацкий. С профессорской кафедры он проповедовал о необходимости единого общеславянского литературного языка и признавал для себя более целесообразным и полезным богатейший славянский язык русский. Такая проповедь враждебно была встречена поляками; в противодействие сему они выдвинули так называемое литературное «украинофильство», которое, благодаря богатой материальной помощи, приобрело поклонников. Я. Ф. Головацкий знал, откуда идет этот литературный сепаратизм и с полною откровенностью и силою своего слова и знания обличал это уродливое на русской почве явление. Враждебная партия воздвигала против него гонения; ей необходимо было удалить Я. Ф. Головацкого от профессорской кафедры, лишив его этим самого могущественного средства свободно и гласно защищать и проводить свои начала. Предлогом к устранению Якова Федоровича, от университетской кафедры было участие его вместе с другими австрийскими славянами, кроме поляков, в этнографической выставке в Москве в 1867 г. Пробыв месяц в России славянские гости, в том числе и Яков Федорович почувствовали всю силу и богатство русского народного гения, его могучего литературного и вещественного творчества. В Москве после университетского акта Я. Ф. Головацкий в трогательной речи изложил, что он не знает, как выразить счастье, которое доставляется ему настоящею возможностью сказать в средоточии русской земли слово родным русским братьям на родном русском языке. Все славянские гости старались, как могли, объясняться по-русски, считая преступным говорить «в Святой Москве» на ином языке. Для будущего это явление знаменательно. Несмотря на то, что речи и поведение славянских гостей были совершенно чужды политической окраски, поляки по отношению к Е. Ф. Головацкому подняли большую тревогу; они стали кричать, что подозрения их касательно Я. Ф. Головацкого в «москвофильстве» имеют свое основание и вполне оправдываются, и не успел еще Я. Ф. возвратиться на родину, как учать его была решена. Наместник Галиции, поляк граф Голуховский, под предлогом произведенных в доме Я.Ф. Головацкого обысков, устранил его от кафедры профессора в Львовском университете, без суда и следствия. Положение Я. Ф. Головацкого как ученого, гражданина и семьянина стало затруднительным. Несмотря на то, что против Головацкого были возбуждены судебные иски, он надеялся оправдать от взводимых на него обвинений, он чувствовал, что враги не оставят его в покое и будут вредить ему.
Однако оказалось, что сближение и знакомство Я. Ф. Головацкого с Россией и русскими людьми – государственными и общественными деятелями – послужили ему во благо. Я. Ф. Головацкий получил приглашение переселиться на службу в Россию. Мысль о назначении Я. Ф. Головацкого председателем Виленской комиссии для разбора и издания древних актов принадлежит Д.А. Толстому и вызвана была положением Я. Ф. Головацкого после приезда его на славянский съезд в Москву. «Известный славянский ученый, – писал министр народного просвещения, граф Дмитрий Андреевич Толстой к попечителю учебного округа Ивану Петровичу Корнилову 22 июля 1867 года – профессор Львовского университета Я. Ф. Головацкий, находившийся в числе славян, посетивших в нынешнем году этнографическую выставку в Москве, удален, по распоряжению Австрийского правительства, от должности, и лишился тем самым всех средств к существованию. Это удаление Головацкого от должности главным образом должно быть приписано известной его приверженности к России. Уже по одному этому, независимо от ученых заслуг почтенного деятеля, желательно было бы подать Головацкому руку помощи. Министр просил попечителя округа уведомить его: не окажется ли возможным предоставить Я. Ф. Головацкому место председателя Виленской комиссии для разбора и издания древних актов на открывшееся свободное место после переезда былого председателя Безносова в Москву.
Иван Петрович Корнилов в ответном письме от 27 июня признал чрезвычайно важным приобретением для Северно-Западного края это назначение Головацкого. Причем он указал, что «возникающее здесь ученое и литературное движение нуждается в опытных, верных и преданных России руководителях. Нет сомнения, что г. Головацкий, известный своими учеными трудами, будет иметь самое благотворное влияние на предпринятые в последнее время в Вильно, Несвиже, Витебске и др. местах Северо-Западного края исторические и археологические изыскания и, конечно, для русского дела и для успеха науки, необходимо воспользоваться счастливою возможностью привлечь в Виленский учебный округ достойнейшего славянского ученого и доверить ему заведывание учебными работами в Виленской комиссии».
Содержание председателя Виленской комиссии было в то время 2000 руб. без квартиры, и само назначение на эту должность зависело от генерал-губернатора. В виду сего, попечитель просил министра сделать прошение генерал-губернатору, а ввиду потери Головацким кафедры в Львовском университете и его многосемейности выдать ему пособие и двойные прогоны т. е. командировочные расходы. После всего этого министр народного просвещения 15 июля 1867 г. написал к Якову Федоровичу Головацкому письмо следующего содержания: «Узнав частным образом, что вы, может быть, согласились посвятить дальнейшую вашу ученую деятельность России, я пришел к убеждению, что весьма желательно бы было назначить вас председателем Виленской комиссии для разбора древних актов, учрежденной нашим правительством при управлении учебного округа. Комиссия эта имеет целью отыскивать в разных правительственных, церковных, монастырских и частных архивах и издавать потом в свет древние акты, важные в историческом отношении и могущие служить для разъяснений отношений России к Царству Польскому и к прежней Литве. Председатель получает 200 рублей, имеет обязанность сам участвовать в занятиях комиссии и руководить работой членов. Сообщая о таком моем предположении, я считаю долгом заявить, что мне было бы весьма приятно, если бы вы сочли для себя возможным и выгодным принять эту должность, на которой вы, без сомнения, своею пресвященною деятельностью могли бы принести много пользы делу науки».
Однако имя Якова Федоровича было настолько известно ученому русскому миру, а сочувствие последнего к нему было так велико, что во время этой переписки попечитель Варшавского учебного округа пригласил его занять кафедру в главной Варшавской школе с содержанием в 3000 рублей в год. В виду этого необходимо было или увеличить содержание председателя Виленской комиссии до этой нормы, или же должность председателя соединить с другой должностью, содержание которой усиливало бы содержание председателя до 3000 рублей. Но так как последнее исходило от генерал-губернатора, то попечитель Виленского учебного округа Иван Петрович Корнилов, обращаясь к генерал-губернатору графу Баранову 6 сентября, добавил: «что с настоящего года усилилась серьезная учено-литературная деятельность, направленная на собирание, изучение и издание памятников местной славяно-русской старины, а также на труды по местной филологии. К сожалению, эти работы производятся людьми, хотя усердными и преданными делу, но молодыми и неопытными. Это впервые возникающая здесь умственная деятельность, нуждается для зрелости и основательности своей в надежном и авторитетном руководителе, способность удерживать от ошибки и увлечений и давать умственным работам истинно полезное направление. Я. Ф. Головацкий известен в ученом мире как отличный специалист по русским древностям и филологии, а потому приглашение в Вильно человека, которым может гордиться всякий университет и который по благонамеренности, благодушному характеру своему и преданности русскому делу пользуется общим уважением в нашем отечестве, будет истинным добром для Северо-Западного края и будет сочувственно принят всеми русскими, которым известно, что Головацкий безвинно пострадал за его любовь к России, и который поэтому заслуживает особенного внимания». Письмо И. П. Корнилова заканчивалось его ходатайством перед графом Барановым о даровании возможности пригласить Головацкого в Вильно для службы русскому двору в области нравственной и умственной деятельности: «Учебный округ нуждается в ученых силах для того, чтобы с достоинством и успехом вести борьбу с враждебными нашему государству началами».
Спустя месяц после этой переписки, обещавшей благоприятный исход дела, попечителем округа была получена от 4 октября телеграмма от профессора Новороссийского университета В. Н. Григоровича следующего содержания: «Новороссийский университет, возведя Я. Ф. Головацкого в доктора, избрал его и ординарным профессором русской словесности. Известите об этом его». Не нужно говорить, что эта телеграмма вызвала беспокойство и сожаление о том, что Виленский учебный округ может лишиться ученого деятеля, в котором он нуждается. «Придется, – писал попечитель, – как и доселе продолжать ученые работы и предпринимать новые, первостепенной важности исследования домашними средствами, без надежных и опытных руководителей». – «Мы нуждаемся, – писал И. П. Корнилов к Я. Ф. Головацкому, – в опытных деятелях для разнообразных исторических, этнографических и политико-экономических работ. К польской литературе тенденциозной и односторонней мы должны относиться недоверчиво; притом она служила преимущественно и даже почти исключительно заветной политической идее своей, и ни на что другое не обращала спокойного, глубокого и сосредоточенного внимания; она богата только политическими и мистическими бреднями Духинских, Мицкевичей, Товянских, Мирославских и других, но в ней нет ответов на живые, современные, политико-экономические вопросы. С кем мы будем работать, когда вы от нас уйдете, добрый Яков Федорович; почтенные и взыскательные соотечественники справедливо иногда нами не довольны: они требуют от нас мудрости, безошибочности, знания края, а между тем мало помогают нам дело. Впрочем и то хорошо, что они бранят нас; их голоса доказывают, что общество русское внимательно следит за ходом Северо-Западного края. Как ни досадно, что они иногда напрасно нас журят, тем не менее сердитые их перья ободряют нас. Было бы несравненно хуже для дела, если бы вся Россия безучастно молчала и предоставляла бы нам работать как угодно. Между тем дело о назначении Якова Федоровича в Вильно двигалось; это движение вызывалось и необходимостью. Крайняя медленность археографических изданий Виленской комиссии была очевидна; эта медленность зависела от того, что в личном составе этой комиссии все члены занимали другие должности, обременены были другими обязанностями, и не было ни одного члена, который бы исключительно мог посвятить себя археографическим работам.
Таким образом, вопрос об определении Якова Федоровича в Вильно был исчерпан. В начале 1868 г. он был уже в Вильно и когда тогдашние дела его устроились и австрийское правительство дало согласие уволить его в Россию, 31 июля 1868 г. он принес со своим семейством присягу на русское подданство в Виленской Николаевской церкви, а 7 сентября того же года был присоединен с семейством из унии к православной церкви в Виленском кафедральном соборе, протоиереем Иоанном Борзаковским, в личном присутствии в качестве свидетеля, помощника главного начальника Северо-Западного края князя Петра Романовича Багратиона. Незадолго перед этим Яков Федорович сложил с себя духовный сан. В том же 1868 году 11 октября, Яков Федорович, по представлению генерал-губернатора, как значится в официальной переписке, награжден был чином статского советника и зачтены были ему в действительную службу для получения пенсии годы его профессиональной деятельности в Львове с 1848 по 1868 год, с предоставлением ему всех льгот, присвоенных университетом. Уже в Вильно в 1869 г. он имел утешение получить нравственное и материальное (хотя в малой степени) удовлетворение за испытанную несправедливость от наместника Галиции графа Голуховского. Австрийское министерство правосудия рассмотрело и исследовало жалобу Якова Федоровича на незаконные действия наместничества, и взвесив его прежние заслуги, признало его оправданным от обвинений в действиях против правительства и распорядилось выдать ему по должности профессора в Львовском университете задержанное жалование с 1 апреля 1897 года по конец марта 1868 года, т. е. по день выезда его в России, – 447 флоринов.
После того началась мирная, кропотливая и ученая деятельность Я. Ф. Головацкого в Вильно, результатом которой явилось 15 томов печатных древних актов, изданных комиссией под его председательством. Но трудясь здесь, он не прерывал духовной связи с Галицкой Русью. Он писал статьи и литературные заметки о Галиции в различных русских газетах и журналах, не забывая и галицко-русскую печать, куда он посылал свои ценные статьи. Перечислить все его произведения в настоящее время невозможно; он писал и печатал весьма много в разных периодических изданиях не только русских и галицко-русских, но также в чешских и немецких. Он издал в Галиции одну из лучших грамматик галицко-русского наречия; издал 4-томное собрание песен, пословиц галицко-русского народа, украшенное типичными рисунками тогдашних жителей; составил географический словарь населения славянского племени и много брошюр и статей по истории археологии, этнографии, языковедению, богословию и географии.
Яков Федорович много уже лет состоял членом нашего братства. А в последние годы был в составе совета братства, принимал участие в его заседаниях и в обсуждении предпринимаемых мер к расширению деятельности православных и русских начал в крае. Свое имя он навсегда связал с существованием братства тем, что внес в пользу его денежный вклад, проценты с которого навсегда должны быть членским взносом его имени. Этим действием он выразил сколько свою уверенность в будущность и процветание нашего братства, столько же свою последовательность традициям галицкорусским, где общественные, русско-церковные и образовательные учреждения, главным образом зиждутся не на случайных взносах, а на капитализованных вкладах их членов. Да будет же вечная память приснопамятному труженику-патриоту и братчику Виленского Свято-Духовского Братства и члену нашего Братского Совета Якову Федоровичу Головацкому» [8].
Выступление на Совете Виленского Свято-Духовского православного братства Иоанна Котовича вызвало искреннюю потребность поделиться своими воспоминаниями о покойном и тогдашнего попечителя Виленского учебного округа Ивана Петровича Корнилова, принимавшего в свое время живое участие в судьбе Головацкого. Его дополнения к сообщению Иоанна Котовича были опубликованы в №м 33 журнала за 1988 год: «В № 21 ―ЛЕВ 1888 года помещено сообщение о члене совета Виленского Свято-Духовского братства Я. Ф. Головацком, сказанное на заседании совета 16 мая, протоиреем Иоанном Котовичем. В этом весьма любопытном сообщении не упомянуто том, что дело об определении на службу в Вильно почтенного Я. Ф. Головацкого едва не расстроилось вследствие вмешательства бывшего генерал-губернатора А. Л. Потапова. Считаю не лишним восполнить этот пробел имеющимся в моем домашнем архиве документом, а также личными воспоминаниями:
«Предместник А. Л. Потапова, граф Эдуард Трофимович Баранов очень желал привлечь Головацкого в Вильно. 14 июля и 16 декабря 1876 года он писал бывшему министру народного просвещения, графу Д. А. Толстому, что вполне разделял его мнение о пользе, какую принесет Головацкий, служа в Вильно; что считается справедливым и необходимым назначить этому известному ученому из контрибуционных сборов 1000 р. в год дополнительного содержания к окладу председателя Виленской археографической комиссии и выдать ему из того же источника 1200 р. в пособие по переезде в Вильно. «Мне было бы очень желательно, – писал граф Баранов, – помочь Головацкому». 22 декабря 1867 года состоялось Высочайшее повеление об определении «иностранного подданного профессора Головацкого председателем Виленской комиссии для разбора древних актов, с предоставлением ему всех служебных прав и преимуществ».
Дело, по-видимому, было кончено; но тут-то и начались волнения для Якова Федоровича. Едва, в начале 1868 г., успел он переселиться со своим многочисленным семейством в Вильно, как в этот город в марте месяце, прибыл вновь назначенный на место графа Баранова генерал-губернатор А. Л. Потапов. В первый же день приезда в Вильно, после обычного приема служащих, новый генерал-губернатор пригласил меня в свой кабинет и, вслед за дружескими объятиями, сообщил, между прочим, и об увольнении меня от должности попечителя Виленского учебного округа. Дня через два он снова принял меня в своем кабинете и заговорил о Я. Ф. Головацком: «Странные вещи делаются у нас в округе. Председателем археографической комиссии назначен австрийский эмигрант и униатский каноник Головацкий. В здешнем крае давно нет унии, а вы ее снова заводите. Можно ли приглашать на службу человека, выгнанного австрийским правительством. Не значит ли это возбуждать неудовольствие Австрии».
Я возразил и отметил, что Головацкий не выгнан с австрийской службы и он совсем не эмигрант; напротив, он приглашен в Вильно графами Д. А.Толстым и Э. Т. Барановым и назначен на должность по Высочайшему повелению. «Во всяком случае, – настаивал Потапов, – Головацкому здесь не место; положение его как униата невозможно, и я переговорю об этом с митрополитом Иосифом и даже буду ходатайствовать перед Государем Императором об удалении Головацкого из северо-западного края».
Почтенный Яков Федорович, спокойно слушав мой рассказ, заметил, что генерал-губернатор напрасно считает его эмигрантом; что он не бежал из Австрии и не выгнан с австрийской службы, а уволен по неблаговолению к нему, как русскому, галицкого наместника поляка Голуховского; что вопреки этому польскому патриоту, австрийское правительство дало свое согласие на переезд его с семейством в Россию; что же касается унии, то он всегда смотрел на нее, как на неестественное и незаконное подчинение православия и давно уже решил со своим семейством принять православие.
От Я. Ф. Головацкого я поехал в Свято-Духов монастырь, к преосвященному Александру и застал гостившего тогда у него известного сподвижника митрополита Иосифа, архиепископа Антония (Зубко). После обычных приветствий, архиепископ сказал мне: «Знаете ли кто от нас только что вышел. Вы едва не встретились с новым генерал-губернатором. У митрополита его не приняли, и он заехал к нам».
На замечание А. Л. Потапова, что положение Головацкого в СевероЗападном крае, где нет ни одной униатской церкви и ни одного униатского священника, невозможное, – преосвященный Антоний заметил, «что униаты такие же православные, как и мы, но только подчиняются Папе и что Головацкий может без угрызений совести ходить в нашу церковь и исполнять ее обряды при помощи наших священников. «Но Головацкий эмигрант», – возразил Потапов, приятно ли было нам, если бы австрийское правительство, по нашему примеру, вызвало Герцена и дало ему назначение на государственной службе».
«Вам грешно, – заметил преосвященный Антоний, – приравнивать почтенного Головацкого к Герцену. Головацкий Австрии не изменял; он явился к нам не беглецом, а переселился с согласия своего правительства».
Спустя несколько дней я навсегда простился с дорогими мне сослуживцами по Виленскому учебному округу, расстался с деятельностью, которой был сердечно и глубоко предан и выехал из Вильно.
Но и после меня А. Л. Потапов продолжает настойчиво добиваться высылки Головацкого из северо-западного края. Прибыв в Петербург, он вошел 10 апреля 1868 г. со всеподданнейшим докладом, в котором высказал следующее:
«Виленская археографическая комиссия есть правительственное учреждение, важность которого в ученом и политическом отношении неопровержима; разработка драгоценных исторических материалов тем более необходима, что при постоянном стремлении польской партии к насильственному подавлению искони русского в Северо-Западном крае начала и к присвоению себе незаконных прав, древние акты будут служить наглядным свидетельством прошедшего и вызовут из векового унижения и забвения русскую бытовую сторону с ее историческим прошлым. К подобному учреждению правительство должно питать неограниченную доверенность, а потому председателем комиссии не может быть австрийский подданный, униат, носящий даже ксендзовскую одежду, тем более, что членами в ней состоят: действительный статский советник И. А. Никотин и православный протоиерей А. Пщолко; притом, пребывание его не только в Вильно, месте жительства Иосифа, но и в целом крае неуместно, так как по благотворному руководству преосвященного совершилось великое событие нашей истории, сгладившее имя униата со всей Северо-Западной окраины нашего дорогого отечества. Не посягая на ученую известность Головацкого, я считаю вместе с тем невозможным жертвовать религиозно-политическою стороною настоящего дела и полагал бы необходимым предоставить ему другое назначение вне пределов Северо-Западного края». Этим аргументам, – которые привожу слово в слово, он придавал особенно важное значение и признавал «священным долгом верноподданного повернуть их на Высочайшее благовоззрение».
Препровождая 16 апреля свой доклад в подлинник к графу Д. А. Толстому, А. Л. Потапов уведомлял, что Государь император повелевал войти с ним по этому делу в соглашение.
Желание его удалить Головацкого из Вильно так было сильно, что в письме своем от 24 апреля к статс-секретарю И. Д. Делянову он предлагал выдать Якову Федоровичу на переезд к новому месту назначения 2000 рублей «из собственных своих денег».
Вслед за тем, вскоре прибыл в Вильно вновь назначенный попечитель Виленского учебного округа П. Н. Батюшков. Тогда внезапно изменились воззрения А. Л. Потапова на пребывание Головацкого в Северо-Западном крае. Из гонителя почтенного ученого генерал-губернатор превратился в его горячего покровителя и даже перестал заботиться о его униатстве.
5 августа А. Л. Потапов писал графу Д. А. Толстому, что 3 мая (т. е. через двадцать четыре дня после его всеподданнейшего доклада и через девять дней после его письма к И. Д. Делянову) он «имел счастье лично докладывать Государю Императору ходатайство председателя Виленской археографической комиссии Головацкого о принятии его с женою и шестью малолетними детьми в подданство России. Его Величество Высочайшее соизволил на удовлетворение этого ходатайства, повелел предварительно снестись с австрийским правительством. С тем вместе Государь Император изволил разрешить: но после исполнения Головацким верноподданнической присяги, войти с представлением о награждении его чином статского советника и о зачете службы его в должности профессора Львовского университета в срок выслуги лет на пенсию».
В том же письме генерал-губернатор сообщал, что управляющий министерством иностранных дел 18 июля его уведомил, что австрийское правительство не встречает препятствия к удовлетворению желания Головацкого, а также, что 31 июля Головацкий присягнул на подданство России.
В заключение, А. Л. Потапов просил графа Д. А. Толстого войти с всеподданнейшим ходатайством о производстве Якова Головацкого в чин статского советника и о зачете ему учебной службы и прав на пенсию с 13 декабря 1848 года.
В ответе своем министр народного просвещения уведомил, что он затрудняется, теперь же испрашивает греко-униатскому канонику Головацкому чин статского советника, и что ему необходимо предварительно сложить с себя духовный сан.
7 сентября Я. Ф. Головацкий с своим семейством присоединился к православию и оставил духовное звание, а 11 октября, по всеподданнейшему докладу графа Д. А. Толстого, он был произведен в статские советники, ему было предоставлено право на службу и на пенсию с 13 декабря 1848 года. Вот краткий перечень мытарств, через которые прошел почтенный Яков Федорович, прежде чем утвердиться на службе в Вильно».
Проявление огромного уважения к Я. Ф. Головацкому стала публикация в журнале списка его научных публикаций с комментариями, составленного его другом и почитателем, редактором «ЛЕВ», протоиереем Иоанном Котовичем: Перечисляем, впрочем, не в хронологическом порядке, насколько нам известны труды Я. Ф. Головацкого.
- Народные песни Галицкой и Угорской Руси. 4 т. Москва. 1878 г. С историко-этнографическим очерком страны и множеством рисунков из быта тамошних жителей. Издание очень ценное.
- Географический Словарь западно и юго-славянских земель и прилегающих стран, с географической картой 1884 г. Вильно. Труд весьма кропотливый.
- Библиографические находки во Львове. СПб. 1873 г.
- О народной одежде и убранстве Русинов или Русских в Галичине и северовосточной Венгрии. СПб. 1877 г. с 5 картинками.
- Попытки и старания римской курии ввести грегорианский календарь у славянских православных и униатов. СПб. 1878 г.
- Карпатская Русь. 1875 г. СПб.
- Дополнения и заметки к статьям г. Пыпина, напечатанным в Вестнике Европы за 1885 и 1886 годы. Вильно. 1888 г.
- Черты домашнего быта русских дворян на Подляшье, т.е. в нынешней Селецкой и Гродненской губерниях по актам XVI в Вильно. 1888 г.
- Хрестоматия церковно-словенская и древне-русская для употребления в высших школах Галицких гимназий. 1854 г.
10.Русско-немецкий и немецко-русский ручной словарь. 1861 г.
11.Монастыри юго-западной России вообще и Креховский монастырь. 1885 г. СПб.
12.Хронологическая роспись (1463–1863) вписанных братий прежде всего братства Львовского Успения Пр. Богородицы, ныне же института Ставропигийского. Львов 1863 г. Временник 1 к.
13.Корреспонденция межи папою Климентом VIII и кн. Константином Острожским. Львов 1865 г. Временник 2 к.
14.Львовское братство и кн. Острожский. Львов 1867 г. Временник 5 к.
15.Грамматика русского языка 1849 г. Львов.
16.Три вступительные лекции о русской словесности. Львов. 1849 г.
17.Росправа о языке южно-русском. Львов. 1849 г.
18.Исторический очерк основания галицко-русской Матицы. 1850 г. Львов.
19.Пережитое и переданное. Львов. 1885–1886 г. (Литературный сборник).
20.Путешествие по Галицкой и Угорьской Руси. Прага, 1842 г. на чешском языке.
21.Венок Русинам на обжинки. 2 т. Вильно 1846 г.
22.О первом литературно-умственном движении Русинов в Галиции со времени австрийского владычества 1865. Львов. (Науковый сборник).
23.Памятники дипломатического и судебно-делового языка русского в древнем Галицко-Володимерском княжестве со второй половины XIV в. Львов 1865 г. (Науковый сборник).
24.Несколько слов о библии Скорины и о рукописной русской Библии.
25.Науковое путешествие по России И. Колоржа. Львов. 1866 г.
26.Ueber due Zustánde der Russien in Gabizen. Прага. 1847 г. (Поляки и немцы употребляли все усилия, чтобы уничтожить эту брошюру).
27.Русалка Днестрова. Львов. 1840 г.
28.Галичанин. Литературный сборник, изд. Я. Ф. Головацким и Дедицким 1862–1863 г.
29.И много других ученых статей и заметок в разных изданиях, а равно переводы с немецкого языка на русский гражданских и др. законов Австрийской империи» [72].
Таким образом, публикации «ЛЕВ» на кончину ученого-слависта, литератора и общественного деятеля Я. Ф. Головацкого значительно расширяют наши представления об этом замечательном человеке, дают более полную картину его жизни и деятельности, включая и Виленский период. Список трудов Я. Ф. Головацкого с комментариями, составленный редактором журнала протоиереем Иоанном Котовичем, является, на наш взгляд, одним из наиболее полных и доступных для широкого круга читателей.