предыдущее - в начало главы - далее
4.2. Гродно и гродненцы в переписке П. А. Столыпина
Непродолжительное пребывание П. А. Столыпина в должности гродненского губернатора (с 30 мая 1902 года по 15 февраля 1903 года) получило в последнее десятилетие достаточно полное освещение в научной литературе [147]. Исследователи этого периода жизни П. А. Столыпина сходятся на том, что многогранная деятельность последнего в Гродненской губернии была важным этапом в его становлении как крупного государственного деятеля и реформатора. Отмечалось также, что в Гродно и губернии П. А. Столыпин и его семья обрели немало преданных сотрудников, друзей и добрых знакомых, полюбился Столыпиным и сам город над Неманом. Последнее в значительной степени раскрывает личная и официальная переписка П. А. Столыпина [89].
В настоящее время выявлено лишь семь писем, относящихся к губернской деятельности П. А. Столыпина в Гродно. Два из них (от 6 и 30 ноября 1902 года) были адресованы давнему коллеге еще по службе в Ковенской губернии И. А. Кузьмичу – статскому советнику, прокурору Ковенского окружного суда, а оставшиеся пять (от 2 декабря, 3, 23, 27, 28 февраля 1903 года) – князю П. Д. Святополк-Мирскому, в ту пору виленскому генерал-губернатору. Если письма к И. А. Кузьмину – лишь дань вежливости человека, получившего высокое назначение по отношению к былому сослуживцу, с приглашением «отобедать у меня завтра запросто», «заглянуть ко мне на минутку» или «позвонить мне из номера в телефон, посредством которого мы бы переговорили» [89, с.78–79], то письма к П. Д. Святополк- Мирскому – это пример взаимоотношений двух крупных чиновников, обеспокоенных положением дел в крае, судьбами близких им людей. Так, в письме от 2 декабря 1902 года П. А. Столыпин писал, в частности. П. Л. Святополк-Мирскому о том, что «первого сего декабря гродненский полицмейстер г. Гордынский подал в отставку. Как я уже докладывал Вашему Сиятельству, причиной отставки является утомление после 35 лет службы, из которых последние 19 лет г. Гордынский прослужил в полиции. Зная его с самой хорошей стороны, как человека вполне честного и порядочного, чему доказательством служит полное отсутствие у него личных средств, я решаюсь обратиться к Вам с покорнейшей просьбой, не сочтете ли возможным в бытность свою в Петербурге подкрепить своим веским словом ходатайство мое о награждении г. Гордынского пенсией в полном размере получаемого им содержания. Официальное представление мое будет на этих днях представлено Вашему Сиятельству» [89, с. 79]. Проявляя заботу о Гордынском, губернатор Столыпин экстренным способом искал ему достойную замену. 20 декабря 1902 года пружанский уездный исправник подполковник Н. И. Дынга – участник русско-турецкой войны 1877–1878 годов был переведен распоряжением губернатора на должность полицмейстера г. Гродно [153, с. 8–16].
Судя по ответному письму П. Д. Святополк-Мирского, просьба П. А. Столыпина в отношении Г.Н. Гордынского была удовлетворена, за что губернатор в своем очередном письме князю от 3 февраля выражал ему свою искреннюю сердечную благодарность, просил не оставлять планируемое посещение Гродно, в ходе которого он намеревался подробно доложить виленскому генерал-губернатору о своем разговоре в Петербурге с министром внутренних дел В. К. Плеве. Как известно, разговор с министром касался предстоящего перевода Столыпина на должность саратовского губернатора. О том, как отнесся П. А. Столыпин к этому предложению, можно судить лишь по краткому его признанию, буквально вырвавшемуся из души: «Покидать Гродно для меня настоящее горе» [89, с. 81–82].
Подтверждением данного признания может служить и речь, сказанная П. А. Столыпиным 21 марта 1903 года во время официальных проводов его к новому месту службы: «Милостивые государыни и милостивые государи! Я слишком взволнован, чтобы в связанной речи выразить вам те чувства, которые в данную минуту наполняют мою душу. Могу сказать только, что пребывание мое здесь, в Гродно, похоже было на прекрасный сон и как сон оно было слишком кратковременным. Эти восемь месяцев, которые я вместе с вами жил и работал, - лучшие дни в моей жизни, и оставляя Гродненскую губернию, моя жена и я уносим с собой самые светлые воспоминания о милом и дорогом нам гродненском обществе…» [114, с. 38].
Следующее письмо П. А. Столыпину к П. Д. Святополк-Мирскому от 23 февраля 1903 года было написано на другой день после его отъезда из Гродно к новому месту службы в Саратов. Данное обстоятельство свидетельствовало о высокой степени ответственности у П. А. Столыпина за состояние дел в крае, хотя юридически он был уже освобожден от должности гродненского губернатора. Все содержание письма посвящено беспорядкам, произошедшим в г. Белостоке Гродненской губернии в середине февраля 1903 года и о роли в их ликвидации начальника гродненского губернского жандармского управления, полковника А. Н. Бекнева и белостокского полицмейстера П. У. Метленко. Будучи частным донесением, дополняющим официальное представление гродненского губернатора на имя виленского генерал-губернатора, это письмо содержало ряд деталей, которые не нашли своего места в официальной переписке. В основном они касались выяснения на месте всей картины происшедшего и виновности задержанных лиц в государственном преступлении. Со слов Столыпина эта миссия была им возложена на начальника местного ГЖУ и прокурора окружного суда. Свое личное неучастие в разборе беспорядков губернатор объяснял следующим образом: «Так как в Белостоке все было уже спокойно и делу был дан законный ход, я выехал на два дня в деревню для того, чтобы закончить перед выездом из Гродно свои дела по имению». По возвращении на службу Столыпин к изумлению своему узнал, что полковник Бекнев привлек по согласованию с прокурором лишь 4 лиц по обвинению в государственном преступлении, а всех остальных задержанных предложил выпустить на волю. Узнав об этом, губернатор тотчас же приказал белостокскому полицмейстеру снова арестовать выпущенных, т. к. Бекнев «совершенно упустил из виду существование в Белостоке положения усиленной охраны». Причина, побудившая полковника Бекнева к снисходительности по отношению к участникам беспорядков, заключалась по мнению Столыпина, «в его (т. е. Бекнева) предположениях о том, что это соответствует «веяниям Департамента полиции». Настаивая о наложении на отпущенных Бекневым и вновь арестованных полицмейстером Метленко участников беспорядков строгой градации наказаний «соответственно их степени виновности», Столыпин усердно просил «генерал-губернатора объявить в «Виленском вестнике» благодарность белостокскому полицмейстеру Метленко «за распорядительность и усердие». Эту просьбу, справедливости ради, губернатор снабдил следующим пояснением: «Его личная отвага и храбрость, безусловно достойны похвал, что касается его башибузукских приемов после прекращения беспорядков, то я ему уже объявил, что они, безусловно, недопустимы».
К событиям в Белостоке Столыпин обращался в последующем неоднократно, в том числе и летом 1906 года, когда он уже был министром внутренних дел. 12 июня 1906 года в письме к министру иностранных дел А. П. Извольскому он писал: «…Не хотел сообщать Вам не совсем проверенные сведения относительно Белостока. Оттуда только что вернулся Фриш, – было несколько сложно, клевета так ужасна и умела, что я, вероятно, только завтра вечером подпишу Вам письмо с изложением сути дела». 1–3 июня 1906 года в г. Белостоке Гродненской губернии произошли погромы в отношении еврейского населения. 9 июня во время обсуждения думского запроса о белостокских событиях член социал-демократической фракции И. И. Рамиашвили огласил проект резолюции фракции, в котором содержались резкие обвинения в адрес министра внутренних дел П. А. Столыпина в инициировании правительственными агентами погрома. Для подробного ознакомления с ситуацией в Белосток была направлена думская комиссия (в составе М. П. Араканцева, Е. Н. Щепкина, И. Н. Пустошкина, В. В. Якубсона), которая после встречи с представителями белостокской общественности подтвердила отдельные факты участия «правительственных агентов» в организации погромных действий. Позднее эти факты были опровергнуты Столыпиным. Большинство современных исследователей, включая и А. И.Солженицына, основываясь на материалах следственных органов, признают, что у истоков трагедии 1-3 июня находится деятельность белостокских анархистов из числа евреев, готовивших в городе вооруженное восстание «во имя безгосударственной коммуны» и этим озлобивших прочее население города [89, с. 54–59].
В письме Столыпина к Святополк-Мирскому от 27 февраля 1903 года речь шла как о белостокских событиях, так и об «ожидании уличных демонстраций здесь в Гродне, но я полагаю, что ничего не будет. Во всяком случае, с понедельника сдаю должность А. Д. Лишину». Уверенность в том, что «ничего не будет». Столыпину придавала не только опытность и деловая хватка В. Д. Лишина, исполнявшего должность вице-губернатора с 1899 года, но и сложившаяся традиция передачи губернаторской власти. Сменивший Столыпина на губернаторском посту М. М. Осоргин приступил к исполнению своих обязанностей 15 февраля 1903 года, а фактически прибыл в Гродно в середине апреля 1903 года. До этого времени должность губернатора исполнял вице-губернатор В.Д. Лишин [9, с. 119–120].
Последнее письмо, отправленное Столыпиным к Святополк-Мирскому из Гродно, было датировано 28 февраля 1903 года и снабжено грифом «секретно». Такая осторожность может быть объяснена тем, что это послание касалось кадрового вопроса и судеб некоторых губернских служащих. Письмо начиналось со слов: «Милостивый Государь князь Петр Дмитриевич. Покидая Гродненскую губернию, считаю нравственным долгом своим доложить Вашему Сиятельству о том, какие я имел предположения относительно дальнейшего служебного движения некоторых должностных лиц и замещения некоторых вакансий земских начальников при введении этого института в Гродненской губернии». Далее Столыпин обращал внимание своего адресата на правителя канцелярии губернатора князя А. В.Оболенского («честного, добросовестного и способного труженика»), в надежде на то, что «служба князя Оболенского будет поощрена осуществлением тех надежд, которые были мною поданы ему при назначении на должность правителя». С положительной стороны характеризовал Столыпин губернского секретаря А. П. Писарева, чиновников по особым поручениям А. К. Петерсона, Б. И. Алябьева, способных к занятию предполагаемых должностей земских начальников. Высокую оценку давал гродненский губернатор и мировому посреднику А. И. Ушакову, «который по своим служебным личным качествам вполне достоин заменить г. Обручева в качестве Волковысского уездного предводителя дворянства». В заключении письма Столыпин уверял генерал-губернатора в том, что о вышеназванных лицах им будет оставлена памятная записка М. М. Осоргину – его преемнику («моему заместителю») на посту гродненского губернатора М. М. Осоргину [89, с. 87–88].
Резонность рекомендаций Столыпина в отношении большинства гродненских чиновников в последующем была подтверждена самой жизнью: князь А. В. Оболенский стал крупным чиновником министерства внутренних дел, а А. И. Ушаков занял пост Гродненского уездного предводителя дворянства. Его деятельность особенно в годы первой мировой войны постоянно получала высокую оценку тогдашнего гродненского губернатора В. Н. Шебеко. После эвакуации губернских организаций из Гродно в Калугу А. И. Ушаков исполнял должность вице-губернатора [138, с. 55, 76, 392].
В саратовский и петербургский период своей деятельности П. А. Столыпин не забывал Гродно и гродненцев, общался с ними, оказывал в случае нужды помощь и поддержку. Гродненская тема особенно широко представлена в его письмах к супруге О. Б. Столыпиной. Так, 7 марта 1904 года из Петербурга он писал ей: «К часу я опоздал. Так что наш Ал. Оболенский, которого я звал завтракать, ушел, не дождавшись меня. Он женился на вдове Осташевой с 2 миллионами, дочери золотопромышленника. Веревкин наш гродненский (в бытность Столыпина губернатором – губернский предводитель дворянства, позднее ковенский и виленский губернатор. – В.Ч.) тоже здесь, я звал его в телефон, но не дозвался. Упоминал П. А.Столыпин имя Веревкина и в письме от 28 июня 1904 года: «Не завидую Веревкину – скакать при Св.- Мирском адъютантом» [89, с. 464–465, 555]. Общался в Петербурге Столыпин и с другими гродненцами. Жена его былого сотрудника А. К. Петерсона, ставшая к этому времени вдовой, нередко приезжала в столицу и требовала к себе внимания, помня о добром отношении Петра Аркадьевича к ее мужу и всему семейству. В письмах Столыпина к жене от 6, 8 и 9 марта 1904 года имеются строчки: «Здесь Петерсонша, написала мне, прося к ней приехать», «вчера получил записку от Петерсонши – она тут и просила заехать: жалобы на судьбу, чего-то хочется и т. п.», «Про невесту нашего Оболенского говорят, что она очень красива, мила, влюблена в него и в 2 миллиона…» [89, с. 469, 472, 473].
В пору обустройства П. А.Столыпина в Саратове туда неоднократно наведывалась М. М. Булгак. А. С. Гершельман в своих детских воспоминаниях, приходившихся на 1898–1903 годы, т.е. на время службы его отца начальником штаба 2-й пехотной дивизии в Гродно, о ней он писал: «Начальницей женской гимназии в Гродно при нас была назначена мадам Булгак, как мы ее звали Мария Михайловна, урожденная Бартенева. Мадам Булгак была женщиной очень энергичной и горячей русской патриоткой. Она неоднократно бывала в нашем доме, мы очень любили ее визиты к нам. Иногда после вечернего чая она брала своего любимого автора – графа А. К. Толстого и с увлечением читала нам из него: Дружно гребите во имя прекрасного против течения…. Мы сидели вокруг стола, широко раскрыв глаза, и увлеченные ее чтением, живо представляли себе широкий мутный поток вроде Немана после дождя, на нем ладью, сносимую течением, и гребцов, налегающих на весла…Вся раскрасневшаяся, махая своими короткими руками и сползая своим полным туловищем со стула, она с азартом повествовала нам об увиденном и услышанном. Ее рассказы, в том числе затрагивающие ее начальствование в гимназии, всех нас сильно потешали…Если не ошибаюсь, Мария Михайловна Булгак была назначена начальницей Гродненской женской гимназии не без протекции Столыпина. Весной 1903 года отец был назначен на новую должность в Омск, а Столыпин был переведен в Саратов» [136, с. 267].
После отъезда П. А. Столыпина в Саратов у М. М. Булгак стали возникать проблемы как с местным начальством, так и с попечителем Виленского учебного округа. В сложившейся ситуации она, естественно, полагалась на поддержку своего бывшего губернатора. 9 марта 1904 года в самом конце своего письма к супруге Столыпин писал: «Сейчас приехала Булгак – завтра решается ее переход в Саратов». Судя по всему, этот вопрос решился положительно с назначением Булгак главной надзирательницей Саратовской женской гимназии. В последующих письмах Столыпина к жене имя М. М.Булгак встречается довольно-таки часто: «Сегодня появилась Булгак. Она завтра, в воскресенье, у меня обедает; чтобы не обедать одному с Булгак, я позвал Оболенского (Николая Васильевича – князя, чиновника особых поручений при саратовском губернаторе. – В.Ч.), т.к. она любила его брата (Александра Васильевича. – В.Ч.)». Далее: «Булгак в августе приедет в Колноберже». О дружественных, близких отношениях Столыпина и Булгак свидетельствуют следующие строки: «Вечером приехал Кропоткин, и мы вместе пошли пешком к Булгак, у которой была еще Антонина и о. Сергей (Архимандрит Сергий – настоятель Николаевского мужского монастыря в городе Петровске Саратовской губернии. – В.Ч.)», «Булгак уехала домой, сегодня приходила попрощаться со мной», «Когда приехал домой, то нашел массу телеграмм, между прочим, от матушки Елены и Булгак из Красностока (значит она приближается к Колноберже)», «Сегодня дамский день: Каткова (урожденная княжна Щербатова. – В.Ч.) и Булгак. Первая сидела днем. Вторая обедала и тараторила полтора часа» [89, с. 474, 535, 536, 574, 575, 577, 587]. Болтливость и назойливость Булгак раздражали Столыпина, однако ничего поделать с ее визитами он не мог. В последующем уже после гибели Столыпина, М. М. Булгак приобрела скандальную известность в петербургском салоне графини Игнатьевой, в Выровском монастыре Седлецкой губернии и, наконец, в Оптиной Пустыне, откуда по ее вине в 1912 году был выслан духовный писатель С. А. Нилус [134, с. 93–102].
Два письма П .А. Столыпина к князю Н. П. Урусову (от 22 августа 1905 года и 10 июня 1906 года) – его предшественнику на посту гродненского губернатора свидетельствовали об их теплых, доверительных, дружеских взаимоотношениях. Само обращение к нему («Милый, дорогой Коля»), готовность поддержать и помочь («Я докладывал о Тебе Государю. Он приказал мне передать тебе, что не забудет и озаботится о твоем устройстве. Пока Государь приказал назначить тебя в Совет министров. Повторяю, что это пока, и ты будешь устроен по достоинству. Крепко тебя обнимаю. Твой старый друг П. Столыпин») были отличительной особенностью этих писем. Свои обещания Столыпин, как правило, выдерживал: в марте 1908 года Урусов получил должность Екатеринославского губернского предводителя дворянства, которую и исполнял до 1917 года [89, с. 89, 617–619].
В своем письме к О. Б. Столыпиной от 21 июня 1904 года Петр Аркадьевич вспомнил покойного гродненского губернатора А. Е. Зурова (в должности с 15 июня 1870 года по 9 мая 1878 года): «Сегодня была в канцелярии панихида по Мещерскому. В один год уже второго саратовского губернатора хоронят. А мне приходится не только поправлять их ошибки, но еще в жару и молиться за них. Два еще живы – Галкин и Косич. А в Гродно я за Зурова молился» [89, с. 522]. Данное событие имело место 14 января 1903 года еще в бытность Столыпина гродненским губернатором. В тот день он не только присутствовал на панихиде бывшего губернатора и попечителя женской гимназии А. Е. Зурова, но и отправил вместе с начальником гимназии А. К. Борзаковским и главной надзирательницей гимназии М. М. Булгак вдове А. Е. Зурова – О. П. Зуровой телеграмму следующего содержания: «Попечитель гродненской женской гимназии (П. А. Столыпин. – В.Ч.), служащиеся и учащиеся, собравшись 14 января в день кончины А. Е. Зурова, отслужили панихиду по усопшему и просят Вас принять их горячее сочувствие памяти незабвенного устроителя их гимназии и церкви. После панихиды состоялось единогласное решение возбудить ходатайство о помещении в актовой зале гимназии портрета покойного А. Е. Зурова [114, с. 34].
В письме к жене от 18 июня 1904 года Столыпин упоминал И. М. Вышеславцева? в пору его губернаторства – Пружанского уездного предводителя дворянства, называл его «желтоватым, однако вполне порядочным человеком», рекомендовавшим Столыпину «англичанку» (гувернантку) для сына Ади [89, c. 519]. В Гродно же председателем окружного суда служил и брат Пружанского предводителя дворянства – Федор Михайлович, почетный мировой судья губернии, член совета гродненского благотворительного общества и местного православного Софийского братства [139, c. 76].
Большое место в переписке Столыпина с супругой занимали вопросы устройства его быта в Саратове и Петербурге, не оставалась вне его внимания и прислуга. Особенно часто упоминалось в письмах Петра Аркадьевича имя старого лакея Казимира – уроженца Северо-Западного края. Мария Бок, старшая дочь гродненского губернатора, в своих воспоминаниях упомянула его в связи с разъяснением того, что представлял из себя губернаторский дворец:
«Кроме нашего помещения, находились в этом дворце еще губернское присутствие, губернская типография и много квартир чиновников. Под этой же крышей был и городской театр, устроенный в бывшей королевской конюшне и соединенный дверью с нашим помещением. У папы как губернатора была там своя ложа, и Казимир приносил нам, когда мы бывали в театре, чай, который мы пили в аванложе» [148, с. 9]. Казимир поступил на службу к Столыпину еще в Ковне и постоянно находился при Петре Аркадьевиче. В ходе приготовления губернаторского дома в Саратове к приему всей семьи Казимиру приходилось нелегко. 12 октября 1903 года Столыпин писал жене: «Завтра жду прислугу – купил четыре кровати и очистил для них комнату. Комната Казимира и Вацлава (повара. – В.Ч.) еще не готова, завтра ее еще только оклеивают. Мебель и вещи еще не пришли. Тебе придется жить на бивуаках». 13 октября 1903 года:
«Сегодня приехала наша прислуга и сегодня уже сняли леса в столовой и завтра ее будут оклеивать обоями. Еще не докрашен вестибюль и оклеивают витую лестницу, комнату Казимира и проч.». 4 мая 1904 года: «Старик Казимир пришел, весь трясется в лихорадке и говорит, что не может по болезни исполнять своих обязанностей. Если пройдет лихорадка, заявится». 24 мая 1904 года: «Я приказал Казимиру составить список белья, но он говорит, что он, кроме данного ему Александром, нашел всего два полотенца. Не нужно ли их пересчитать?» 26 мая 1904 года: «Браним Казимира за плохую укладку белья. Есть ли надежда найти лакея?». 6 июня 1904 года: «Вот опись сундуков. Белье в шкапу и шкапной Казимир не описал, т .к. ключа нет, вероятно, увезли с собой. Казимира я хотел прогнать: он два раза вечером пьяный заснул и только в десять часов его добудились ставить самовар». 2 июня 1904 года: «В Кузнецке неожиданно мне было приказано сесть в царский поезд, так как был полный, а Бреверн (Виктор Параманович – старший чиновник особых поручений при канцелярии Саратовского губернатора. – В.Ч.) и Казимир, которых я взял с собой, были в упоении. Казимир всю ночь бродил по поезду, а Бреверн похудел от счастья». 5 июля 1904 года: «Меня сердит Казимир и повар. Первый до того изленился, что когда я прихожу спать, постель еще не сделана и не вымыто. Пора тебе приехать». 6 июля 1904 года: «Я Казимиру отдал жалованье. Он просит зачесть за 1 августа. Нужно ли еще?». 10 июля 1904 года: «Я на Казимира страшно разбесился и объявил ему, что по прибытии в Саратов (из поездки по губернии. – В.Ч.), увольняю его». 16 июля 1904 года: «Хотел было вместо Казимира взять (в очередную поездку. – В.Ч.) повара, но боюсь, что он не будет мне постель стелить, а я выносить его капризы». 18 июля 1904 года:
«Вчера я, как умел, угостил отряд (Красного Креста, отправлявшегося на русско-японскую войну. – В.Ч.). Были пироги, холодная осетрина, телятина и компот. Выпили две оставшиеся бутылки шампанского. А санитаров накормил в комнате у Казимира». 28 июля 1904 года: «Так как Казимира отправляю сего прямо в Колноберше, то и письмо к тебе посылаю вместе с ним, т. к. оно скорее придет, чем по почте. Я с Казимиром отсылаю также высокие сапоги, подушку, одеяло и проч.». 29 июля 1904 года: «Шлю тебе пару слов из Рязани. Завтра Казимир доставит тебе подробнейшее письмо из Москвы. А сейчас ничего, кроме поцелуя». 30 июля 1904 года. Москва: «Посылаю вам через Казимира фунт конфет в полтора рубля. Беру его с собой на извозчике и еду покупать держалки для кареты и почтовую бумагу – пусть он ее довезет». 31 июля 1904 года. С-Петербург: «Завтра утром кончу письмо, а теперь… валюсь от усталости и иду спать. Казимир положил мне маленькую подушку мою без чехла!» [89, с. 458–560]. Несмотря на все перипетии повседневности Казимира любили, и умер он в доме Столыпиных сразу же после покушения на Петра Аркадьевича, которого безмерно любил и уважал.
В письме Столыпина к Ольге Борисовне от 31 июля 1904 года имеется упоминание и о молоденькой няне их сына Ади – Людмиле Останькович, взятой губернатором в услужение семье в Красностоке перед отъездом из Гродно. Вероятно, в последнем письме жены было высказано предположение о пропаже какой-то вещи. В ответ на это Столыпин писал: «Я не могу поверить, что няня – воровка! Она так любит Адю и не похожа она на это…» [89, с. 560]. Неверие Столыпина в дурные наклонности нянечки было провидческим. Во время покушения на него 12 августа 1906 года на Аптекарском острове Людмила Останькович показала себя с самой лучшей стороны. Вот как описывает это Мария Бок: «В момент взрыва Наташа (дочь Столыпиных. – В.Ч.), Адя и его няня Людмила находились на балконе прямо перед подъездом, куда подъехало ландо с террористами в жандармской форме. Взрывом все находившиеся на балконе были выброшены на набережную. Наташа попала под ноги раненых и бесновавшихся от боли лошадей убийц. Спасти жизнь ребенку удалось с большим трудом. У Ади были раны на голове, перелом ноги и сильное нервное потрясение… Няня, стремившаяся прикрыть собой малыша, пострадала сильнее. Как сообщает Мария Бок, «…она лежала рядом с Адей на земле и безостановочно жалобно, со стоном повторяла: «ноги, ноги…». Мы ее подняли, переложили на диван, и я, расшнуровав ей ботинок, стала бережно его снимать. Но какой был мой ужас, когда я почувствовала, что нога остается в ботинке, отделяясь от туловища. Положили несчастную девочку (ей было всего семнадцать лет) насколько можно удобнее и вышли». Вскоре Людмила умерла. Вместе с другими жертвами покушения на Столыпина был похоронен и отставной чиновник из Гродненской губернии М.Т.Вербицкий, приехавший в тот роковой день на прием к министру [148, с. 15].
Всего на П. А. Столыпина было совершено одиннадцать покушений. И последнее в 1911 году все же унесло его жизнь. И это при том, что вся его деятельность была направлена на укрепление страны и улучшение жизни народа. Таков был непростой и неблагодарный удел реформатора. И тем не менее бывший гродненский губернатор всегда мог рассчитывать на поддержку гродненцев. Когда в феврале 1907 года председатель Совета министров Столыпин объявил на заседании Государственной Думы правительственную программу преобразований в стране, включая решение земельного вопроса, обеспечение свободы личности, укрепление начал веротерпимости и т. д., а его перебили отдельные ретивые думцы возгласами: «Долой! У Вас руки в крови!», ему ничего не оставалось, как выступить вторично с речью, которую он закончил поистине историческими словами: «Не запугаете!». Эта речь произвела огромное впечатление в России и за границей. Всем стало понятно, что будущее страны покоится на плечах Столыпина. Уже через несколько дней на его имя поступило множество телеграмм, в том числе и от членов Гродненского Софийского православного братства: «С отрадным чувством глубокого нравственного удовлетворения приветствуем выступление Ваше в Государственной Думе с предложениями правительства о мирном, законном, во благо Родины выполнении великих преобразований, а также удивительное мужество и твердость, проявленные Вами при отражении в собрании Думы дерзких попыток призыва к мятежному сопротивлению мирной законодательной деятельности и нынешней Думы. Братство крепко верит, что за Вами и с Вами вся трудящаяся спокойная Россия. Братство убеждено, что эти надежды разделяет все русское православное население Гродненской губернии. Да укрепит и сохранит Вас Господь!». Подписали телеграмму: почетный председатель Братства – епископ Гродненский и Брестский Михаил и председатель его совета Лебедев. В своей ответной телеграмме Братству П. А. Столыпин сообщал: «Счастлив был задушевному привету из родной Гродненской губернии, высоко мною чтимого братства и любимого Архипастыря» [148, с. 16].
Деловые контакты и задушевные встречи гродненцев со Столыпиным имели место и в последующие годы. Что же касается писем, то гродненская тематика в них была представлена значительно реже. Известно лишь три письма председателя правительства за 1907–1911 годы, в которых он пишет о гродненцах. Первое из них было адресовано императору Николаю II. Оно касалось экстренного перевода гродненского губернатора Ф. А. Зейна на новую должность в Финляндию в свиту в связи с введением там военного положения. Со свойственной главе правительства решительностью Столыпин писал: «Ваше Императорское Величество, обдумав все подробности предстоящих относительно Финляндии распоряжений, я пришел к убеждению, что надлежит поступить так: 1) немедленно издать указ о назначении помощником генерал- губернатора генерала Зейна; 2) вызванного мною уже из Гродно Зейна немедленно послать в Гельсингфорс, дабы он в критическую минуту был исправляющим должность генерал-губернатора». Рекомендации Столыпина император принял во внимание. После непродолжительного пребывания на должности помощника генерал-губернатора бывший гродненский губернатор, генерал-лейтенант Зейн именным указом от 16 ноября 1909 года был назначен на пост Финляндского генерал-губернатора [115, с. 386–387].
Два других письма были адресованы князю П. Д. Святоплк-Мирскому. Оба они касались просьб последнего к Столыпину о благоприятном продвижении по службе близких князю людей. Следует отметить, что при всем своем уважительном отношении к Святополк-Мирскому Столыпин превыше всего ставил способности, деловые и моральные качества кандидатов на те или иные государственные должности. Так в письме от 17 декабря 1908 года он писал: «Глубокоуважаемый князь Петр Дмитриевич. В ответ на письмо от 9 сего октября считаю долгом уведомить Вас, что чиновник особых при мне поручений Лев Владимирович Потулов зачислен мною в кандидатский список на вице-губернаторские должности, и я буду иметь его в виду при замещении могущих открыться вакансий. К сожалению, однако, я затрудняюсь предоставить Вашему племяннику одну из первых вакансий, так как значительное число лиц, состоящих кандидатами в вице-губернаторы по своей продолжительной службе, имеют преимущество перед г. Потуловым право на повышение и мною уже обещаны некоторым из них ближайшие вакансии» [115, с. 257, 406]. Следует заметить, что Л. В. Потулов приходился правнуком генерал-майору П .В. Потулову, владельцу ряда имений в Кобринском уезде Гродненской губернии, обретенных благодаря женитьбе на одной из представительниц гродненского рода Ланских, давших России ряд государственных и военных деятелей. П. А. Столыпин не мог не знать об этом, тем не менее его внутренняя порядочность не позволяла ему переступать определенные принципы в поведении. Только после его гибели племянник Святополк-Мирского смог получить должность кутаисского губернатора (1916), а затем и исполняющего должность Бакинского губернатора (1917) [10, с. 4]. Столь же принципиально и по-деловому подошел Столыпин к просьбе П. Д. Святополк-Мирского дать характеристику предводителю дворянства Пружанского уезда Гродненской губернии Б. Н. Палеологу. В своем ответе от 12 июля 1911 года, т. е. за полтора месяца до своей кончины, он отмечал:
«Милостивый государь князь Петр Дмитриевич. По поводу личных переговоров о пружанском уездном предводителе дворянства Б. Н. Палеологе имею честь сообщить Вашему Сиятельству, что строго проверенными данными установлена безукоризненная деловая его репутация и отсутствие каких бы то ни было поводов к нареканиям на него как со стороны семейного положения, так и в отношении личного его поведения, всегда порученного и полного достоинства» [115, с. 461–462]. Высокая оценка Столыпиных деловых и личных качеств Палеолога получила свое яркое подтверждение в начальный период первой мировой войны. Уездный предводитель дворянства принимал активное участие в сборе пожертвований на нужды российской армии. Комиссия, которую он возглавлял в сентябре 1914 года, собрала свыше пяти тысяч рублей. Сверх этой суммы Б. Н. Палеолог передал в комиссию частное пожертвование в размере 1350 рублей для обращения в пользу лазарета, учрежденного супругой коменданта Гродненской крепости генерала Кайгородова. Палеолог был и организатором пункта по питанию и обслуживанию проезжающих через станцию Погодино раненых воинов. Пункт существовал на пожертвования местных жителей. От себя лично уездный предводитель дворянства пожертвовал на питание воинов 300 рублей, а также передал ему 2 тыс. рубах, 500 кальсон, а 200 рублей передал местным крестьянкам, стиравшим раненым белье [137, с. 351–352].
Анализ переписки П. А. Столыпина, касающейся Гродно и гродненцев, не только расширяет наши представления о его жизни и деятельности в вышеуказанный период, в том числе и на повседневном бытовом уровне, но и позволяет говорить о его высоких человеческих и гражданских качествах, в основе которых главным было служение Отечеству и народу. Губернский Гродно П. А.Столыпин любил, т. к. здесь задумывались и частично реализовывались его преобразования в области аграрных и национальных отношений, высоко ценил он и тех гродненцев, кто поддерживал его начинания как в пору его гродненского губернаторства, так и на других важных государственных постах. И последние платили ему тем же. 15 июня 1914 года в сквере гродненской Свято-Александро-Невской церкви П. А.Столыпину был открыт памятник, построенный на собранные горожанами средства.
предыдущее - в начало главы - далее