предыдущее   -  в начало главы  -  далее

 

4.3. Эпистолярное наследие Я. Козловской-Студницкой (1890 – 1971)

 Почти двадцать лет (с 1920 по 1939 год) директором Государственного архива в Гродно была Янина Козловская-Студницкая. Глубокий знаток архивного дела, пытливая исследовательница, она немало сделала для пополнения фондов Гродненского архива новыми документальными материалами, организации их хранения и использования. Большая работа проводилась ею в направлении создания в городе Исторической библиотеки, организации и проведения съездов польских историков и др. Вся эта деятельность в той или иной степени оказалась запечатленной в переписке замечательной архивистки с историками, архивистами и краеведами. К сожалению, до нас дошла лишь незначительная часть эпистолярного наследия директора Гродненского архива, касающегося ее поисковой и собирательской работы. Последнее еще более подчеркивает источниковедческую и архивоведческую значимость документов, обнаруженных нами в Государственном архиве Гродненской области (ГАГО). Об этом убедительно свидетельствует переписка Козловской-Студницкой с белостокским исследователем и коллекционером Яном Глинкой и другими лицами в 1934– 1939 годах (ГАГО, ф. 104, оп. 1, д. 259, лл. 1–22). Творческие контакты между этими энтузиастами архивного дела завязались, по-видимому, задолго до начала данной переписки. Это во всяком случае подтверждает письмо Яна Глинки из Белостока в Гродно от 24 января 1937 года: «Уважаемая госпожа директор, попытка приобретения для госархивов документов гетмана Браницкого, к сожалению, не удалась, ибо декан (Белостокского костела. – В.Ч.) даже и слышать ничего не хочет об этом деле, несмотря на все мои усилия в этом направлении. Буду теперь пытаться повлиять на декана уже через воеводу, с которым он весьма считается, однако и это вряд ли даст позитивный результат, так как у него имеется свой план по размещению интересующего нас архива на костельном чердаке. Намереваюсь спасать архив от подобного бедствия следующим образом. Постараюсь побыстрее закончить его инвентаризацию, после чего напишу об архиве в одном из научных журналов, чтобы сведения и память о нем не пропали. Возможно после этого декан согласится на временное размещение коллекции в городском архиве, откуда его можно будет передать в государственное хранилище. Городской архив достаточно богат на материалы из XIХ века, а также и на более ранние, последние   до   недавнего   времени   лежали   в   подвале   и   там   набрались сильнейшего запаха плесени. Этот запах сохраняется, несмотря на перенесение этих документов пару лет тому назад в специальное помещение; к сожалению, никакой работы с ними не ведется, архив до сих пор не заинвентаризован. Начальник отдела просвещения и культуры Голавский проявляет желание к упорядочению этого архива, включая и костельные документы. Однако одного лишь желания в этом деле мало, нужны дела. В связи с этим прошу, чтобы Вы при очередном приезде в Белосток не только ознакомились с городским архивом, но и повлияли на реализацию добрых намерений».

Не вызывает сомнений, что директор гродненского госархива ответила на это обращение не одним письмом и не одним посещением Белостока. Подтверждает это второе сохранившееся до нашего времени письмо Яна Глинки к Янине Козловской-Студницкой от 9 сентября 1937 года: «Весьма благодарен Вам за подсказку относительно Литовской Метрики, с которой постараюсь обязательно ознакомиться во время планируемой в ближайшее время поездки в Варшаву. Вчера воеводское управление написало в Гродно просьбу об высылке мне копии завещания Веселовской, в соответствии с рекомендацией; таким способом, благодаря Вам я буду иметь возможность ознакомиться с содержанием этого документа. Воспоминания Стаженьского были переписаны несколько десятков лет тому назад с оригинальных записей его потомка Адама Стаженьского. Подлинные записи были взяты Адамом от представителя другой линии Стаженьских – Виктора, который вскоре после этого, где-то около 1893 года, отдал эти записки в одну из библиотек или общественный архив в Познани, где в настоящее время и находится. Обо всем этом я узнал от Михаила Стаженьского, хозяина текстов, которые Вы желаете сейчас получить. В указателе к 5-ому тому находятся интересные сведения о судьбах воспоминаний, которые объясняют хаотичное их содержание. Вскоре после Вашего отъезда привез с костельного чердака два сундука с документами и почти все их заинвентаризовал, охватывая этой работой не только то, что было необходимо для моей работы над историей Белостока. К древнейшим среди них следует отнести указы подляского воеводы Николая Кишки о передаче церквам десятин (1585 год), а также ряд автографов на  польском языке. Оказалось, что на самой высокой костельной полке находилось еще множество документов, при разборе которых я заболел воспалением дыхательных путей. Как раз высокая температура и удерживает меня сейчас дома. Речь идет о бумагах Браницких, которые перемешаны с костельными, парафиальными списками времен унии. Сохранение этого архива – боль моего сердца; в голове моей не помещается мысль, что все это, стоившее мне неимоверных усилий, может пропасть за зря. Если бы не мое знакомство со второй частью этого архива, находящегося в Вилянове, я бы не смог их расположить в определенном логическом порядке. Верно, что этот труд не пропадет, ибо на днях намерен приобрести в Варшаве хорошую картотеку для вписания в нее всех папок с бумагами. Последние в своем числе постоянно увеличивающиеся, я намерен пронумеровать, без учета их содержимого, а лишь с учетом алфавита, дат и заголовков. Эта система, предложенная мне опытным библиотекарем, кажется мне единственной пригодной по своей простоте. Если что-то не так я делаю, то предлагайте свои доводы. После 19-го сего месяца приеду в Гродно с намерением обработать документы, касающиеся унии в самом Белостоке, и естественно повстречаться с Вами».

Переговоры Я. Глинки и Я. Козловской в отношении найденных бумаг, их усилия, направленные на сохранение ценнейших документов, не могли не породить всякого рода толков вокруг этого дела со стороны архивного начальства. Поэтому директор послала на сей счет свои пояснения в Варшаву.

19 ноября 1937 года Я. Козловской-Студницкой прислал свое письмо представитель  дирекции  госархивов  в  Варшаве  Владислав  Суходольский:

«Уважаемая госпожа! Дело актов, а правильнее части актов рода Браницких в Белостоке, о чем Вы сообщали министерству еще в августе, приобретает весьма неожиданный оборот. Сообщаю об этом Вам путем полуофициальным по причинам, о которых речь пойдет ниже. Около десяти дней тому назад в Варшаве находился господин Глинка. Он работал в Национальной библиотеке, ища материалы для своей монографии о Белостоке. Перед отъездом домой Глинка спросил у хранителя рукописей Национальной библиотеки о том, не захотела бы библиотека приобрести часть архива Браницких-Грифитов? Глинка пояснил, что речь идет о 3-х ящиках бумаг, которые он имеет у себя и которые попали к нему в процессе работы над монографией, вторая же часть их находится у белостокского декана; в ее составе масса корреспонденции, а также какие-то краковские акты. Глинка также сослался на Ваш визит к нему в качестве представительницы государственной архивной службы, во время которой Вы имели возможность ознакомиться с ними в общем плане. Со слов Глинки, приобретение данного архива будет стоить недорого, где-то 200–250 злотых, если не придавать этому делу много шума, ибо духовные власти могут присоединить эти акты к митрополичьему архиву в Вильно. С научной  же точки зрения такой поворот дела нежелателен и будет лучше, если часть актов Браницких, подобно другой части из Вилянова, перейдет на хранение в Национальную библиотеку.

Как только мне стало известно об этом разговоре, я попросил доктора Баньковского, чтобы он направил Глинку ко мне. Приобрести упомянутые документы мы бы вполне могли и с Национальной библиотекой также бы договорились. К сожалению, господин Глинка ко мне не пришел и выехал из Варшавы.

Анализируя вышеупомянутые факты и обстоятельства, я пришел к выводу, что речь здесь не идет об какой-либо афере. Глинка на самом деле откровенен, мы вполне в состоянии приобрести весь архив или его часть, не вдаваясь в правовой статус собственника… Реально речь идет о 200–350 злотых и 6-7 ящиков с актами и письмами, оставшимися у некогда могущественного магнатского рода и такой известной политической фигуре как Клеменс Браницкий. Не исключено, что там много мусора, но не без того, чтобы там нельзя было бы найти ценные вещи и по истории хозяйства (акты экономические), и истории войска (бумаги Коронного гетмана), и политической истории (письма и пр.). Все это нужно спасать. А поскольку Вы уже в это дело ввязались, то его надо решать деликатно, без административного нажима, чтобы разрешить его полюбовной передачей документов. Вам надлежит еще раз переговорить и провести всю передачу как можно секретнее.

Пользуясь случаем, хочу затронуть и другие наши дела. Прежде всего меня интересует дело о здании табачной монополии и о возможности приспособления его под архивохранилище. Здесь мы имеем конкурента в лице департамента школ. Однако пока идет подсчет цен на перестройку, то мы можем здесь еще подождать.

В завершение письма хочу напомнить об архивных анкетах. Не хочу вгонять в стыд Гродненский архив и присылать вам архивиста со стороны для проведения этой работы по поручению нашего управления».

На это письмо Янина Козловская ответила тотчас же, о чем свидетельствует пометка на письме Владислава Суходольского: «Письмо отправлено 20.Х.37». Ознакомиться же с ним нам не  удалось.  Однако отдельные отголоски операции архивистов по «спасению» белостокского архива можно обнаружить в последующих письмах Яна Глинки к директору гродненского госархива и ее ответах в Белосток. Вот одно из них от 1 декабря 1937 года: «Уважаемая госпожа директор. Сегодня утром отправил обе книжки, взятые недавно у Вас, за что приношу Вам свою сердечную благодарность. Если воспоминания Стаженьских и Кучиньского Вами изучены, то я очень хотел бы, чтобы Вы мне их переслали еще до праздников. Не имея воспоминаний Стаженьского в издании Мосьцицкого (имею лишь часть этого издания), я тем не менее обнаружил в ней достаточно значительную разницу с первоисточником, т.н. пропуски, переработки и т. д.

В Гродненском архиве я нашел, между прочим, ценный источник, касающийся герба г. Белостока. Конечно же, использую его в своей монографии, в то же время я обещал доктору Вдовишевскому – редактору геральдического ежемесячника, что в ближайшее время пришлю ему статью о древних гербах подляшских городов, основанных на этом и других источниках. Поэтому позволю себе попросить Вас о присылке мне фотографий этих гербов с описанием их цветовой гаммы. Инструкцию для фотографа вышлю отдельно. Буду Вам очень обязан за уделение мне такой помощи и приношу Вам свои извинения за причиненные хлопоты».

Ответ в Белосток ушел лишь через две недели, и причины этому были:

«Уважаемый господин Глинка! Безуспешно искала толкового фотографа, т. к. Ваши инструкции требуют профессионала высокого уровня, а его найти в Гродно не так-то просто. Возвращаю с благодарностью воспоминания Стаженьского и Кучиньского; буду Вам безмерно благодарна, если они со временем вернутся к нам в архив уже навсегда. А что с «браницянами»? Меня немного беспокоит отсутствие упоминаний о них в Вашем письме. Или передача их пока не имеет успеха? Примите мои поздравления в связи с предстоящими праздниками и пожелания успехов».

15 декабря Ян Глинка писал в Гродно: «Очень благодарен Вам за возвращение воспоминаний Кучиньского и Стаженьского, над  которыми посижу во время праздников. О находящемся у меня архиве Браницких я уже писал, сразу же после Нового года надеюсь получить обещанное. Существуют две причины во всей этой волоките: именно перед праздниками декан более всего занят капланской работой, однако вторая причина еще важней – это отсутствие денег из министерства. Однако как только их пришлют, продавец сразу станет покладистее. Еще раз прошу извинить меня за хлопоты о моих фотографиях с гербами. С оказии приближающихся праздников передаю Вам пожелания хорошо их встретить. С глубоким уважением и желанием поцеловать Ваши ручки. Я. Глинка».

К сожалению, надежды Яна Глинки и Янины Козловской-Студницкой на получение известных им бумаг сразу же после Нового года оказались тщетными. И лишь в конце лета 1939 года их ожидание обрели уже реальные черты. Вот что писал об этом 14 августа 1939 года Ян Глинка: «Сразу же после возвращения из Гродно я обратился к графу Михаилу Стаженьскому с обширным письмом и сегодня получил ответ, краткое содержание которого с радостью Вам сообщаю. Наконец-то граф Стаженьский соглашается на то, чтобы я от его имени передал в Гродненский государственный архив на хранение его архив с рукописями воспоминаний Матея Стаженьского и Викторина Кучиньского, а также портреты, среди которых есть и портреты обоих упомянутых мемуаристов. Завтра должен выехать из Белостока на 7–10 дней по своим личным делам с тем, чтобы по возвращению мог бы выслать архив в Гродно; надеюсь сделать последнее без задержки».

Через неделю, 21 августа, ожидаемое свершилось, что и подтвердил Ян Глинка в своем письме: «Сегодня закончил просмотр архива Стаженьских, который оказался, к сожалению, весьма перемешанным. Для того, чтобы хоть чуть-чуть сориентироваться в нем, я сразу же выделил некоторые документы, представляющие самостоятельные группы, не связанные ни в каком отношении с бумагами, помещенными рядом, при этом я, естественно, избегал какого-либо перемешивания бумаг. Городскому управлению Белостока объяснил, что передача архива Стаженьских на хранение в Гродно оправдана и в научном, и профессиональном отношении. Я заверил городские власти, что факт принятия документов в Гродненском госархиве будет подтвержден соответствующим официальным письмом. Граф Михаил Стаженьский (Белостокское воеводство, имение Петкув) просит также об присылке ему подтверждения Государственного архива в Гродно о приеме им на хранение конкретно обозначенных ценностей. Даритель, между тем, оговорил за собой и своим сыном, но не за другими потомками, право в случае потребности изъятия некоторых документов и картин в течение некоторого времени, но реально до этого вряд ли дойдет. 16 августа я передал директору Суходольскому для опубликования составленную мною опись архива Браницких. Также предложил ему свою кандидатуру для работы в архивистике и теперь буду ждать ответа по сему поводу.

P.S. Архив Стаженьских отправляю через специального сопровождающего, так будет дешевле и сохраннее, чем при пересылке по почте. Одна из числа передаваемых Вами картин остается пока в имении Новодвор, так как основную часть коллекции я вывозил из Пенткова. Чтобы ее доставить, придется потрудиться. Граф Стаженьский, который находится сейчас в нелегком финансовом положении, выразил желание, чтобы оплату пересылки этой картины взял на себя архив. Ян Глинка».

21 августа 1935 года был датирован и акт передачи архива Стаженьских Гродненскому госархиву. Вот полный текст его:

«Белосток, 21 августа 1939 г.

В Гродненский государственный архив.

 От имени графа Михаила Стаженьского, владельца архива рода Стаженьских, я передаю нижеследующее на хранение Гродненскому государственному архиву, а именно:

 Рукописи

 а) Воспоминания Викторина Кучиньского, каштеляна подляшского, за весь период его жизни, 1668–1737, 1 том, кожаный переплет, стр. 272.

Копия с оригинала сделана Адамом Стаженьским в конце ХIХ в., а также другие документы этого рода, имеющие к нему отношение;

б) Воспоминания Михаила Стаженьского, старосты браньского, род. в 1757 – ум. в 1824 г., касающиеся событий 1733–1816 г., написанные в 1813–1816 г.; всего 5 томов, у четырех из которых кожаный переплет, а остальные кожаные лишь наполовину; стр. соответственно 245, 326, 350, 343, 220.

Копия с оригинала сделана Адамом Стаженьским в 1885–1893 г.;

в) Август Стаженьский. генеология рода Стажень-Стаженьских, 1882, машинописная рукопись;

г) Три привилея короля Станислава-Августа, датированные в Варшаве 15.VIII.1774 г., подтверждающие их принадлежность Михаилу Стаженьскому:

1)  от отца его Матея – старосты браньского с юрисдикцией старостиньской;

2) от родителей его Матея и Анели из Тромбиньских  – войтовства браньского;

3)  от родителей его – войтовства малешевского в старостве браньском.

д) Перечень документов Адама Пониньского, подскарбия Вел. Коронного, сделанный Томашом Плоньским, Цуднув, ноябрь 1788, стр. 93;
е) Папка с документами, касающаяся ключа златорыйского в поместьях тыкоциньских, 1721–1817;
ж) Папка, содержащая документы по делу о перегоне 35 волов через границу в окрестностях Мура, 1818 г.;
з) Предложения Билгорайскому сельскохозяйственному товариществу Тыкоциньского     округа     по     вопросу     основания     польской     торгово-промышленной институции, в связи с начатым там строительством, Глинник, 6.Х.1859 г.;
и) Разные заметки Адама Стаженьского, род. в 1846 г., ум. в 1917 г.;
к) Папка документов, касающаяся войска периода ХVIII в. и наполеоновской войны.;
л) Папка с письмами сенатора Игнатия Чейлза, Матея и Михаила Стаженьских, А. Моравской, графа де Бассотрерра'а, И. Бодуин Куртене'а и др. Конец ХVIII – начало ХIХ в.
м) Сундук с неупорядоченными документами ХVIII – ХIХ в.

 Книги(польские названия переведены на русский язык. – В.Ч.)

1. Николай Залашовский. Tomys secundus juris Poloniae. Poznan, 1702. 1045 стр., кроме вступительной части и алфавитного указателя содержания, в кожаном переплете.
2. Описание похорон Юзефа Потоцкого, кашт. краковского, гетмана вел. коронного, 1751, брошюра, стр. 16.
3. Людвик Бейевский. Новая книжица… Познань, 12.VII.1762, в полукожаном переплете. Панигирик в честь Стаженьских и Сокольницких, 32 стр.
4. De Sacy. Histoire duvienx et nouveau Testament…, Paris, 1769, 536 стр., обложка оторвана, отсутствует титульный лист, экземпляр иллюстрированный.
5. Hugnes Grotius. Le droit de la gerre et de la paix, trad. Par Jean Barbeyras, Bazylea, 1746, 2 тома, 518 стр., 480 стр., кроме вынесения общих высказываний и алфавитного указателя содержания, обработка польская.
6. Каэтан Крашевский. Бартаховский. Краков, 1888, с аннотацией Адама Стаженьского об источниках. Вклеены рукописные выдержки из документов 1756–1762 неизвестного ведомства.
7. Остроруг С. И. Вид памятника, установленного … под Варной. Париж. 3.1.1887. Литография и стихотворение. Печать мелкая.
8. Проект о правах и служебных обязанностях на вольном пастбище… Без указания места, даты и подписи. Печать мелкая.
9. Протест, обнаруженный в окрестностях города Городель над Бугом 10 октября 1861 г. Революционные воззвания с аллегоричным рисунком. Печать мелкая.
10. Идем вперед, июль 1920. Коммунистическая листовка.
11. Сумма доводов в деле о наследниках И. Кл. Браницкого, каштеляна краковского, гетмана вел. коронного против Станислава и Констанции из Чапских Малаховских, как наследников Томаша Чапского, старосты кнышиньского.

Без места и даты, но после 1786 г. Брошюра, 8 стр.

1. Проект ясновельможного Храповицкого, маршалка Рады, 1786 г., брошюра, 58 стр.
2. С берегов Нарвы, однодневка, Ломжа, 1902.
3. Кантеский  К.  Пан  староста  браньский,  оттиск  из  «Атенеума»,  1885, брошюра, с.385–412.

Периодическая печать

1. Kurier Polski, 1831.
2. Kurier Warszawski, 1831.
3. Dziennik Departamentowy, 1810.
4. Patryota, Warszawa, 1830.
5. Polak Sumienny, Warszawa, 1931.
6. Nowa Polska, Warszawa, 1831.
7. Dziennik Powszechny. Warszawa, 15.IX.1862.
8. Dziennik E. Kononiczny Zamojski, Zamosc, sierpien 1803.

Все эти журналы, за исключением двух последних, представляют полные комплекты.

Портреты

Написаны в ХVIII в. маслом на холсте

1. Ян Клеменс Браницкий, Каштелян краковский, гетман вел. коронный.
2. Изабелла из Понятовских Браницкая, каштелянова краковская, гетманша вел. кор.
3. Матей Стаженьский, староста браньский.
4. Анеля из Трембиньских Матеева Стаженьская, старостиха браньская.
5. Юзеф Сташеньский, Каштелян гнезненский.
6. Юзефова из Столдрских Стаженьская, каштелянова гнезнянская.
7. Михаил Стаженьский, староста браньский. Портрет Михаила Стаженьского будет передан в архив из имения Новодворы позже.

* * *

 Передавая данный архив, сообщаем, что граф Михаил Стаженьский оставил за собой и за своим сыном (по достижении совершеннолетия) – право получения обратно рукописей и картин, являющихся собственностью непосредственно их рода. Со своей стороны (т. е. со стороны Яна Глинки. – В.Ч.) прошу о дозволении мне научной работы с документами архива Стаженьских.

Государственный архив в Гродно имеет право разместить вышеупомянутые портреты в помещениях архива.

С уважением Ян Глинка.

С приложением к сему архив Стаженьский».

 

После доставки данного архива в Гродно и его приемке (возле каждого пункта акта Я. Козловской-Студницкой были выставлены соответствующие отметки-птички. – В.Ч.) в конце документа была сделана допечатка: «Кроме того, список был дополнен: Записки Михаила Стаженьского за 1812–1813 гг. и 1817–1822 гг., а также мелкой печатью –№ 9а «Воззвание командующего третьим резервным корпусом кавалерии, 1831, д. 1».

Завершали же акт следующие строки: «Государственный архив в Гродно подтверждает прием данного архива на хранение. Нижеследующее подтверждение является временным, после же проведения соответствующей инвентаризации будет составлена полная опись, экземпляр которой будет послан владельцам архива. Директор Государственного архива Янина Студницкая».

На следующий день 22 августа 1939 года Я. Козловская-Студницкая отправила в адрес Михаила Стаженьского письмо: «Уважаемый граф. Прошу принять мою искреннюю благодарность за передачу на хранение нам архива Вашего рода, который принят в наши фонды при любезном посредничестве господина Яна Глинки. Наш архив, объединенный с Исторической библиотекой, будучи местопребывания Отдела Польского Исторического общества, является признанным научным учреждением, поддерживающим контакты со всем миром. Не сомневаюсь также, что переданные нам материалы скоро найдут своих исследователей.

Детальную опись намерены оформить особо и незамедлительно. Имею намерение опубликовать ее в научной печати. Портреты постараемся сфотографировать, снимки же их позволю себе выслать Вам;  негативы останутся у нас, оригиналы же передадим на хранение в  Государственный музей в полном соответствии с теми оговорками, которые передал нам господин Глинка.

Будем очень благодарны всем за передачу нам портрета графа Михаила Стаженьского; стоимость транспортировки, разумеется, мы возьмем на себя.

Уверяем Вас, уважаемый граф, что любой контроль с Вашей стороны за хранением у нас Вашего родового архива будет воспринят нами с полным удовлетворением.

Прошу принять выражение нашего глубокого уважения».

В  тот  же  день  благодарственного  письма  был  удостоен  и  Ян  Глинка:

«Уважаемый коллега! Спешу сердечно поблагодарить Вас за приобретение для нас ценнейшей коллекции. Временную расписку на копии Вашего сдаточного письма высылаю тотчас же, вместе с письмом к графу Стаженьскому. Детальную инвентаризацию начинаем сейчас же, после чего вышлем Вам, как и графу Стаженьскому, 1 экз. описи. Портреты пока останутся в архиве, фотографирование их и т. д., они пойдут на хранение в Государственный музей, что в замке. При наличии у Вас такой возможности очень прошу прислать отдельным  письмом  исправление  к  тексту,  где  Вы  вместо  слова  «Музей» ошибочно написали «Архив».

Портреты не считаем слабыми. Единственно лишь портреты Браницких отличаются неким шаблоном, но дамы Стаженьские в целом пристойно написаны, особенно старшая из них. Стоимость упаковки, транспортировки и пересылки портрета Михаила Стаженьского, разумеется, мы возьмем на себя, если музей не будет к этому склонен.

Весьма ценным считаю также газеты Ноябрьского восстания; такой же следует признать и листовку с городельской манифестации; то же хочу сказать и о документе, связанном с деятельностью графа Виктора Стаженьского со Страбли. Еще раз сердечно благодарю!

Очень хотела бы знать, кто будет делать снимки с бригитских образов. Сестры назаретянки им окажут всяческую помощь. Хотела бы по случаю заказать и для себя по 2 отпечатка (фотографий), если они хорошо получатся. Особенно мечтаю об образе св. Анны. Вести об Вашем стремлении влиться в наши архивные ряды доходят до меня не только от Вас, но и из Варшавы. Частное письмо к начальству вышлю сегодня».

23 августа (как все-таки аккуратны в переписке были в ту пору люди, и как хорошо работала почта. – В.Ч.) Ян Глинка писал из Белостока в Гродно (письмо сюда пришло 25 августа 1939 года. – В.Ч.): «Уважаемая госпожа директор. Я на самом деле радуюсь тому доброму приему, который архив Стаженьских был удостоен в Гродно. Не могу также и скрыть того приятного впечатления, какое оказало на меня Ваше обращение в мой адрес – «коллега». Было бы это только для меня добрым предзнаменованием для моей архивной работы.

С немалым удовлетворением узнал о Ваших намерениях тотчас же приступить к инвентаризации этого архива, но, поверьте, это будет нелегким делом по причине хаотичности документов. Архив этот мною по-настоящему не исследован, кое-что знаю о нем из комментарий графа Михаила Стаженьского, сделанных во время совместного просмотра бумаг и  картин. Отец его Адам отличался любовью к архивному делу и много времени уделял бумагам своего рода, жил он в 1846–1917 годы. В то время данный архив был значительно богаче, чем сейчас. Во время большевистского похода,  в  1920 году, архив не был эвакуирован и значительная часть его пропала. Было это в имении Клюково в Высоко-Мазовецком повете. Еще до деятельности Адама в состав архива входили бумаги от Стаженьских и Кучиньских, последние же стали их частью после того как Барбара Кучиньская стала женой Михаила. Адам Стаженьский включил в архив древние документы, собранные из разных коллекций, главным образом с Подмешья, частью из башни цехановецкого замка. В записи карандашом на титульном листе повести К. Крашевского Бартоховский упоминает об отдаче бумаг с башни цехановецкой Анджею Щуке, однако неизвестно, все ли бумаги оттуда он получил. Завтра насчет этого дела напишу к Юзефу Щуке, сыну Анджея. Адам Стаженьский давал возможность историкам и литераторам пользоваться материалами своего архива.  Среди  них  были  –  Я.  Кантецкий,  К.  Крашевский,  З.  Глогер,  Х.

Мосьцицкий. Если требуются более детальные сведения на сей счет, то граф Михаил Стаженьский охотно в этом Вам поможет. Думаю, однако, что наиболее полезным в этих делах будет само генеалогическое древо этого рода. Архив линии Стаженьских со Страбли, потомков Мацея-Игнация и его жены Марии из Боворовских, по-видомому, был частично сохранен в Обществе друзей наук в Познани (в том числе и оригинал воспоминаний Михаила Стаженьского, старосты браньского), а часть погибла, как мне сообщали об этом Август и Анджей Стаженьские. Сдача на хранение бумаг в Познани должна была произойти в конце ХIХ века, однако с полной уверенностью утверждать об этом пока нет оснований.

Лучшие семейные портреты и прекрасная мебель, купленные старостой Михаилом в Белостоке после смерти гетманши Браницкой, погибли в имении Комаровщизне возле Вильно, которое принадлежало Виктору Стаженьскому, владельцу также и Страбли. Портреты, хранящиеся теперь в Гродно, были приобретены в конце ХIХ века Адамом Стаженьским от вдовы по Стаженьским, очень далекого родственника Адама, не владевшего графским титулом и не имевшим родства ни с Матеем, ни с его братом Петром.

Листовка времен манифестации Городельской, на которую Вы обратили внимание, является действительно интересной. В связи с этими событиями российские власти конфисковали имение Страбли Виктора Стаженьского, а сын его, также Виктор, мужчина необычайной красоты, «вытанцевал» себе, так говорят, при петербургском дворце возврат имения отца; до самой мировой войны он был офицером российской гвардии. Очень важным показался мне перечень документов имения Пониньского, составленного перед тем, как этот великий изменник дождался от сеймового суда смертного приговора. Пачка документов злоторыйских содержит очень важные документы по истории крестьянства. Надеюсь, что при инвентаризации Вы сможете выявить еще большее количество ценных материалов.

После последней встречи с Вами я договорился с ксендзом Малаховским, что он сфотографирует 3 портрета фундаторов монастыря бригидок, а также образ, который Вы ему укажете. Я видел ранее фотографии, которые были сделаны ксендзом Малаховским и его знакомыми, который будет делать снимки для меня. К сожалению, их фотографии весьма слабенькие. Они же говорили мне, что в Гродно нельзя найти профессионального фотографа, который мог бы качественно снять эти образы. Если это действительно так, то, видно, мне придется приехать в Гродно со своим аппаратом,  которым  уже делал качественные снимки старых образов, однако на это уйдет целый день».

Последнее письмо от Я. Глинки к Я. Козловской-Студницкой пришло в Гродно через три дня после начала Второй мировой войны: «Уважаемая госпожа директор. Дополняя свое письмо от 23 августа 1939 года, сообщаю, что я получил еще перед началом войны от Иосифа Щуки ответ: архив его рода находится в квартире его матери в Варшаве – Краковское предместье, 79. Вполне  возможно,  что  там  находятся  и  документы,  переданные  Адамом Стаженьским, который был соседом и приятелем умершего Анджея Щуки, отца Иосифа.

Очень доволен тому, что весьма вовремя мне удалось переправить архив Стаженьских в Гродно. Зато мое личное дело получило необычный оборот, ибо доктор Суходольский за день перед началом войны ответил мне по телефону, что в связи с общей нынешней ситуацией прием меня на работу в один из государственных архивов перестал быть актуальным на долгое время. Вообще- то я не удивился такому ответу, которому обязан Гитлеру.

В армию меня пока еще не призвали, добровольцев же тоже не берут. Ближайший период времени хочу посвятить обеспечению сохранности своих личных и чужих вещей, находящихся у меня и составляющих непреходящую ценность. Архив Браницких постараюсь разместить в белостокском магистрате, и там же – мою богатую библиотеку, а также коллекцию картин, медалей и т. д. Среди картин имеются полотна Франца Бассано, Караваджио, Тороборха, Ван Гудтенбурга, а из польских художников – Антония Залеского, Медеоа, Дейриха, Ваньковича. Завещание составлено у одного из белостокских нотариусов, возможно у Гонсѐровского. Я весьма заинтересован, чтобы сведения об этих коллекциях сохранились в Государственном архиве в Гродно. Библиотека моя собрана в 11 деревянных ящиках. Здесь и мой семейный архив с ХVIII века. Если местный магистрат откажет мне в приеме всего названного на хранение, то я буду просить о их приеме в Гродненском архиве и музее, если будут условия для их перевозки. Однако это будет трудно и вряд ли осуществимо».

К этому машинописному письму была сделана Яном Глинкой собственноручная приписка: «Незаконченная рукопись моей описи архива Браницких помещена вместе с иными вещами, как и несколько десятков папок архивных материалов, к моей монографии о Белостоке».

8 сентября Я. Козловская-Студницкая написала  Яну Глинке ответ:

«Уважаемый коллега! Подтверждения приема на хранение от Вас архива графа Стаженьского пока еще не выслала, так как не знаю, где Вы сейчас находитесь. Очень жалею, что Вы не поступили на архивную службу, однако не теряю надежду на Бога в том смысле, что то, что должно произойти, то произойдет, подобно тому, как не избежит наш враг страшного возмездия. Не имею ни писем, ни ведомостей от директора Суходольского. Мои близкие – в Варшаве, молюсь за всех их. Мы же тут вполне спокойны и полны уверенности в полной нашей победе».

Переписка Янины Козловской-Студницкой с Яном Глинкой, Владиславом Суходольским, Михаилом Стаженьским – это лишь незначительная толика ее эпистолярного наследия. Однако и она убедительно свидетельствует о ее высоком профессионализме, энергии и настойчивости в поиске и обретении ценнейших исторических источников, в частности архива Стаженьских. Вдумчивый исследователь найдет в переписке директора гродненского архива со своими коллегами немало и других ценных фактов и характеристик, касающихся  становления  и  развития  архивного  дела  на  Гродненщине  в межвоенный период, а также отражающих моральный облик участников переписки.

предыдущее   -  в начало главы  -  далее