Продолжение книги Владимира Алексеевича Артамонова «1708-2008. Мать Полтавской победы. Битва при Лесной».
(Предыдущие главы)
«Несказанная виктория».
Битва развернулась на разделённом редким и узким перелеском поле размером примерно в 1,5 км по ширине (фронту) и 2 км в глубину. К северу от перелеска, ближе к д.Лопатичи, поле было меньшим.
Определенное преимущество в местности было за русскими – лес вокруг тесного поля, как редуты, мог прикрывать их. Вместе с тем растительность лишала обоих противников свободы маневра (обхода флангов). Тыл шведов с юга и юго-запада прикрывало топкое русло р. Леснянки, вдоль которой стояли пустые постройки деревни Лесной. (Точная топографическая съемка местности начала XIX в. приведена на планах Д.П.Бутурлина).
В Северной войне, в том числе и в битве у д.Лесной, при общей линейной тактике противники сражались, имея разные военные традиции и приёмы.Со времён Густава II Адольфа (1594-1632) шведы до совершенства отладили линейные порядки. В России сражаться и гоняться строем за кочевниками было немыслимо и был наработан опыт боёв из-за укрытий, частоколов, таборов и лесов. Шведы вести малую войну «по-татарски» не умели, а биться за вагенбургом, редутами или рогатками, которые широко использовала Русская армия, не собирались, хотя за ночь и утро 28 сентября можно было бы навалить фашины и забросать их землёй - как было сделано Пётром I под Полтавой. Победным приёмом каролинцев был первый сокрушительный удар, который ошеломлял, ломал дух противника и сметал его с поля боя (Рига 1701,Клишов 1702, Пултуск 1703, Фрауштадт 1706). В этот стереотип они твёрдо уверовали. «Если бы [Левенгаупт] окопал свой фронт, что было легко сделать, нашим было бы трудно атаковать. Но против армии московитов шведы презирали окапываться и такая самонадеянность стала причиной их поражения» [1]. Перед своим лагерем в перелеске, разделявшем малое и большое поле на расстоянии в 1,5 км шведский командующий занял передовую позицию, на которой находилось неизвестное количество батальонов. Пётр I широко использовал приёмы малой войны - мелкие партии, ложные выпады, естественные и искусственные препятствия, а также «мёртвую зону» вокруг врага. Из тягловой силы, кроме лошадей использовались неприхотливые верблюды. (В июле 1707 г. в Преображенский полк давалось на роту по 6 верблюдов и по 1 человеку «верблюдчику»)[2].
Вечером у д.Долгие Мхи Петр приказал изготовиться к раннему выступлению для нападения на неприятеля. В день битвы оба войска поднялись одновременно. Корволант встал на ноги в глухую темень, в 4 часа утра[3]. Примерно три часа ушло на сборы, утреннюю молитву[4] и прием пищи. В 7 часов[5] длинная вереница всадников в непросохших от ночного дождя кафтанах и епанчах двинулась по раскисшей дороге вместе с артиллерией и всеми военными припасами из Долгих Мхов. К лагерю шведов, находившемуся на расстоянии 12-13 км, приблизились, судя по разным источникам, около 9, 10 или 11 часов утра (таким образом, скорость движения корволанта в полном составе была 5-6 км в час). От д.Лопатичи, чтобы ускорить движение, перемещались двумя пятитысячными конными колоннами. (На тренировочное выстраивание боевой линии у Лопатичей, которое было показано Д.П.Бутурлиным, не было времени)[6]. По большаку пошёл Меншиков с Невским драгунским, Ингерманландским пехотным, Сибирским, Тверским, Вятским, Смоленским и Ростовским драгунскими полками. Замыкал колонну «светлейшего» Лейб-регимент. Петр I принял на себя движение по сомнительному лесному проселку. Обе дороги сходились за западной околицей д. Лесной у моста через р.Леснянку.
И шведское и русское командование не знало местной топографии. Ночью противники не имели соприкосновения друг с другом, поэтому и шведам и русским пришлось заплатить кровью при завязке боя из-за отсутствия войсковой разведки. Казаков в то время не умели использовать и они ночью не разузнали подход к шведам. Как только армия останавливалась, вставал и казачий авангард. Но когда корволант поднялся, степные конники просочились по бездорожью сквозь чащобу и топи за д.Лесную, обойдя позиции шведов. Два гвардейских полка, Астраханский батальон, а также Троицкие, Владимирские и Нижегородские драгуны были проведены по проселку не казаками и калмыками, а неизвестным по имени белорусским крестьянином.
Была вероятность, что Меншиков по торному тракту опередит Петра I и колонны на бой выйдут разновременно. Гвардейцам с пехотным вооружением – пятиметровыми пиками, мушкетами, алебардами, эспонтонами и протазанами продвигаться по лесу было труднее. Опаска не оправдалась – от Лопатичей последний отрезок в 2,5 – 3 км был успешно преодолён. «О полудни в удобное место» - т.е на открытое малое поле перед д.Лесной между 11 и 12 часами утра колонна царя была выведена в сторону левого фланга шведов чуть позже, чем полки Меншикова. Эту немалую помощь белорусского «лоцмана» Петр I специально отметил в «Гистории Свейской войны». В отличие от русских, шведы у Лесной оказались «слепыми». Все белорусы перед их приближением покинули свои жилища. Невозможность добыть сведения об окольных местах Бенеке назвал бедой, которая привела к расчленению сил Левенгаупта: «Было несчастьем незнание окрестности. Не было не видно ни души, от которой можно было бы узнать, как двигаться вперед и каким путем можно идти к Сожу, до которого нам оставалось еще только 3 мили. Опасаясь, что противник пройдет через лес другим путем и нападет на авангард, или на обоз на марше, или перекроет путь у Сожа, генерал усилил передовой отряд и велел выделить от каждого полка подкрепление для обоза. Для охраны скота тоже было отряжено много людей. Получилось, что армия оказалась разделенной. При таком положении не могло произойти ничего иного, кроме сильного ослабления». (Бенеке не написал, что главной причиной разделения шведских сил были действия Петра I).
Одновременно с 4 часов утра к Пропойску ушли 400 шведских кавалеристов и 300 пехотинцев под командованием подполковника Эстерботтенского полка К.Ф. Мейерфельта и майора Берга. Непоправимой оплошностью графа был отказ от утренней разведки навстречу приближавшемуся корволанту. «Около 6 часов утра запел хор» (Р.Петре) и после урезанного богомолья началась эвакуация полковых фургонов и стад с левой стороны шведского лагеря. Потом пустили полки и фуры с полковым багажом. Добровольно лишить себя всего сборища повозок и скопища животных Левенгаупт так и не решился. Если верить Левенгаупту, от каждого из 13 полков, 6 эскадронов и отдельных батальонов было выделено по сотне солдат – всего 1600 человек. Вместо возниц полковыми провиантскими подводами правили, как обычно, 1300 солдат и кавалеристов. Стакельберг предупредил, что конвой будет охранять обоз «от казаков и калмыков, которые находились уже в лесу» (показания подполковника Х.Хурна).
Неизвестно, какая часть обоза и стад успела уйти до боя – возможно, половина или более - Бенеке писал, что к моменту русского нападения начали уже выводиться повозки с правого шведского фланга. Если бы генерал не успел этого сделать, то сумятица на забитом обозом, людьми и скотом поле была бы невообразимой. Остальные полки, пушки и оставшиеся фургоны Левенгаупт не отправлял, хотя до начала русской атаки оставалось ещё 3 часа. Это исключает предположение, что генерал надеялся увести всю армию без боя.
Битву при Лесной Пётр I дополнил противостоянием у Пропойска, заставив разделить силы противника и считать, что тот взят в два огня. Через несколько часов после выхода авангарда, прошедшего часть пути к Пропойску, шведское командование получило скверную весть, что по обоим берегам Сожа «в полной боевой готовности» стоит неприятель, а некоторые его партии готовы напасть на отступающую колонну с двух сторон большака. Голова колонны в лесу около 11 часов была обстреляна русскими аванпостами[7]. Случилось то, чего больше всего боялись - дорога к Сожу отсечена, а фланги обоза под угрозой казачьих налётов! Об этом донесли «сапежинцы» из польской хоронгви. «Там где сто, страх увидит тысячу» - гласит поговорка. С 15 сентября, начиная с Толочина, шведы ждали фронтальной встречи с врагом – и вот он не только сзади, но и впереди! Это были переплывшие на левый берег Сожа немногочисленные драгуны и казаки Ф.И. Фастмана. «И мы в тех нужных местах, где было можно им переправлятца, сделали ретранжамент, а вверх и вниз реки Сожи послали розъезды, чтоб в ыных местах где не переправились» - сообщал Фастман[8].
Мейерфельт и Берг, кое-как в спешке прочистив лесные завалы и пройдя полторы мили (9 км), не уточнили сил Фастмана и, не выходя из леса на пропойские поля, послали запрос, что делать? Находившийся в нервозном состоянии Левенгаупт всерьез принял опасность с юга и приказал остановиться, не ввязываться в бой, но при атаке врага биться до последнего. На помощь авангарду, вероятно, около 7 часов утра, он отправил крупный отряд - пехотный Бьёрнеборгский полк (845 чел.), 157 карельских драгун Цёге, 427 драгун полка Шрейтерфельта, 947 чел. Аболенского кавалерийского полка, 120 драгун эскадрона подполковника Шуга и 310 пехотинцев нюландского батальона – всего 2806 чел. Этой помощи хватило бы, чтобы сбить малые силы Фастмана и продолжить движение фур. Однако подмога, с трудом одолев часть пути за 5 часов, застыла в лесу, не дойдя до собственного авангарда 3 км. Даже когда загремела канонада битвы, она опасалась сняться с места, ожидая приказа вернуться, который дошёл только в 13 часов[9]. В мемуарах вину за то, что «казаки и калмыки» были приняты за крупные силы, Левенгаупт с себя снимал: «Обманутый этим ложным донесением, я не мог думать иначе, чем о будущей атаке противника спереди и сзади».
Д.П.Бутурлин показал, что русское командование не заметило утренний уход шведского авангарда[10]. Возможно, так и было. Однако казаки и калмыки, как вспоминали каролинцы, обойдя по лесу позицию шведов, стреляли по уходящему авангарду и конвою, приближаясь по одиночке. С начала Северной войны скандинавы знали, что эти конники не особенно опасны для регулярных войск. Конвой, охраняя багаж от скрывавшихся за деревьями всадников, шёл по сторонам повозок, Через некоторое время угроза нападения с флангов и прежние ночные слухи о продвижении русских «по сторонам» заставили колонну занять глухую оборону. На лесном большаке из фургонов был составлен второй длинный вагенбург. Ранее ни в шведских, ни русских исторических работах об этом не писали ни слова. Лейтенант Бьёрнеборгского полка Я.И.Берг давал такие показания инквизиционной комиссии: «Вскоре разнеслась тревога - между нами и армией рыскают калмыки. Мы подняли наших людей и весь «огонь» был потушен. Но так как приходили все более дурные вести (видимо, о казачьих налетах и русской угрозе со стороны Сожа – В.А.), меня послали составить вагенбург… Я приказал переставить частью запряжённые, частью не запряжённые повозки с середины [дороги] к краям леса вплотную друг к другу» («liess die Wagens so theils bespannen, theils unbespannen waren aus der Mitten an den Rand des Waldes, ein in einander ziehen»)[11]. Внутри растянутого вагенбурга перемещались солдаты. Так, выставив заслон у пропойской переправы и пустив в дело нерегулярную конницу, Пётр I выключил из битвы около 4 тысяч каролинцев вплоть до 16-17 часов вечера. Приняв во внимание, что шведы за несколько километров от Лесной при шуме большого дождя якобы слышали «движение русских», боялись выставить дальние пикеты, сверх меры усилили конвой уходящего обоза, раздули «казацко-калмыцкую угрозу» и, как будет показано ниже, впали в панику при бегстве, можно сделать вывод о необычайно сильной тревоге курляндского корпуса. Беспокойство, наслоившись на установку «уйти от погони», привело к нескольким непоправимым ошибкам Левенгаупта.
«Первый жар». Инициативой в битве с начала и до конца владели русские. План Петра I предусматривал фронтальный натиск всеми силами в направлении к деревне. О фланговом ударе справа к мосту через Леснянку (или обход по просёлку в тыл врага) не думали, возможно, из-за непроходимости места. Внезапность нападения исключалась: к окружённому «болотами и жестокими переправами» противнику пробирались более двух часов (быстрее, чем шведы). Часть сил оставили на караулах в обозе, для обслуги полковых хозяйств, охраны нескольких тысяч лошадей, в том числе и коноводами. Среди обоза была оставлена и походная церковь. Не приняли участия в сражении не служащие – денщики, извозчики, писари, плотники и кузнецы, а также татары и мордва, ухаживавшие за конями в гвардейской бригаде. Фурманки и часть одноколок были оставлены на опушке малого поля в полутора-двух километрах к югу от Лопатичей. В русских источниках это место именовалось обозом, но не лагерем, который в виду противника следовало окапывать.
Сражение началось между 11 и 12 часами дня[12] с сигнальных выстрелов шведских постов. Несмотря на то, что противники к нему готовились, оно произошло неожиданно и для шведов, и русских, стремившихся быстрее «проскочить» лесной путь и напасть на лагерь противника. Первой из леса с большака на малое поле стала выходить и строиться левая колонна Меншикова, затем правая колонна царя. Левенгаупт не мог и не собирался нападать на русские маршевые колонны, но он упустил начало боевого построения противника. До боя у генерала было несколько часов, поэтому необъяснимо, почему военный профессионал, зная, что с минуты на минуту его атакует многотысячный враг, не построил утром нормальную боевую линию? Вряд ли он надеялся, что русские ограничатся, как 26 и 27 сентября, только короткими налётами.
Северную опушку перелеска у малого поля Левенгаупт считал своей передовой позицией. За перелеском на правом фланге находилась кавалерия и подполковник фон Ментцер с пехотным арьергардом. В беспорядке, без пехотного прикрытия стояли слева все пушки. Уставной вагенбург заблаговременно не был составлен – там и сям поодаль от деревни стояли кучи фургонов с поднятыми или опущенными дышлами (так показано на схеме, приложенной к отчёту Левенгаупта). Невдалеке от деревни стоял Хельсингский полк подполковника Х. фон Брюкнера (1100 чел.), полк самого генерала (700 чел.) и Аболенский батальон (500 чел.).
Стакельберг и генерал-адъютант Кнорринг с безнадёжным запозданием спешно сортировали у моста повозки и заставляли бросать телеги тех, у кого их было больше нормы. Оставшиеся гурты скота, как и прежде, сторожились пехотинцами, кавалеристами и артиллеристами. Непростительны слова Левенгаупта о том, что никто не знал о подходе русских. «Царь уже ввёл (чего мы тогда еще не могли знать) всю свою армию - пехоту, кавалерию и артиллерию, в разные места большого леса, который был проходим и совсем близко от нашего тыла. Там он выстроил свои войска в боевой порядок. Я в это время поставил всю имевшуюся при мне кавалерию и подполковника Ментцера с пехотным арьергардом на нашем правом, а всю остальную пехоту с пушками на левом крыле против леса, чтобы наблюдать за противником и воспрепятствовать ему, если он захочет наступать. Около полудня, чуть позже 11 часов, противник пошёл на нас всеми своими силами. Об этом с караульных постов мне тут же сообщили…»[13].
Как прикрыть рискованный выход корволанта из леса (дебуширование) русское командование заранее не предусмотрело. (Казаков в полевую битву, как указывалось, не выставляли, а егерей в то время ещё не существовало). Поэтому полностью развернуть боевую линию на малом поле Меншиков и Пётр I не успели и Левенгаупт нанёс упреждающий удар: «Когда я взглянул на небольшое поле на нашем левом фланге, по которому шёл противник с пиками на плечах, я тут же вернулся назад, повёл подполковника Брюкнера с батальоном хельсингцев в перелесок, указал ему неприятеля, которого он должен атаковать на маленьком поле, и велел присоединиться к нему ближайшим – моему полку и Аболенскому батальону… (По подсчётам Левенгаупта 1800 чел. – В.А.). Точно также все солдаты, ещё бывшие при обозе, должны были оставить повозки и как можно быстрее прийти с оружием к своим полкам». Цепляться прочной обороной за перелесок было вопреки наступательной тактике шведов. Бросив в атаку против полков Меншикова несколько батальонов, генерал не знал, что по лесной дороге выдвигается русская гвардия. В первой немецкой истории царя Петра I «Жизнь и деятельность великого государя царя… Петра Алексеевича» сказано, что как только царь увидел приближение шведов, он приказал авангардным драгунам полковника Кемпбелла отбить неприятеля. Кемпбелл, несмотря на сильный огонь, послал спешенные эскадроны навстречу шведам, чтобы обеспечить выход остальных войск[14]. Также, но более подробно, завязка боя описана (возможно, по словам самого Кемпбелла) в «Theatrum Europeum»: как только Левенгаупт узнал о подходе русских, он выслал 2 батальона на 1000 шагов вперед от своего лагеря, чтобы воспрепятствовать русским пройти через маленькое болотце, которое нельзя было миновать. (Перелесок находился между тремя небольшими возвышенностями и скорее всего, там было топкое место – В.А.). Царь приказал Меншикову, чтобы тот послал вперед драгунский полк полковника Кемпбелла, который двигался в авангарде, спешил его и напал на шведские батальоны, открывшие огонь по московитам. Когда Кемпбелл увидел перемещение шведов, он тут же велел пяти эскадронам, которые сошли с коней, идти вперед, чтобы остальные войска могли легче выдвинуться[15]. Это было геройским самопожертвованием невских драгун, которые некоторое время стойко выдерживали огонь противника. Подполковник Аболенского пехотного полка генерал-адъютант К.А.Синклер писал, что русские частично уже выстроились с пушками впереди в первой линии, пытаясь сразу же пойти с пехотой вперёд и удержать инициативу[16].
Если вперед Левенгаупт (в соответствии с уставом) посылал других, то назад вместо того, чтобы послать адъютанта, генерал ускакал сам: «Затем я снова вскочил на лошадь, чтобы быстрее вывести кавалерию в должном порядке на врага, который начал продвигаться вперёд как раз по полю, где стояла наша кавалерия. Между тем наша пехота успешно сошлась с неприятелем, захватила две или три пушки и его пехота начала уступать» [17]. (В плену Левенгаупт якобы слышал от немецких офицеров русской службы, что если бы шведская пехота отсекла русских от коней, стоявших на привязях, то можно было бы надеяться на хороший для шведов исход, но «сам царь и добрыми и крепкими словами сдержал бегущих»)[18]. Из 604 драгун Невского полка за всё время битвы погибло и было ранено 338, т.е. 56%. Две русских пушки пришлось бросить.
На помощь невским драгунам Петр I послал батальоны ингерманландцев (1610 чел.). Затем он повернул продвигавшихся вправо для атаки левого шведского крыла гвардейскую бригаду М.М.Голицына с плотно набитыми мушкетами - три батальона семеновцев, три преображенцев и Астраханский батальон (всего около 5 тысяч чел.). Залповый огонь был отработан Русской гвардией еще с конца XVII в. Удар с лесной дороги потряс шведов. Пётр писал: «И прямо дав залп, на оных пошли. Правда, хотя неприятель зело жестоко из пушек и ружья стрелял, однако ж оного сквозь лес прогнали к их коннице»[19], - т.е.через перелесок почти к середине большого поля. Сила первого залпа, который смёл левую часть шведских батальонов, была «похожа на гром молнии и потрясла даже старейших шведских офицеров» (Бенеке). Шведы были сбиты прежде всего, слаженностью выстрела - «Второй батальон Хельсингского полка был совершенно разбит, так что мало кто из посланных вернулся. Подполковник был убит, а знамёна потеряны. Увидев это, неприятель совершил поворот и дал такой залп им в спину, от которого солдаты повалились, как трава под косой, после чего он преследовал их, пока оставался хоть один человек»[20].
Гвардейский натиск был столь стремительным, что ни Левенгаупт, ни Стакельберг, ни раненый генерал-адъютант К.А.Синклер не могли остановить беспорядочное бегство своей пехоты, бросившую не только две русские, но и свои две пушки. Часть рот даже не выстрелила ни разу. «Некоторые, не дав ни залпа, особенно полк Банера, которым командовал подполковник, был так растерян, что не знал, что делать и бежал, сбившись в кучу как стадо овец»[21]. Во весь опор ускакала обратно к Лесной и шведская кавалерия (Вайе).
Шведов отбросили почти на километр к фургонам. Четыре роты побросали свои знамёна. Как вспоминал Левенгаупт, русские драгуны в это время напускались на фланги и чуть ли не в тыл обоза. Лейтенант артиллерии Л.Адлеръельм давал такие показания: «Через час после начала боя наше правое крыло было отброшено до болота [у р. Леснянки – В.А.]. Так как при мне не было никакой пехотной команды, которая могла бы помочь, а артиллерийские расчеты, с лошадьми и зарядными ящиками ушли, то я не мог один защищать свои 4 пушки и оставил их на месте»[22]. В плен сдались генерал-адъютанты Отто Иоганн Лоде (разменён в 1709 г.) и Франц Густав фон Кнорринг (в 1718 г. умер в Костроме), а также полковник М.Г. Сталь фон Гольштейн (умер в 1720 г. в Москве).
«Львиная голова» (так переводится фамилия Левенгаупт) был не робкого десятка, но он никогда вопреки уставу не бросался вперёд, подобно бесстрашному Карлу XII. Находясь в лихорадочном состоянии, генерал «с резкостью спрашивал, кому поручить и приказать вести батальоны к лесу, чтобы помочь тем, кто ещё держался в упорном бою»[23]. Может быть, выход русских можно было сорвать, если бы граф сам повёл за собой солдат.
Считаясь с возможностью захвата обоза, Левенгаупт велел арьергарду подполковника Ментцера отойти к хвостовым фурам, Нюладскому батальону подполковника Лейона (400 чел.) – к головным и прикрыть бегство пехоты огнём артиллерии. Граф вводил читателей в заблуждение, когда писал, что перелесок мог быть таким же хорошим укрытием для шведов, как и для русских. Вышибить наступавших из негустого перелеска, который, как и лес (см. ниже) стал непреодолимым препятствием для шведов, они были не в состоянии.
Ошеломляющий первый удар был нанесён русскими, а не шведами. Боевой дух противника спал. «После того, как наша пехота один раз отступила назад, она уже не хотела снова также смело атаковать. Вот почему так важно не терять первый пыл солдата, но сполна его использовать»[24].
Выбив каролинцев с северной (меньшей) части поля и перелеска,
гвардия Пётра I выиграла завязку боя и обеспечила выход всего корволанта на большое поле.
Ближе к 13 часам русские войска уже беспрепятственно раздвигались вокруг южной опушки леса вместе с полковыми орудиями, которые выставлялись в промежутках между батальонами. Подчеркивая «невероятное» численное превосходство русских, каролинцы писали, что они якобы выстраивались в 3-4 или даже 6 линий, что неверно. В километре от них, не мешая противнику, выравнивалась и приводила себя в порядок шведская линия. Между батальонами были разрывы, а пушки теперь были поставлены перед центром строя, как и в сражении 15 июля 1705 г. при Гемауэртгофе в Курляндии, в котором Левенгаупт разбил Б.П.Шереметева. Оправдываясь за поражение, граф постоянно выставлял на вид, что «за вычетом отосланных войск, и тех, кто сопровождал обоз, у меня оставалось едва 6000 человек». Фургоны поставили вокруг деревни полукругом боками друг к другу или в виде широкой буквы «П» - как показано на русском чертеже сражения при Лесной, составленном 13-18 октября 1708 г. Они не прикрывали мост и дорогу на Пропойск, но сыграли существенную роль в шведской обороне.
«Главный бой» - так назвал его Пётр I, продолжался с 13 до 19 часов вечера с перерывом между третьим и пятым часами дня. Русский боевой порядок видимо еще до сражения был обдуман и санкционирован царем. 13-18 октября 1708 г. он был вычерчен, подправлен и объяснен Петром I[25]. Ядром боевого строя были стоявшие в центре первой линии гвардейские полки – Преображенский, Семёновский и Ингерманландский генерал-майора от гвардии князя М.М.Голицына. Слева находились драгунские полки под командованием генерал-лейтенанта Пфлюга и генерал-майора Бема, справа - генерал-майоров Штольца и Шаумбурга.
Вторая линия была составлена из шести драгунских полков, подкрепленных Ингерманландским и Астраханским батальонами. «Жёсткость» строя скрепляли гренадёры из полков гвардии и Ростовского полка. (Они были приняты шведами за дополнительную линию). Батальоны пехоты вероятнее всего, строились в шесть шеренг, драгунские эскадроны - в четыре шеренги. Левый фланг в целом держал генерал-лейтенант от артиллерии Я.В.Брюс, правый, как сказано выше, – генерал-лейтенант, дармштадский ландграф Фридрих (не знавший ни слова по-русски). Главное командование принадлежало Пётру I и Меншикову. Из-за стесненности поля войска растянулись не прямой линией, а полукругом, что специально отметил царь-полководец. Такого же подробного чертежа боевого построения шведских войск Левенгаупт не оставил и о расстановке шведских полков можно судить только приблизительно.
Как указывалось, часть русских сил была оставлена на караулах, в обозе, для обслуги полковых хозяйств, для охраны нескольких тысяч лошадей, в том числе и коноводами. Не приняли участия в сражении не служащие – денщики, извозчики, плотники и кузнецы, а также татары и мордва, ухаживавшие за конями в гвардейской бригаде. Но в бою участвовали барабанщики и даже писари. Можно допустить, что среди музыкантов находился и двенадцатилетний «барабанщик Абрам Петров арап», числившийся при бомбардирской роте Преображенского полка. Как известно, крестным отцом прадеда А.С.Пушкина был царь Пётр Алексеевич и в формулярном списке генерал-аншефа и военного инженера А.П.Ганнибала (1696-1781) отмечалось, что он пребывал «при всех тех походах и баталиях, при которых Его Величество своей особою присутствовать изволил» - при Добром, Лесной, Полтаве, при Гангуте и на р.Прут[26].
Резервов противники специально не выделили.
С начала битвы и до 16 часов против 9 тыс. шведов[27] сражалось примерно 10 тыс. русских воинов: «Не крася, но истину пишу… что нас не было десяти тысяч в сборе» - писал с места сражения Пётр I 29 сентября.
Сигнал к атаке был дан с опушки залпом всех русских орудий. Цель битвы при линейной тактике - пробить брешь в линии противника и сломить его порядок. Иных приёмов, кроме встречного боя, шведы не знали и до 15 часов пытались контратаками сбить русских с поля. Только один раз Вайе написал, что шведам удалось отогнать русских «обратно глубоко в перелесок», однако и эти слова можно отнести к желанию выправить впечатление о поражении. «Русские обрушились с большой фурией сначала на полки Де ла Гарди и подполковника Сталя. Те под жестоким огнём отступили назад из перелеска к полкам Хельсингскому и Левенхаупта, которые приветствовали врага двукратным залпом, но, тем не менее, должны были уступить силе и присоединиться к другим полкам. Тут неприятель озадачился и стал перестраиваться невдалеке от кустов. Мы стояли на поле и также перестраивались; но людей было слишком мало, там и тут между батальонами были разрывы, а неприятель сильно нас превосходил. Наша кавалерия, которая частью уже ушла вперед, прискакала во весь опор обратно к боевому порядку, и как только она прибыла, мы атаковали с большой силой и отогнали [противника] обратно глубоко в перелесок. Но развить победу мы не смогли, так как неприятель выстроил одну за другой 3 линии и если одна была разбита, другая заступала на её место», - писал Вайе[28].
Русский и шведский боевые порядки не могли быть строго выдержаны. При смене позиций, атаках и отступлениях части, случалось, перемешивались. В непрерывном грохоте залпов синие - шведские и зеленые - русские линии (по цвету мундиров), проявляя огромное мужество, попеременно нападали, смещаясь то вперёд, то назад, не доводя дело до рукопашной. Клубы дыма несло в лицо шведам, так что «солдаты не видели впереди стоящих товарищей» Р.Петре насчитал 8 или 10 атак и контратак. Смертельный расстрел друг друга, происходил иногда чуть ли не в упор. Изрешечённые картечью или пулями весом в 40 г и диаметром в 2 см, многие падали замертво. Как всегда, пример беззаветной храбрости подавал генерал-майор М.М.Голицын. Возможно тогда он, как и в других сражениях, «идя навстречу неприятелю, держал во рту трубку, не обращая внимания на летящие пули и направленное на него холодное оружие». «Позади фрунтов от павших пуль едва видима была земля», - говорил позже бесстрашный князь. Герой-гренадёр Михайло Фёдоров принял четыре куска свинца, в левую ногу выше и ниже колена, в левую руку и под сердце («ниже левой титьки»). О его четырёх ранах, как и ранах других солдат, мы знаем только потому, что они остались живы. Гренадёр Ружнев после трёх ран оставался в строю до тех пор, пока ему не оторвало ногу. Капрал Алексей Кобылин, увидев, что подпоручик их роты, увлёкшись преследованием, окружён врагами, бросился с четырьмя рядовыми на выручку и все погибли[29]. Выживший шведский капитан Эрик Лундман получил пулевое ранение в череп над виском и три тяжёлых раны от картечи в правый бок. Главный бой не переходил в рукопашный – за всё время сражения на 20 огнестрельных ранений гвардейцев-семёновцев пришлось всего 3 раны холодным оружием[30].
В залесённой местности русское командование стихийно воспользовалось преимуществами строя, похожего на рассыпной. К такому «служивые» на Руси были издавна привычны. Полукольцо корволанта сжало фланги противника, оставив свободным только его тыл. Каролинцы писали, что пока действовали их орудия, русские несколько раз оттеснялись вместе с пушками в «лес». Мушкетные и артиллерийские залпы, безостановочно грохотавшие из-за кустов и деревьев редкого перелеска («ужасающий огонь» - так писал Д.Джефрис), как стена останавливали и конницу и пехоту шведов – в их уставах ничего не было прописано о наступлении расчленёнными порядками. Левенгаупт вспоминал: «Конница противника поначалу, как и пехота, напускалась слева и справа на наш обоз, заходила на фланги и почти в тыл, однако наша кавалерия всегда храбро и счастливо со шпагами в руках отбивала и прогоняла её зачастую глубоко в лес до пехоты, от которой та получала поддержку»[31]. Как только шведы выкатывались из зоны русского огня, батальоны Петра I снова вставали плечом к плечу и шли вперёд, усиливая напор: «В лесу противник получал преимущество и поддержку от своей стойко державшейся пехоты и многих пушек, с которыми он не выходил на поле, но всегда бил от леса» (Левенгаупт).
Вполне вероятно, что шведские артиллеристы не подтаскивали свои пушки ближе к противнику, чтобы прикрывать отход пехоты. «Когда мы отступали от перелеска, всё скопище нападало на нас со спины и мы несли довольно большие потери, прежде чем делали снова фронт на поле», - сообщал Вайё[32].
Если бы здесь был Карл XII, он заставил бы продолжить атаку и сквозь растительность. Под Головчиным 3 июля 1708 г. лес с густой листвой и энергичный отпор «с полтретья часа во многом огне из мелкого ружья» (А.И.Репнин) остановили короля, который был вынужден «ездить от батальона к батальону, ободряя солдат то рукой, то шпагой, то криком». В конце концов, Карл XII приказал «без выстрелов двинуться в заросли с пиками, штыками и шпагами, чтобы победить или умереть» (Г.Адлерфельд). Царь и Меншиков, в отличие от попавшего в трудное положение Репнина, контратаками несколько раз отбрасывали противника от перелеска.
Эффективное использование Петром I рассыпного строя (и конной артиллерии) было забыто, и в истории военного искусства считается, что впервые он был применён в войне за независимость США 1775-1783 гг. американскими партизанами, не умевшими держать линейный порядок.
На другой день после победы Петр I не имел возможности восстановить четкую картину битвы от «смешания» разных эпизодов. Однако позже, анализируя сражение, Пётр I в «Регулах, которые при баталии предостережены быть имеют», указал на огрехи первой половины «главного боя»[33]. Драгуны прорывались к флангам вагенбурга и, рассыпаясь, заходили в тыл шведам. При «излишней горячести» их не удавалось остановить и повернуть, чтобы ударить в спину оставшимся без кавалерии каролинцам. Случалось, что эскадроны не линией, а «колонной» (видимо, кучей), бросались на шведских кавалеристов «без указа... , токмо увидя, что другие пошли на неприятеля». Потеряв строй, драгуны оттеснялись шведской конницей совсем в сторону от русской пехоты, после чего солдаты, беспорядочно паля, отступали к лесу. То же самое с преувеличением описывал и Левенгаупт: «Отдельные батальоны неприятеля, добившиеся некоторых успехов против нашей пехоты, так отбрасывались шпагами наших эскадронов, что те с большими потерями, стремглав и в большой спешке снова должны были ретироваться в лес».
Хотя временные «уступления без главного указа» ни разу не переходили «в побег», Пётр I остерёг, чтобы инфантерия «лучше высматривала и цельнее стреляла и не страшилась, когда нашу конницу сорвут, ибо может паки поправитца кавалерия».
Чрезвычайно важным царь считал, чтобы конница не гналась далеко за неприятелем, но, разбив его, снова собиралась в эскадроны и ожидала новых команд.
Сбивчивость первой половины боя сказалась и в том, что задние батальоны пехоты, как и эскадроны, случалось, без приказа начинали движение за передними. Кавалерийские фланги иногда действовали вразнобой и мешкали с оказанием помощи пехоте. Если рядовые какой-либо части отступали, то вместе с ними отходили и офицеры, тогда как надлежало «генералам и офицерам остаться при тех, кои устоят, хотя конные при пехоте или пехотные при коннице». Офицеры не были оповещены генералами о своём местонахождении. У Петра I сложилось даже впечатление, что в чистом поле шведы могли бы выиграть бой: «ежели б не леса, то б оныя выграли»[34]. Вот почему свои «регулы» царь заключил строжайшим наставлением: «Кто место своё оставит или друг друга выдаст и бесчестный бег учинит, то оной будет лишён живота и чести».
Не раз был упущен момент захватить пушки врага или заклепать их. Солдаты, отбрасывая шведов от бивших картечью орудий, несли потери, и, судя по записям, царь жалел, что не отделил специальных команд для истребления артиллерийской прислуги и лошадей. Возможно, главнокомандующий в дыму и грохоте смертельной картечи кричал то, что позже утвердил в «регулах» - «коль ближе к пушкам, толь меньше вреду и опасности от них». Эти слова не пропали даром - удары центра, левого и правого флангов были такой силы, что до перерыва в бою ещё 6 пушек было отбито у шведов. (Свидетельств, каким образом русские захватили орудия, к сожалению, не сохранилось. Пункт о перемещении вместе с пехотой 3-фунтовых пушек для стрельбы картечью царь вычеркнул).
Русские же не бросили ни одной. Нет оснований не считать, что не использовались ручные седельные 3-фунтовые мортирцы и гренадёрские гранаты, как было в битве при Калише в 1706 г. Тогда же захватили и пленных, но их количество и обстоятельства пленения неизвестны.
В целом же царь был в восторге от бесстрашия и «линейной» выучки своих питомцев, «которые ангельское, а не человеческое дело делали». При всей неопределённости, куда склонится победа, первая половина боя стала предвестием успеха корволанта. О своей роли в сражении царь не писал, но о громадном вкладе Петра I и Меншикова в победу говорили позже посланцы в Москву. Оба умело командовали, подчиняя войска своей воле. Царь на правом, а Меншиков на левом фланге разъезжали из конца в конец линий под градом свинца. Появляясь в самых опасных местах, они своим авторитетом и решительностью нагнетали русский напор. Как всегда царя в бою охранял его любимый лейб-гвардеец С.Л.Бухвостов. «Его Царское величество своим высоким присутствием больше всего дал для победы. Он скакал от одного полка к другому и, давая пример уставшим частям, снова ободрял их. Везде появляясь, он наводил необходимый порядок. Точно также светлейший князь Меншиков, как генерал аншеф и все прочие генералы и офицеры каждый доказали свою личную храбрость и умение в бою»[35].
Оба полководца возглавляли и кавалерийские атаки:«В последней баталии мы с 6-ю шквадронами наступали на 4 и принуждены были мимо инфантерии идти, которая имела пушки у себя», - писал царь[36]. «Радейте братцы, Богу и государю!» - сохранила такие слова Петра I Могилёвская хроника. Без государя солдатское рвение было бы не таким отважным. В 1709 г. Феофан Прокопович написал, что ратное поле под Пропойском стало свидетелем, как стойко и мужественно монарх претерпевал «марсово пламя», покуда не погасил его кровью супостата[37]. С Александром Македонским и его любимым другом Гефестионом сопоставлялись царь Пётр и Меншиков во время триумфального шествия в Москве после победы при Лесной и Полтаве.
Ближе к 15 часам натиск Петра I стал настойчивее, пушки по его распоряжению выдвинули ближе к середине поля. Шведы вместе с оставшимися 8 орудиями, не теряя строя, стали подаваться к фургонам[38]. Так нарушилось равновесие и у корволанта стало складываться предчувствие победы.
Получив весть о том, что на подходе, в получасе марша идут 4 тысячи драгун Боура (не менее 900 чел. тот прежде отослал с Фастманом) Пётр I прервал сражение. Выбившись из сил, соперники прекратили взаимное истребление и сели в половине пушечного выстрела друг от друга (200-300 шагов) шведы у вагенбурга, русские на середине поля. «Солдаты так устали, что более невозможно битца было, и тогда неприятель у своего обозу, а наши на боевом месте сели… будто бы приятели между собою были» (Пётр I). Шведов не подняли даже несколько залпов из трёх пушек, стрелявших с русского правого крыла по левому флангу противника. Во время часовой передышки обе стороны приводили себя в порядок и помогали своим раненым, которые самостоятельно ковыляли назад к обозам[39]. (Во время битвы солдатам в строю не позволялось выносить раненых). Русские сортировали пленных, у шведов таковых почти не было. Левенгаупт, командный пункт которого находился на небольшой возвышенности, в пятистах метрах впереди от деревни и речки Леснянки, восстанавливал «полумесяцем» оборону вокруг деревни, чтобы обезопасить оба фланга и тыл[40]. Позади поля сражения для обогрева людей горели шведские и русские костры.
Как упоминалось, приказа напасть с тыла на шведов по пропойской дороге Боур не получил и его колонна из восьми полков «в пятом часу» (т.е. между 16 и 17 часами) начала приближаться к правому флангу шведов и выходить на поле. Шведы развернули оставшиеся 8 пушек и драгуны, пристраиваясь к русскому левому флангу, понесли ощутимые потери от продольных выстрелов. Неясно, почему колонна Боура прошла близко от шведского вагенбурга, а не через лес. Возможно, иного подступа к полю боя не было. Русская артиллерия, не смогла подавить шведский огонь. Однако было ясно, что свежее пополнение поможет растрепать оба крыла неприятеля. Только два полка Боура (возможно, из-за нехватки места) Пётр I перевёл на правое крыло. Противник был охвачен полукругом русских войск, теперь превосходящих шведов по численности на 4 тысячи.
Хотя Пётр I приказал, чтобы ни правый, ни левый фланги не начинали порознь боя, но левое крыло, где оказалось 6 новых драгунских полков, по своему почину напало на правый фланг противника, прорвалось к фургонам и солдаты неистово (furios) погнали оттуда шведов[41]. Возможно тогда Боур был тяжело ранен. Пуля вошла в рот и вышла через шею со стороны затылка. («В рыло, и язык почти вывалился», - как глумливо отзывались позже шведы). Генерал-лейтенанта, у которого отнялась рука и нога, замертво вытащили из боя и он оставался в беспамятстве до 30 сентября. Активнейший и смелый кавалерийский командир был потерян для Русской армии на несколько месяцев. Ещё в 4 декабря 1708 г., оправляясь в Москве от ран, он не мог владеть правой рукой[42], однако под Полтавой он уже бился со свойственным ему геройством и распорядительностью.
Шведские участники сражения отмечали, что картечь пробивала в зелёных шеренгах «целые проходы, словно улицы», но сломать русские линии было невозможно. (Особенно сильно пострадал Ингерманландский полк: Всего за время битвы в нем было ранено 22 офицера, среди них бригадир, полковник, подполковник, 4 капитана и 361 нижний чин, убито 8 офицеров и 354 рядовых)[43].
Контратаки каролинцев стали ослабевать: «когда мы с пехотой атаковали противника…, нам ни разу не удавалось обратить его в бегство, потому что он после 3-4 залпов всегда отходил, не подпуская к себе нас со шпагами, штыками и пиками… Нам ни разу не получилось поразить в спину отходящих и прикончить отставших»[44].
Теперь царь направлял усилия в самое уязвимое место шведской позиции - в сторону моста. Чтобы взбодрить уставших воинов, Петр приказал играть военной музыке и развернуть полковые и ротные знамена[45]. Удар гвардейских полков правого фланга оказался сокрушающим. Противника загнали за вагенбург, отбросили от моста, прижали к западной околице деревни и отсекли путь на Пропойск,. Часть обороняющихся бросилась за Леснянку, часть укрылась в избах, отстреливаясь оттуда. Раненые забивались в сараи по 20-30 человек. Некоторые покидали поле сражения, подобно тому молодому солдату, который явился в штаб-квартире короля в Костеничах в первых числах октября и рассказал о битве, не зная о её результате[46]. Разъезжавший за своей линией Левенгаупт оказался почти в окружении. Возможно, к этому времени он уже был контужен в ноги и в левую руку. «Поскольку теперь неприятель хотел добиться решающего перелома, то, используя своё подавляющее превосходство, перекрыл нам путь на Пропойск и почти окружил нас», - писал он позже. Казалось, победа уже рядом, но перелома не наступило.
Вскоре вслед за прибытием драгун Боура, к шведам подоспели отправленные утром Аболенский кавалерийский полк, драгуны Шуга и нюландский батальон - всего 1377 чел. С 13-14 часов дня они почти 4 часа, добирались обратно: «Поскольку они удалились уже на полторы мили, то смогли вернуться почти что перед вечером, незадолго до третьего и последнего общего наступления противника», - оправдывал их Левенгаупт[47]. (Часть авангарда вообще не двинулась к Лесному и не приняв участия в бою, рассыпалась в разных направлениях).
Через три века трудно разобраться, почему русское командование не закрепило позицию у моста и допустило переход Леснянки шведскими резервами. Можно предположить, что в горячке боя все внимание было приковано к противнику, еще державшемуся у деревни. Если бы перед мостом, или на правом берегу речки была оставлена часть солдат, то шведский корпус так и остался бы разделенными. «Наши, которые оказались в беспорядке как на правом, так и на левом фланге, получили время снова привести себя в порядок и сдерживать неприятеля» - писал Левенгаупт[48].
Об отряде Фастмана в это время русские командующие лица тоже не вспоминали. Без приказа тот не мог бросить позицию за Сожем, чтобы навести переполох среди оставшихся без прикрытия фургонов. Шведы перестали обращать на него и «казачью угрозу» внимание. Оставив с повозками 150 кавалеристов и 100 пехотинцев, к Лесной ушёл последний резерв численностью в 1429 чел. - Бьёрнеборгский полк, шрейтерфельтские и карельские драгуны. В шестом часу вечера они беспрепятственно перешли на левый берег Леснянки. Шведский капитан из остзейзев О.И.Тизенгаузен давал такие показания: «Мы были уже в двух милях от места сражения, когда впервые услышали об атаке противника. Около 2 часов после полудня того же дня к нам пришел приказ вернуться. Через четыре часа после этого мы пришли на место и были сразу поставлены на левый фланг»[49].
Численность противников снова выровнялась. Офицеры правого русского фланга не заметили, как шведы подготовили удар в спину. Стакельберг выстроил пришедших, нанёс удар слева и оттеснил русских от моста. Путь на Пропойск снова стал свободен. Однако «воспользоваться временным успехом для перехода в наступление»[50] шведы не смогли.
Царь видел, что день заканчивается и нужен решающий удар, чтобы добить противника. Начинался дождь, кремнёвые ружья под дождём не действовали. Русские линии сместилась на юго-запад и начали атаку с холодным оружием в косом направлении на шведский центр и левый фланг, прикрывавший мост. И здесь снова особой храбростью, хладнокровием и распорядительностью отличился М.М.Голицын. О последнем получасовом дружном и сильном напоре русских шведы писали, что тот производился «с величайшей свирепостью» («mit der grösster furie»). Это была одна из тех страшных штыковых атак, которых не знали рати XVII в. и которыми прославилась русская пехота с середины XVIII в. Люди пришли в неистовство. От последних шведских резервов «от 2 батальонов и 10 эскадронов осталось не более 70 человек» [51]. Бьёрнеборгский полк погиб почти весь.
Подполковник Христер Хурн аф Оминне (1672-1746) писал: «Когда я прибыл со своими двумя батальонами к дефиле [у моста] и перешел его, нас встретил сам господин генерал-майор Стакельберг, который уже велел батальону генерал-майора Функа дать нам как можно больше места, чтобы мы… встали в одну линию. После того, как он построил эти три батальона и сам встал пред нашим вторым батальоном, мы пошли на противника. Тот в это время стрелял в нас со всех сторон и с фланга пушками и пехотой. Приблизившись на 20 шагов, мы тоже дали залп половиной [задних] шеренг, но не могли заставить солдат прорвать штыками строй врага. Вместо этого нам пришлось отступить перед неприятелем, который и с боку и спереди надвинулся совсем близко и пытался нас окружить, Мы очутились в таком положении, что каждый думал только о своем спасении. У меня не было ни коня, ни прислуги и нам вместе с оказавшимися рядом офицерами и рядовыми пришлось ретироваться в стоявший поблизости дом, в надежде, что если противник снова отойдёт, мы опять присоединимся к своим. Когда русские прикончили всё, что было на поле и стемнело, они стали трубить и бить в литавры. Но вскоре среди них пошла тревога, причину которой я не мог уяснить. Позже я понял, что это случилось из-за господина подполковника Фраймана [в его распоряжении было 427 драгун - В.А.], который зашел им в тыл. Из-за темени противник не мог разобраться, какова собственно могла быть наша сила и он вынужден был снова занять прежнюю позицию»[52].
От тяжёлых туч к вечеру резко стемнело. От центра и до конца левого фланга неприятель по словам Петра I, оказался полностью «разрушенным». Из-за тесноты в некоторых местах батальоны царя напирали чуть ли не колоннами в 5-6 линий, - так показалось Левенгаупту. К этому времени свинцовое небо разразилось снегопадом, градом и ливнем, хлеставшим в лицо только шведам. «Наказание Господне» - резкий ветер слепил снежными хлопьями и пороховой гарью. «Пики и штыки вонзались в нас прежде, чем мы могли видеть русских» - писал Вайе. Солдаты в зелёных мундирах рубились палашами уже среди фургонов, в плен не брали. Оружие шведского устрашения - шестиметровые пики были бесполезны. О беспощадности последнего удара царь написал: «А протчим наши салдаты пардону не дали»; «Наши линии, которые паки неприятеля отаковали и с помощию Божиею совершенною победу получили»[53]. Каждый из шведов думал о себе, спасаясь за фургонами. Огонь последних восьми шведских орудий был подавлен, и каролинцы оттащили их назад.
В сгустившейся полутьме заключительным аккордом битвы стала русская артиллерийская канонада. Как только заглохла шведская артиллерия, «стало страшно - русские орудия начали громить всё вдоль и поперёк, приведя в беспорядок наши войска, хотевшие снова собраться», - сокрушался Бенеке. Капралу пикинёров полка Левенгаупта Е.Л.Смепусту показалось, что их истребляли из 40-50 орудий. (Можно допустить, что Пётр I использовал и трофейные пушки). Тизенгаузен так описывал бедствие шведов: «Огромное несчастье, в которое попали люди, было неописуемым. Враг не только непрерывно громил нас из мушкетов, но его артиллерия, постоянно надвигаясь, наносила ужасные потери. У нас же на нашем месте не было ни одной пушки. Чем малочисленнее становился батальон и чем слабее надежда на помощь, тем сильнее росло смятение у оставшихся в живых»[54].
Последний яростный штурм сломил каролинцев, люди стали бежать с поля боя. Однако массовое беспорядочное бегство рассыпавшихся частей Левенгаупту и Стакельбергу удалось предотвратить. Перед мостом из случайно подвернувшихся солдат «было собрано батальонное каре, под прикрытием которого бегущие собирались и затем могли через мост выбираться в лес» (Бенеке).
Так в самый последний момент Левенгаупт отстоял единственный путь спасения. В половине седьмого в темноте загремели русские литавры и барабаны. Давая отбой сначала на левом, а потом и на правом фланге, русское командование не знало, насколько уничтожающим был последний удар для шведов. («Виктории нельзя было во весь день видеть, куды будет» - писал царь[55]). Но продлись световой день на полчаса дольше, для неприятеля наступила бы катастрофа, подобная Полтавской. Только ночь и жестокая буря помешали добить правый фланг противника и отбросить повторно от моста. (Разбить мост настильным огнём было трудно). Нельзя не признать, что фургоны вагенбурга, поставленные впритык бортами друг к другу, сыграли роль спасительной преграды для шведов. Будучи выбитыми с поля, они оборонялись из-за повозок. Отход корволанта к середине поля сопровождался не стихавшим огнём артиллерии – бомбардиры Петра и в кромешной тьме ещё долго страшили противника залпами.
Шведская и европейская пропаганда часть русского успеха облыжно приписала калмыцко-казацким «заградотрядам»: «Царь перед боем должен был поставить позади своей армии калмыков и казаков с приказом, что если та будет отступать, то всех и каждого уничтожать, чтобы этим армия должна быть приведена в стойкое состояние»[56]. Как известно, корволант несколько раз отступал в сторону перелеска, но никакие казаки и калмыки не рубили и не кололи солдат пиками. Никогда ничего подобного не случалось ни при Лесной, ни в других сражениях Северной войны.
У всех покидавших поле битвы шведов мнение было одним : «оттуда никто больше не спасётся»; «мы наголову разбиты» («sodasselbetotaliterruiniret»). Пронёсся слух, что двумя выстрелами в корпус убит Левенгаупт и погиб Стакельберг. «После нескольких стычек мы были отброшены и как только нас поглотила вечерняя тьма, мы тут же растеряли друг друга в густом лесу. Добрую милю нас преследовали калмыки, которые начали грабить обоз. Между 7-8 часами вечера я дошёл до оставленного авангарда, но там всё было в конфузии… Я спрашивал проходящих о генерале - они отвечали - «Бог знает, где он»… Генерал-квартирмейстер Браск сказал мне: «Я искал генерала весь вечер, но не мог его найти, всё здесь плохо…». «Около 3 часов утра большинство из нас сели на лошадей, надеясь найти генерала, но никто не мог сказать, где он» (Показания капитана фортификации и полкового квартирмейстера М.М.Каммекера). Только на поверхностный взгляд могло казаться, что сражение осталось нерешённым - шведы не отбросили русских, русские не прорвались за вагенбург. На деле 14-дневная облава корволанта за Левенгауптом окончилась разгромом наголову противника в «троечастном бою» и сгоном его с двухкилометрового поля битвы.
Основная заслуга в поражении шведов принадлежала Петру I, Меншикову и Русской гвардии - Преображенскому и Семёновскому полкам. В первой и в последней атаке именно они смяли левый фланг неприятеля. 34 шведских роты и 10 эскадронов в схватках и ретирадах потеряли свои знамёна и штандарты. Больше всего знамён вынесли с поля битвы семёновцы. Для Русской гвардии битва при Лесной стала пятым геройским подвигом после первой и второй Нарвы в 1700 и 1704 гг., штурма Нотебурга в 1702 г., и боя при селе Добром 30 августа 1708 г.
В отличие от содержательного анализа боя Петром Великим, мемуары Левенгаупта лишь оправдывали поражение: шведская пехота не атаковала непрерывно, как положено по уставу, Стакельберг в самом начале неразумно приказал ей отступить, русские, уходя в лес, получали там поддержку от свежих сил. Тем не менее, противник якобы потерял 9 тысяч убитыми и ранеными и сражение было скорее выиграно шведами. «Весь день победа висела между нами на волоске и была почти уже нашей». Баталию «мы могли бы считать скорее выигранной…, если нам было бы возможно на другой день снова сразиться с превосходящими силами противника», – так обелял себя шведский генерал[57].
[1] Defoe D. An impartial History of the Life and Actions of Peter Alexowitz, the present Czar of Muscovy. London, 1723. P.205.
[2] ППВ. Т.6. С.22, 233,247
[3] J.H. von Lyth. Des Grossen Herrens/Czaars und Gross Fürstens von Moscau Petri Alexiewiz, des gantzen Grossen, Kleinen und Weissen Reusslandes Selbsthalters /etc.,etc.,etc. Leben und Thaten, aus besonderen Nachrichten beschrieben. Frankfurt und Leipzig, 1710. Т.2. S.467,469. Часть данных из этого труда франкфуртского профессора И.Х. Лита под названием «немецкая листовка, основанная на русских и некоторых шведских показаниях» была использована в книге Тарле Е.В. Северная война и шведское нашествие на Россию. М.2002. С.257 и др. Об авторстве Лита см. Беспятых Ю.Н. Петербург Анны Ивановны в иностранных описаниях: Введение. Тексты. Комментарии. СПб., 1997. С.277; Беспятых Ю.Н. Иностранные источники по истории России первой четверти 18 в.: (Ч.Уитворт, Г.Грунд, Л.Ю.Эренмальм). СПб.,1998. С.389-390.
[4] Известно, что гвардейцы Семеновского полка молились перед иконами Спаса Нерукотворного и Знамения Божьей матери.
[5] Theatrum Europeum. T.18. S.270.
[6] См. «План сражения при деревне Лесной». – Артамонов В.А. «Несказанная виктория»: сражение при Лесном. 1708. М.,2009. С.42.
[7] Коновальчук П.В. Неизвестные документы о Лесной. Находка в Королевском архиве Швеции // Северная война 1700-1721 гг. и исторические судьбы Европы. К 300-летию со дня битвы при д.Лесная. Могилёв, 2008.С.197.
[8]Ф.И.Фастман – Пётру I 30 сентября. - ППВ.Т.8.С.733.
[9] Показания капитана фортификации и полкового квартирмейстера М.М.Каммекера 6 мая 1709 г. – R M II. Vol. M.1378.б/н.
[10] Бутурлин Д.П. Военная история походов россиян в 18 в. СПб.,1820. Ч.1.Т.2.С.21.
[11] Показания Я.И.Берга.- Из протоколов, выявленных Е.Лютом.R M II. Vol.M.1378.б/н.
[12] Гилленкрок А. Современное сказание о походе Карла XII в Россию // Военный журнал. 1844. № 6. С.53; ПЖ. 1708. С.25; Петре писал, что «весёлая игра или танцы» начались в 10 ч утра. – Petre R. S.165. О том же писал и Бенеке.
[13] Lewenhaupt A.L.S.184.
[14] von Lyth J.H. Т.2. S.468.
[15] Theatrum Europeum. T.18. S.270.
[16] Överstelöjtnant Sinclairs egenhändiga relation //Historiska handlingar. Stockholm, 1952. Del 34:2. S.270.
[17] Lewenhaupt A.L. S.184.
[18] Там же. Всё это писал генерал для обеления себя в горькие дни плена.
[19] Пётр I - Ф.Ю. Ромодановскому с поля битвы 29 сентября.- ППВ.Т.8. С.168. «Акция между Лесной и Пропойском» - РГВИА. Ф.ВУА. № 1445. Л.12.
[20] Petre R. S. 166-167.
[21] Lewenhaupt A.L.S.185.
[22] Объяснительная записка Л.Адлеръельма 18 мая 1709 г. – Из протоколов, выявленных Е.Лютом. R M II. Vol.M.1378.б/н.
[23] Sinclair К.А. S.271.
[24] Lewenhaupt A.L. S.186.
[25] ППВ. Т.8. С.195-198.
[26] Леец Г.А. Абрам Петрович Ганнибал. Биографическое исследование. Таллин, 1980. С.27-28, 79.
[27] From P. S.104. Левенгаупт вызвал от оставшихся при Лесной фургонов около тысячи человек.
[28] Weihe Fr. Chr. S.8.
[29] Дирин П.Н. История лейб-гвардии Семёновского полка . СПб., 1883. Т.1. С.89-90.
[30] Дирин П.Н. С. 89.
[31] Lewenhaupt A.L. S.186. Здесь генерал не упомянул, что как только шведские эскадроны доезжали до леса, русская пехота и артиллерия наносила им большие потери и те откатывались назад.
[32] Weihe Fr. Chr. S.8.
[33] ППВ.Т.8. С.6-13. Здесь «Регулы» датированы «1708 не ранее июля 3» и ошибочно отнесены к Головчинскому сражению.
[34] Пётр I – Апраксину 6 октября 1708 г. ППВ. Т.8. С.183.
[35] Приложение к донесению австрийского посла О. Плеера из Москвы от 16 ноября 1708 г. – Мацькiв Т. Гетьман Iван Мазепа в захiдньоевропейських джерелах 1687-1709. Киiв-Полтава, 1995.С.238.
[36] ППВ.Т.8.С.11.
[37] Прокопович Ф. Сочинения. М.-Л., 1961. С.25.
[38] “und sie bis an ihre Wägen und Bagage zurücke trieben” - von Lyth J.H. Т.2. S.469; Theatrum Europаeum. T.18. S.270.
[39] Русские учитывали вынесенное ранеными с поля боя оружие и амуницию. В ППВ.Т.8. С.191-192 («Роспись, что на бывшей потребе сентября 28 дня с убитыми пропало и раненые не вынесли и из обозу пропало»), не указано пропавшее и учитывавшееся отдельно оружие – фузеи, палаши, штыки, копья и пистолеты. Об этом см. РГАДА. Каб. ПВ. Отд.2. Кн 8. Л. 842 и об.
[40] From P. Katastrofen…S.111.
[41] von Lyth J.H. Т.2. S.470. Шведы вышли бы победителями «из кровавой бани» если бы не помощь драгун Боура, необоснованно писал Fryxell A. T.2.S.119.
[42] ППВ.Т.8. С.770; РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.7. Л.303-305 об.;Письмо из Риги от 2 ноября 60,2479 унции. – R M II. Vol.M.1378.б/н.
; Theatrum Europаeum. Franckfurt am Mayn,1720. T.18. S.272.
[43] РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2.Кн.6. Л.1014 об.
[44] Petre R. S.167. Видимо в этот период боя лейтенант Петре, отрядив четырёх мушкетёров, смертельно ранил сквозными выстрелами сидевшего на коне ландграфа дармштадского Фридриха, который находился между двумя линиями на правом фланге.
[45] From P. S.111.
[46] Anusik Z. Karol XII. Wroclaw etc.,. 2006. S.210.
[47] Lewenhaupt A.L. S.186.
[48] Lewenhaupt A.L. S.188.
[49] Показания капитана О.И.Тизенгаузена 26 марта 1709 г. – Из протоколов, выявленных Е.Лютом. R M II. Vol.M.1378.б/н.
[50] Юнаков Н.Л. С.23.
[51] von Lyth J.H. Т.2. S.470. Упоминание о 10 эскадронах и уцелевших 70 шведах остаётся на совести франкфуртского профессора И.Х. Лита.
[52] Показания подполковника Х.Хурна 23 мая 1709 г. – Из протоколов выявленных Е.Лютом. R M II. Vol.M.1378.б/н.
[53] ППВ.Т.8.С.169, 198. «Рядовые поступали так, как шведы в прежних акциях» написано у О.Плеера – Мацькiв Т. С.237.
[54] Из протоколов, выявленных Е.Лютом. R M II. Vol.M.1378.б/н.
[55] ППВ.Т.8. С.169.
[56] Blome A. S.113. Казаки, якобы убив 50 солдат, остановили их бегство. – Theatrum Europaeum. 1708. S.271. Небылица, пущенная в оборот шведами, в русской патриотической публицистике подавалась позже как похвальная предусмотрительность: «Его Величество пред страшным сим сражением в предосторожность поставил позади своего фрунта козаков с пиками, дав им грозное повеление всех тех, кои из наших побегут или назад подадутся, колоть без пощады, не исключая его самого. Сей указ над несколькими побегшими в точности и был исполнен, что видя солдаты, решились непременно победить или на месте умереть» Краткое описание славных и достопамятных дел императора Петра Великого… М.1794. С.107-108. В украинской публицистике XIX в. чуть ли не сама победа приписывалась малороссиянам: якобы после бегства великороссийских войск, Пётр, собрав и построив их как раньше, поставил в тылу и с флангов малороссиян с приказом рубить и колоть всех, кто подастся назад не щадя даже самого государя. - Конисский Г. История русов или Малой России М.1846.
[57]Lewenhaupt A.L. S.188, 203.