Продолжение книги Владимира Алексеевича Артамонова «1708-2008. Мать Полтавской победы. Битва при Лесной».
В середине сентября кризисная точка для России была пройдена
Как только стало известно о повороте Шведской армии на юг от д.Стариши к Кричеву, Пётр I 15 сентября выехал из Соболева и в тот же день послал фельдмаршала Б.П.Шереметева с тремя пехотными дивизиями, полевой артиллерией и остальной конницей идти параллельно Карлу XII.
Восемь полков (4976 драгун) Боура должны были следовать за армией короля и окружать армию её «обжиганием и утомлением»[1]. В те дни Пётр I не знал, куда направится король – к Днепру навстречу Левенгаупту, к р. Сож или Кричеву [2]. После поражения при Головчине царь остерегся отбирать полки от Б.П.Шереметева для усиления корволанта. Возможно, по этой причине половина шведов после поражения при Лесной добралась до короля.
Удобнее и надёжнее перехватить и разбить Левенгаупта можно было на Днепре, но этого не случилось. Улыбнувшейся в Поднепровье удаче шведский генерал был обязан себе и промаху русской разведки. Когда король уходил за Сож у Кричева, а Левенгаупт после днепровской переправы шёл на юг, «летучий корпус» с ночи 22 сентября летел на запад, на 33 км севернее от него - за Днепр к Орше и потом собирался спускаться по правобережью до Быхова[3]. В том же расходящемся направлении вслед за корволантом послали и пехотную дивизию генерал-майора русской службы Н.Г. фон Вердена[4]. Вместе с этой дивизией расправиться со шведской подвижной базой снабжения к западу или востоку от Днепра казалось не трудным и корволант выступил в поход с победным настроением.
В то время войсковой разведки, постоянного наблюдения, сети разъездов и прямого соприкосновения с неприятелем не было. При сборе сведений о противнике ставка делалась на местных проводников, языков, купцов, священников, «шпигов», которых использовали и для дезинформации. Часто пользовались услугами евреев, которые, занимаясь торговлей, хорошо знали дорожную сеть Белоруссии. Евреи Вильно во время пребывания там царя с 28 января по 3 февраля 1708 г. «обещались … посылать от себя шпигов и в том … дали письмо» осведомлять русское командование о передвижениях шведов[5]. Шведы засылали «простых мужиков для осмотрения» русских полков, предварительно взяв белорусских заложников и угрожая их убить, если «разведчики» не вернутся. Белорусы открывались русским военачальникам и те отправляли их обратно к шведам с той же целью[6]. Левенгаупт упомянул «шпионский» эпизод в Шклове: «пришёл один еврей, которого выслал сам царь и князь Меншиков, с обещанием большого вознаграждения, чтобы разузнать, сколь сильно наше войско, как много при нас пушек и куда мы собираемся. О том, что он заслан, он заявил сам и рассказал, что царь стоит со всей армией в Чаусах, Горках и Романове – в семи, восьми и 10 милях от Шклова и послал только один отряд следовать за армией короля. Со всеми остальными силами он следит за нашей армией. Это сообщение, как и прежние другие, доставленные моими собственными шпионами, показало, что в верности всего этого никак нельзя сомневаться» [7].
В свою очередь Левенгаупт от места своей днепровской переправы подбросил своего провокатора. Он также подкупил одного из евреев и послал в главную квартиру царя с заданием сообщить, что его корпус находится все еще на правом берегу Днепра и провести русских в ложном направлении[8]. «Гистория Свейской войны» так описала военную хитрость противника: «В 15 день государь пришёл в село Григорково, и тут получили подлинную ведомость чрез взятых языков, что Левенгопт маршем своим зело стал поспешать, чего для и государь с полками своими маршем поспешал. В котором марше имели вожа жида подкупнова от шведов, которой нас фалшивым маршем к Днепру привёл, сказывая, что Левенгопт ещё не перешёл чрез оной (которой уже три дни как перешёл). Куды стали было переправлятца, и подлинно б оной ушёл, естли б не встретился шляхтичь Петрокович и сказал о том истинну и правдивым вожем был (а оной жид за то злодейство повешен)»[9]. Петрокович был свидетелем переправы шведов через Днепр.Не приходится сомневаться в этой истории на том основании, что вож-провокатор, появившись в корволанте, обрекал себя на смерть. Его риск оправдывался большими деньгами, надеждой ускользнуть в последний момент, или выкрутиться за Днепром, ссылаясь на быстроту марша шведов.
Так отсутствие кавалерийских разъездов едва не сорвало всю операцию, и дело выправилось благодаря случайно встреченному белорусскому шляхтичу. 23 сентября конный отряд полковника Ф.Г.Чекина переправился через Днепр у Копыси и сообщил, что Левенгаупт уже уходит на юг от Шклова. Драгунский полковник, позже генерал-адъютант Шульц успел напасть в Шклове на отставших и отбил несколько фургонов с провиантом[10].
В это время весь курляндский корпус собрался с духом, чтобы как можно скорее проскочить Днепровско-Сожское междуречье. Кратчайшим к Сожу и Карлу XII был бы путь через Чаусы на Чериков, но, боясь встречи с Русской армией, Левенгаупт повел обоз на Пропойск, «поджимаясь» к Днепру. На тогдашних несовершенных картах-схемах стокилометровый путь от Шклова до Пропойска выглядел не длиннее 60 км[11]. Четыре громоздких военных и транспортных колонны беспрепятственно и быстро, по 4 мили (24 км) в день гнали по широким полям Заднепровья в пределах видимости друг друга. Это был несомненный успех шведского генерала.
Петр I исправил свою ошибку и тоже повернул на юг. Последующая «облава» царя шла удачно, но при крайнем напряжении сил. Шведская фантазия, что погоня гналась за ними днём и ночью, «сбрасывая даже мундиры и сумки», в некотором смысле верна – до крови пересаднив часть лошадей, на шведов поначалу нападали только вырвавшиеся вперёд партии корволанта, а по мере настижения удары наращивались. За время преследования все кони сильно «притупели», только у преображенцев пало 90 лошадей и 188 оказалось сильно саднёных, которые надолго вышли из строя[12].Неизвестно, следует ли верить показаниям захваченных позже шведами русских пленных, якобы говоривших, что от форсированных маршей им пришлось претерпеть такие страдания и усталость, каких не случалось ни в одной другой кампании – «особенно на четвёртый день, когда была такая большая нехватка съестных припасов и фуража, что много людей и лошадей передохло»[13]. Русскими источниками такие сведения не подкрепляются.
Оторваться от погони Левенгаупту не посчастливилось. Впервые преследователи замаячили на горизонте 23 сентября, когда генерал целые сутки поджидал отставших. С 24 сентября от с.Медведовка большой конный разъезд уже «сел на хвост» шведскому арьергарду, состоявшему из 300 кавалеристов и 300 пехотинцев. Ради выправления престижа шведского оружия позднейшая реляция короля, приведенная Адлерфельдом, указывала, что 2000 русских драгун, увидев, что арьергард готов к отпору, не стали наседать, но спешно ускакали обратно.
Утром 25 сентября большая конная партия Меншикова и Пфлюга врасплох напала на шведский караул и из 35 чел. и перебила 15 солдат - так отметил в своём дневнике Вайе. Левенгаупт ускорил движение и 26 сентября от узкого и опасного паса у р.Белицы услал вперёд весь обоз. 26 сентября Меншиков от д.Войнилы послал к Новоселкам полковника Круза, чтобы «подлинно осмотреть» неприятеля, однако местные жители сказали, что тот 25 сентября уже ушел к Волковичам. Ценную помощь в ориентировке на местности оказывал находившийся при М.М.Голицыне не названный по имени белорусский священник - «подлинной сведомец о всех здешних трактах»[14].
26 числа на широких полях у д.Сучицы уже 4 тысячи (по оценке шведов) русских драгун под командованием генерал-лейтенанта Г.Пфлюга нарушили воскресную проповедь пастора. (По шведским записям, встреча произошла у д. Белицы. Эта ныне нежилая деревня находилась несколько южнее д.Сучицы). В двенадцатом часу дня «хорошим ровным строем» (похвала Левенгаупта), на расстоянии в четверть мили, появились русские всадники. Конной пехоты и артиллерии при них не было – те отстали далеко позади. Шведы полагали, что их настигла вся русская кавалерия.
Генерал Левенгаупт остановил двинувшийся было обоз и выставил превосходящие силы - линию кавалерии, а за ней в низине, чтобы завлечь незаметно ближе врага, две линии пехоты с пушками. Однако потом решение было сменено – пехотинцы с развёрнутыми знамёнами вышли в свободные промежутки конницы[15]. В таком порядке войско шведов продвинулось на 300 или 400 шагов к противнику, находившемуся на высоте. Русский авангард продолжал надвигаться. Некоторые драгуны, гарцуя, смело выскакивали далеко вперёд и стреляли с нескольких метров в шведов из пистолетов. Когда русские драгуны стали по мнению шведов, слишком «наглы», Левенгаупт предложил нескольким добровольцам и Аболенскому полку прогнать их, но проучить смельчаков не получилось - догнать быстрых русских коней было невозможно. После этого генерал решил атаковать всеми силами.
Открытые поля давали шведам преимущество, позволяя развернуться полной боевой линией. Можно было дождаться подхода всего корволанта и, пользуясь равенством сил, разбить русских в привычном для каролинцев линейном бою. Не зная, каковы силы и планы неприятеля, граф сам провел разведку. Убедившись, что численность противника невелика, кавалерии был отдан приказ идти в атаку с холодным оружием. Левенгаупт на правом, а Стакельберг на левом фланге, после клича «С Божьей помощью!» послали вперёд конницу, за нею пехоту с пушками. Русские драгуны галопом, но в полном порядке удалились в сторону редкого кустарника. (Эффективный приём народов Евразии «вентерь» - наведение на засаду - здесь не был использован из-за неравенства сил). Если верить шведам, что они гнались за неприятелем (особенно вырвавшиеся вперед кавалеристы подполковника Г. Ю. Цёге) «половину или три четверти мили», т.е. 3-4 км, то трофеи оказались явно скудными - 3 (или 8) пленных и 2 верблюда, на которых нагрузили сундуки с бумагами канцелярии Левенгаупта[16]. Несколько человек было порублено. Перед кустарником шведский генерал прекратил преследование, «не зная полной силы и намерений» русских. Он считал, что ни на йоту не может отступить от приказа короля, запрещавшего идти на крупные сражения.
Нападение части корволанта 26 сентября нельзя считать полноценным боем, окончившимся «шведской победой». Граф всего навсего «отпугнул» передовой отряд погони. Значение этой стычки состояло в том, что авангард корволанта задержал шведов почти на сутки и отбил несколько фургонов с вином и водкой, предназначенных для короля из сбившегося в сторону обоза. Прислуга была перебита. Бóльших трофеев захватить не удалось. Левенгаупт дождался обоза только в ночь с 26 на 27 сентября на полях у д.Белицы[17]. Шведский историк Фрюксель отметил, что Левенгаупт беспрепятственно прошел бы и дальше, если бы не обманул местный проводник, который завел на болотистые места, «куда пришлось постоянно высылать рабочих, чтобы прокладывать путь корпусу»[18]. Уникальные показания инквизиционной комиссии дал, сбежав после сражения при Лесной в Ригу, генерал-квартирмейстер-лейтенант Лифляндской армии Юхан Браск. Он сказал, что в Шклове пришлось долго искать проводника, который мог бы довести корпус до армии короля. Найти удалось лишь больного, частично парализованного старика, который отказывался сопровождать шведов и предложил своего возчика. Последний де полгода назад ездил в Стародуб и был бы полезнее, чем он. Зная, что белорусы могут в любой момент сбежать, для надзора за возчиком приставили унтер-офицера и кавалериста, а в качестве заложника прихватили и старика, пристроив его в небольшую телегу под присмотром двух всадников. Дорога от Шклова и Могилёва на Пропойск шла вдоль правого берега Ресты, ни разу не пересекая ни эту реку, ни р.Проню, ни р.Сож. Однако громадный шведский транспорт дважды переправлялся через Ресту. Так безвестный белорус задержал движение Левенгаупта и помог корволанту догнать его[19]. Опасаясь повторного нападения, шведское войско держали ночью под ружьём. Расположившись под голым небом, генерал указал офицерам на «предвестие беды» - висевшую точно над его головой комету с хвостом длиной в локоть. (Такое предзнаменование он не преминул упомянуть в своих мемуарах).
И шведы и русские встревожились допросом пленных, преувеличивших силы своих корпусов. В «реляции» о битве при Лесной Петр I написал 16 октября: «И в 26 день…передовые партии со ариергардиею бились, и взяли языков, от которых подлинно уведомились, что [шведов] 16 тысяч». (Это была, как указывалось, штатная численность курляндской армии в Прибалтике). Всего под Шкловом, Копосью и Белицами корволант захватил 32 пленных, среди которых кроме солдат были два литовских татарина и шесть поляков[20].
Согласно реляции Й.А.Бенеке, русские пленные говорили, что за разведывательным авангардом Пфлюга спешит основной корпус в 20 тыс. кавалерии и 12 тыс. пехоты с четырьмя пушками («что по прошествии времени оказалось абсолютной ложью – у врага было 82 тысячи человек»[21]). Примерно от Сучиц начинались сплошные леса с засеками и болотами, узкий, на одну телегу путь[22] становился трудно проходимым и соревнование тяжёлого гужевого транспорта с «летучим корпусом», настроенным только на победу, было заведомо проигрышным. Ради ускорения хода срочно следовало отсечь обузу маркитантских и еврейских повозок и сократить офицерский багаж. Но Левенгаупт не стал жертвовать этим и до последнего надеялся спасти весь обоз.
26 сентября близ д.Горбовичи «воинская дума» в составе Петра I, генерала А.Д.Меншикова, генерал-лейтенантов Я.В.Брюса, Г.Пфлюга, ландграфа гессен-дармштадского Фридриха и генерал-майоров М.М.Голицына, О.Р.Шаумбурга, Бема и Штольца [23] решала, нападать ли меньшинством на большее число шведов или ждать пятитысячный корпус Р.Х.Боура и шеститысячную пехотную дивизию Н.Г.фон Вердена, которая 21 сентября находилась на большой смоленской дороге ещё в 4 милях от Смоленска.
Противник в это время был в 20 км от корволанта и в 23 км от Сожа. Эта река, по ошибочному мнению и Левенгаупта, и Петра I, была рубежом, за которым находилась зона военного контроля Карла XII. Царь и шведский генерал к тому времени еще не знали, что армия короля уже удалилась на 140 км и с 24 сентября до 10 октября стояла на земле гетманства Мазепы, у Костеничей и Мглина и ни одного шведского солдата за Сожем не было. Если бы вместо Левенгаупта был король, корволант не стал бы нападать и изнурял неприятеля мелкими нападениями. Но тут иного выхода не было - дума постановила ждать Боура не больше двух дней и в любом случае напасть 28 сентября. Командование новой регулярной армии приняло решение идти на крупное сражение меньшинством. Боуру Пётр I «накрепко» приказал «как наискоряя …взять перед у неприятеля, дабы оной не мог за реки уйтить от нас»[24].
Перед нападением
Судя по письмам от 26-27 сентября, Пётр I ещё не был уверен, куда «вихнёт» Левенгаупт – к Черикову, Кричеву, Пропойску или Гомелю, но больше склонялся, что к Пропойску. От Пропойска через Сож ни пути, ни моста не было, но там сошлись дороги от Могилёва, Чаус, Черикова и две дороги от Быхова. Именно туда он направлял наперерез и Боура и пехотную дивизию фон Вердена, возможно, рассматривая вероятность раздавить противника в клещах с севера и юга. Спеша «напереймы» к городку на Соже, Пётр I и Левенгаупт не подозревали, что кровавое побоище развернётся у д. Лесной, где корволант потеряет треть убитыми и ранеными, а от курляндской группировки уцелеет только половина. Окружённое болотами и лесом село-деревня Лесное, в котором было не более двух десятков изб, не считалось глухоманью. Оно стояло на перекрёстке путей в Пропойск (12 км), Кричев (около 55 км) и на прямом тракте в Могилёв (около 60 км) и всегда фигурировало при расчете расстояний в Белоруссии. От д. Новосёлки до р.Сож восточная Белоруссия давала преимущества корволанту. Здесь, среди лесов и болот, было три трудно проходимых места, где можно было сдержать шведов – на р.Реста, у с. Лесного и у Пропойска.
27 сентября царь обеспокоился - он полагал, что, пройдя 25 км, шведы в ночь с 27 на 28 сентября окажутся у Сожа. Кроме того, генерал-майор Инфлянт без проверки переслал ему ложные показания захваченных четырех валахов и поляка, которые сказали, что войска шведского короля отстоят от обоза Левенгаупта всего в трёх милях[25]. Отряду Боура было предписано «несмотря на урон лошадей и на труд людей» ночью 27/28 сентября соединиться у Пропойска с корволантом. Чтобы не выпустить неприятеля за Сож, Пётр I приказал Боуру выслать за левый берег этой реки тысячу драгун, которым следовало окопаться против Пропойска. От себя он туда же выслал 786 драгун Невского полка под командованием полковника-шотландца Кемпбелла, который, чтобы не попасть под удар Левенгаупта, должен был обогнать по левому берегу реки Ресты шведскую колонну, идущую к Лопатичам и Лесной по правому берегу этой реки. «Неприятель бежит зело скоро к Соже и сей будущей ночи будет к Пропойску.Того ради, чтоб онаго не перепустить через реку, тотчас пошли тысячю человек за Сожу и вели оным в будущую ночь (то есть против 28 дня сего месяца ) против Пропойска закопаться. Для чего отсель послан полковник Кампель с таким же числом драгун. А сам ты по сей стороне Сожи поди наспех к Пропойску, куды и мы уже сейчас идём, дабы сей ночи нам конечно случиться с вами»[26]. Расчет на то, что почти двухтысячный отряд задержит шведов хотя бы на некоторое время, был вполне реален.
Оперативность действий Боура поражает - его пятитысячный кавалерийский корпус проходил бывало, по 40 вёрст в день. Из-под Кричева он наскоро выслал в направлении Чаус под командой полковника Леонтьева 700 драгун с четырьмя сотнями казаков и быстро перебросил своих конников к р.Проне между деревнями Берёзовка и Улуки, намереваясь перехватить врага у Пропойска. От левобережья Прони, из района Берёзовка - Рудня (а не Кричева, как считал Юнаков) драгуны и казаки 27 сентября легко прошли 16 км до Пропойска, переплыли Сож и успели создать земляные редуты против города. 27 сентября Боуру было велено, увеличив прежнюю тысячу ещё пятью сотнями драгун, «утре (т.е.28 сентября) конечно с нами случитца близ Пропойска»[27]. Вся операция была проведена настолько быстро, что стала неожиданностью для неприятеля в день решающего сражения.
В тот же день 27 сентября судьба шведского корпуса повисла на волоске. С раннего утра у д.Долгие Мхи перед заболоченным руслом Ресты авангард погони стал отсекать хвост армии от обоза. Шведам в это время пришлось цепочкой очень долго идти через длинную мельничную плотину, по которой могли двигаться только два человека в ряд или одна телега. «Если бы в наши ряды врубился противник, всё кончилось бы совсем плохо» - писал военный аудитор Бенеке.
Бою на Ресте Левенгаупт посвятил всего несколько строк, как не стоящему внимания. Он лишь отметил, что не допустил приближения русских, которые хотели то ли напасть на арьергард, то ли ворваться в обоз. Чтобы дать возможность уйти арьергарду, Хельсингский полк, Абосский батальон и несколько пушек разного калибра под общим командованием Стакельберга стали непрерывно палить ружейным и артиллерийским огнем с высокого правого (условно южного) берега Ресты по передовому конному отряду погони и русским драгунам пришлось рассеяться в разные стороны.
Обгон шведов по топи справа от дамбы не удался. Шведы успели перебить плотину и разрушить мост. Трудную переправу через Ресту следует признать успехом Левенгаупта, - в русских руках он оставил всего лишь несколько маркитантских повозок.
Штурмовать гору через водную преграду под огнем было невозможно, восстанавливать мост днем тоже было нельзя. Корволанту пришлось ждать конную артиллерию. Обстрел снизу вверх из пяти полковых орудий с 12 ч. дня до 16 ч. был настолько интенсивен, что Стакельберг приказал солдатам залечь.
Подробнее описал этот бой за день до катастрофы лейтенант Вайе: «Ранним утром неприятель в большом количестве опять показался в виду арьергарда. Обозу понадобилось много времени для перехода через мельничную дамбу. На левом фланге уже появилась неприятельская пехота в количестве нескольких тысяч, которая также пыталась пройти через болото. При таком положении генерал взял с собой к этому опасному месту большую часть войск и 14 пушек. Как только он появился, неприятель «заиграл» своими орудиями и несколько наших было убито, но мы отплатили ему той же ценой.
С этой стороны дефиле остался генерал-майор Стакельберг с 2-3 полками и двумя пушками, чтобы поддержать арьергард. Но русские не пробовали дальше [наступать]. Они разделили свои войска на небольшие эскадроны и остались в поле позади нас. Нескольких драгун мы убили выстрелами и после полной переправы обоза, прикрываемые с обеих сторон пехотой от куч казаков и калмыков, пошли через перелесок к остальным полкам и продолжили наш марш до несчастного места Лесная, маленькой деревушки в лесу. Вокруг нее было мало открытого пространства»[28]. На р.Реста, как и у д.Сучицы корволант ещё не собрал всех сил и задержался на её левом берегу, пока сапёры ночью не навели два моста.
Как ящерица жертвует хвостом, чтобы выскользнуть из лап врага, так Левенгаупт, оставив на высокой позиции арьергард, мог бы оторваться от погони. Однако было уведено всё - обоз, скот, потом кавалерия и, наконец, вечером - вся пехота, которая следовала в арьергарде. В тумане, предвещавшим дождь, колонна втянулась в лес и крайне медленно (9-10 часов) шла 12 км «до рокового Лесного». Её движение сдерживалось опережавшими корволант казаками и калмыками, которые тревожили колонну с двух сторон.
Около 16 часов 27 сентября передовые части, обоз и стада скота достигли небольших полей вокруг д.Лесной. «Армии пришлось встать на месте, окруженном топями и лесом»- писал капрал пикинёров Е.Л. Смепуст (Дальгрен). Сильная усталость заставила отказаться от продолжения марша. Последние шведы добрались к абсолютно пустой деревне в первом-втором часу ночи 28 сентября. Тревога царя, что шведы исчезнут за Сожем, пропала.
…Русские войска издавна зарубали засеки на южных и западных границах. «Доброю зарубкою великой вред можем неприятелю учинить задержкою оного» - напоминал 13 февраля 1708 г. царь Меншикову. Части Инфлянта ещё в июле-августе 1708 г.[29] завалили узкую дорогу к Пропойску как минимум на двух верстах вековыми соснами, подрубленными на высоте человеческого роста и не совсем отделёнными от пней, чтобы затруднить расчистку. Все они были повалены вершинами к неприятелю.
Чтобы расчистить путь дальше на юго-восток, Левенгаупт выслал команду майора Хельсингского полка А.Ю. фон Герттена (позже погиб под Полтавой) и генерал-квартирмейстер-лейтенанта Лифляндской армии Юхана Браска (после взятия Риги в 1710 г. поступил на русскую службу). Засека оказалась настолько непроходимой, что утомлённые люди, недолго помахав топорами, доложили, что по дороге можно пройти. «Но они справились с работой очень плохо, особенно возле болота у Лесной, где был узкий мост. …Так как я прибыл туда поздно вечером в полной темноте, очень усталым и изнурённым, то не мог сам проверить», - нескладно оправдывался Левенгаупт, имевший возможность всё проверить любым офицером. Можнодопустить, что полностью дорогу до Пропойска сапёры не прошли. Лесные баррикады фатально сказались на перемещениях шведов во время и после битвы.
После перестрелки 27 сентября Пётр I узнал, что Невский полк Кемпбелла «за Сожу упредить неприятеля не мог» и оставил его при себе[30].
Попытка параллельного преследования русскими конными партиями была замечена, и тревога шведов усилилось – как пробиваться вперед, одновременно обороняясь с тыла? «Поступили сведения, что некоторые части противника вышли вперёд, а другие продвинулись дальше к дефиле». «Стало известно, что части войск неприятеля у вышеназванного места [Пропойска] уже заняли прочные позиции, а некоторые партии прошли стороной»[31]. Для корволанта нападение на шведов с флангов через леса и болота было практически невозможно. Однако был вариант перекрыть выход на поля вокруг Пропойска всем 5-тысячным отрядом Боура, быстро набросав фашинные укрепления, наподобие будущих полтавских, и хотя бы на сутки задержать шведов ложными выпадами с тыла до подхода дивизии фон Вердена. (В полдень 28 сентября его пехотная дивизия была в Чаусах. В ночь с 28 на 29 сентября он собирался быть д.Скоклеве, пройдя «по горелым местам» 16 км, несмотря на заторы у переправ и болот; до Лесной ему оставалось около 13 км и он мог прийти туда днём или вечером 29 числа; так это и случилось[32]). Таким образом, к 30 сентября корволант мог бы атаковать позицию у Лесного вместе с фон Верденом и надеяться на полную ликвидацию корпуса Левенгаупта. Но царь, помня о прошлой военной славе шведов и не желая рисковать, стягивал к себе оба корпуса - и фон Вердена и Боура, отказавшись намертво «закупорить» шведскую колонну между Пропойском и Лесным [33]. 28 сентября Боур ответил, что «з Божиею помощию» ударит по обозу у Лесной, а не станет заходить спереди от Пропойска [34]. Обгон по просёлкам всем корволантом, чтобы отсечь Левенгаупта от главной армии шведов, не рассматривался. Только к ночи 27 сентября корволант в полном составе достиг деревни Долгий Мох. Утром до боя 28 сентября Пётр I приказал бригадиру Фердинанду Фастману стоять на смерть за земляными укреплениями в местах возможной переправы у Сожа и «держать неприятеля до последнего человека под потерянием живота». (Казаки, едва не попавшись в руки противника, доставили этот приказ только ночью 29 сентября, уже после битвы). Из-за топкости места драгуны и казаки Фастмана не копали траншеи, а засели за фашинными валами.
Перед сражением, произошедшим накануне заморозков, в ночном мраке сильно дождило и шведам, как и русским, пришлось вытерпеть промозглую сырость и острый холод. Обременяющих полотняных палаток, которые перевозились в закрытых кузовах одноосных повозок, у корволанта не было. Солдаты и драгуны дремали не больше четырёх часов.
Хотя шведские полковые и ротные квартирмейстеры разметили для полков места по уставу, разместиться во тьме как следует на стесненной позиции было невозможно. Под холодными осенними струями последние подошедшие устраивались на поле скошенной ржи. («Всю ночь несмотря на то, что сильно дождило, каждый оставался при лошадях», - писал Бенеке). Часть забралась под покрышки фур, другие в стожки соломы, офицеры, по всей видимости, переспали в избах. Кавалеристы коней не рассёдлывали. Стада скота под охраной солдат загнали под деревья. Всё поле перед селом было сплошь забито войсками, фургонами и лошадьми. От каждого полка были отряжены коноводы для офицерских лошадей, а также охрана для овец, коз и коров, о которой позже забыли во время боя. Особенно нелепым было выделение «пастухов» от артиллерийской команды в 50 чел. майора Г.Юлленграната: несколько артиллеристов, так и не приняли участия в бою, дисциплинированно простояв при животных!
Самым уязвимым для шведов местом на большаке к Пропойску был узкий на сваях и без перил мосток, переброшенный через заболоченное русло речки Леснянки за левым флангом шведского лагеря в нескольких сотнях метров от западной околицы д.Лесной. Это деревянное сооружение было рассчитано на «осторожное» движение одной телеги. При его захвате шведы оказывались в мешке. Мост подправили, но не расширили. Использовать кожаные понтоны на заросшем русле лесной речки было нельзя. За деревней было еще несколько мостков, но они, скорее всего, были пешеходные. Отказ от устройства дополнительных переходов через топь (даже учитывая нехватку времени и усталость) следует признать шведской оплошностью. Нападать ночью или на рассвете на русских, как это делал Карл XII, Левенгаупт не собирался. Напротив, он боялся, что противник разыщет неизвестные подходы через лес, нападет на авангард, обоз, или отсечёт его от Сожа. Строить боевой порядок за перелеском, или за деревней вдоль правого берега Леснянки было нельзя, так как мешала растительность, к тому же это было бы вопреки традиционной атакующей тактике шведов.
За собой Левенгаупт выставил часовых, но не дальние аванпосты «из-за угрозы пленения» (!?). «У страха глаза велики» – все караульные в один голос говорили, что всю дождливую ночь они якобы слышали «движение русских, неизвестно в каком направлении, но, скорее всего по сторонам» (Бенеке). Шведскому командованию приходилось учитывать вероятность окружения.
Из двух вариантов: 1. не задерживаясь у Лесной, пройти оставшиеся 12 км до Сожа ночью с 27 на 28 сентября и, быстро наведя понтоны, оторваться от погони (так предлагал подполковник Юхан фон Ментцер); 2. услать утром обоз, дав бой у Лесного, Левенгаупт выбрал последний. Усталость не позволила продолжить марш ночью. Как бы ни была плоха болотистая местность за Сожем, но теплилась надежда, что там, в «зоне контроля» главной Шведской армии, корволант откажется от настойчивого преследования. (Это произошло на самом деле 29 и 30 сентября).
Без боя увести всю армию с обозомуже было невозможно. После отправления в 4 часа утра 28 сентября авангарда в 700 чел. «все прочие войска я оставил при себе, ибо хорошо знал, что противник следует по пятам»[35]. И всё же шведский генерал таил надежду, что, может быть, его догоняет лишь часть русских[36], от которых удастся как и прежде, отбиться с малой затратой сил. Уже в плену, сидя в московском доме со свечкой, он подыскивал самые убедительные слова, чтобы потомство не судило его строго за поражения: «В соответствии с приказом короля я не должен был ввязываться в бой с неприятелем, чтобы как можно скорее продолжать движение. Никто не хотел этого больше, чем я. Я искал любые возможности уклониться от основного боя и лишь отстреливался, чтобы оттянуть время. Но противник всё время наседал сзади, а впереди у меня были труднопроходимые дефиле и речки без мостов. На таком длинном пути неприятель, не имея никаких отвлекающих угроз со стороны и, видя меня с моим транспортом совсем брошенным, мог вынудить остановиться и заставить сражаться против превосходящих и лучших сил там, где ему было сподручнее. Тем не менее я, как можно дольше, старался оторваться от него в надежде, что Его Величество получит наконец весть о противнике и даст мне хоть мало-мальскую отдушину. Под конец я рассылал разных курьеров, но все они попадали в руки противника.. Армия короля была постоянно на марше и ушла так далеко, что я не мог получить ни малейших сведений о ней»[37].
Отказавшись давать бой 26 сентября в хороших, а 27 сентября в сносных условиях, шведам пришлось давать сражение на стеснённой местности у Лесной. Ради ускорения марша Левенгаупт, безнадёжно запоздав, приказал офицерам уменьшить вдвое личный багаж и ломать и жечь свои пустые повозки, однако некоторые, нарушая приказ, перебрасывали своё имущество на обозные фуры.
Ночью перед сражением и в первой половине дня 28 сентября (9 октября по н.ст.) живая сила противников была одинаковой. Корволант насчитывал, как указывалось, 12 941 чел. В «Росписи, как сильно войско при генерале Левенгаупте обреталось», составленной по показаниям захваченных после боя пленных и отложившейся в фонде Кабинета Петра Великого РГАДА, указано, что в шведском корпусе было: рейтарской кавалерии - 2450, драгун - 2800, пехоты – 8250, всего 13500 чел.[38]. Вайе подсчитал на 2 тысячи меньше - 11 450 чел. Правильнее можно принять промежуточную численность, указанную Петре - 12 950 чел. Против 16 шведских, гвардейская бригада Петра Великого имела 19 3-фунтовых пушек, драгуны – одиннадцать 2-3-фунтовых пушек и седельные мортирцы [39]. Таким образом, русские имели превосходство в артиллерии.
От сражения к сражению численность русской конницы наращивалась: при Гемауэртгофе в 1705 г. её было 5 тыс, при Калише в 1706 г. - 8756 чел., при Лесной - 7792 чел. (с полками Боура, прибывшими к концу сражения, - до 12 тыс.), под Полтавой – 16 тыс. Но пехоты у шведов при Лесной было больше. Боеприпасов и пропитания обе стороны имели в достатке. Полевая и строевая выучка Русской армии, особенно в гвардии, стала не ниже, чем в любой европейской: К 1708 г. русские солдаты стали профессионалами военного дела. «Русская армия состоит из здоровых хорошо сложенных молодцов, обучение их хорошее»; полки укомплектованы и желают боя, несмотря на плохие ружья, дурных коней и нехватку способных генералов - писал английский посол в России в 1704-1710 гг. Ч. Витворт[40].
Русские солдаты могли «тянуть» и стойко держать линию, без страха принимая в лицо выстрелы. Старослужащие не хуже опытных шведских солдат овладели «справной и неспешной стрельбой» шеренгами и «плутонгом», мушкеты набивались крепко и стреляли не с шипением, как ракеты, залпы производились с задних шеренг, но не прежде, чем первые набьют стволы. Войска научились молча наступать, захватывать фланги противника и отступать. Капитаны без наставлений майоров самостоятельно могли командовать ротой.
Становым хребтом корволанта были гвардейские полки царя, Меншикова и Шереметева. О них Левенгаупт отозвался так: «Пехотные части, с которыми вначале схватились наши, были лучшими и отборными войсками Его Царского Величества и его личной лейб-гвардией, - а именно Преображенский и Семеновский полки, оба вместе числом около 6000 человек. Они всюду верхом сопровождают царя, всегда имеют при себе пики и прочее пехотное вооружение и в нужных случаях всегда сражаются как пехота. Я, даже будучи их противником и против воли познакомившись с ними, тоже должен воздать им хвалу и сказать, что никакая другая нация не держится в бою лучше, чем эти полки»[41].
Командовал корволантом цвет Русской армии во главе с лучшим стратегом и полководцем – Петром Великим и его сподвижником – властным генералом от кавалерии, военным самородком, калишским победителем А.Д.Меншиковым. Меншиков, как и государь, обладал даром вдохновлять воинов, - и это резко повышало русские шансы на победу.
Петр I и «светлейший князь» могли твёрдо полагаться на исполнительность и неустрашимую храбрость «прямого сына Отечества», генерал-майора князя М.М.Голицына, генерал-лейтенанта от артиллерии, математика и изобретателя Я.В.Брюса. Чрезвычайно ценил царь склонность к риску и боевой опыт Боура, обретённый на службе разных армий (в том числе и шведской) .
Как и у шведов, значительная часть командного состава Русской армии состояла из немцев с хорошей боевой подготовкой. Офицеры были предупреждёны: «которые на бою уступят место неприятелю, почтутся за нечестных и в числе людей счисляемы не будут и таковых в компании не принимать и гнушаться их браку»[42].
Пара Левенгаупт – Стакельберг в 1708 г. уступала в полководческом мастерстве и военном опыте не только Карлу XII и фельдмаршалу Реншёльду, но и русскому верховному командованию – Петру I и Меншикову. Потомственный аристократ, 49-летний обстоятельный и осмотрительный Левенгаупт, учившийся в трёх университетах – Лундском, Уппсальском и Ростокском, - воевал волонтёром в 1685 г. против турок в войсках курфюрста баварского, в 1688-1698 гг. служил в шведских полках на голландской службе.
В 1703 г. Левенгаупт одержал победу над заведомо слабым, хотя и вчетверо превосходящим войском стрельцов, ополчением смоленской шляхты и литовскими хоронгвями у д. Салаты (лит. Салочай на р. Муша в 65 км к югу от Елгавы), в 1704 г. разбил при г.Якобштадте (латв. Екабпилс на р.Даугаве) вдвое большее количество стрельцов и литовцев, в 1705 г. победил при равных силах драгун и солдат Б.П.Шереметева у Гемауэртгофа (на р. Свете в 30 км к югу от Елгавы).
После этих побед преимущественно над полурегулярными стрелецкими и литовскими войсками он получил чин полного генерала и командующего армией в Лифляндии, Курляндии и Литве. Тремя своими успехами амбициозный генерал гордился и, «за ничто почитая неприятелей», нередко совершал дальние рейды по земле этнической Литвы. Сандомирские конфедераты советовали русскому союзнику считаться с военным дарованием Левенгаупта и «лучше иметь его за льва, чем за барана». Вместе с тем, многие из шведского офицерского корпуса признавали генерала излишне нервным, осторожным и мнительным. Фельдмаршал Реншёльд вообще считал его конченным шизофреником. Меланхолия и склонность к мрачным мыслям снижали достоинства генерала как полководца.
Строптивый помощник Левенгаупта - остзейский барон из Ревеля генерал-майор и военный профессионал Берндт Отто Стакельберг (1662-1734) служил в 1688-1690 гг. в Нидерландах, участвовал в нескольких походах и осадах во Франции, а также в сражениях под Нарвой, Двиной, Якобштадтом, Биржами и Гемауэртгофом. Скорее он, чем Левенгаупт, мог считаться «отцом-командиром», так как всегда заботился о солдатах и называл их «сынками». В 1709 г. Стакельберг был пленён под Полтавой и вернулся из плена в 1721 г.
Большинство офицеров Левенгаупта были знатоками военного дела, многие прошли школу в Западной Европе. «Казачьего эквивалента» типа валахов, служивших шведскому королю у Левенгаупта практически не было и его разведка была не лучше русской. Не было и элитных гвардейских частей, составлявших ядро армии короля и корволанта царя.
Боеспособность и боевой дух противников в целом были одинаковы. (Зенит боевого духа воинов Романовской империи был еще впереди, в 1770 – 1814 гг.). Физическая усталость погони была сильнее, но установка на разгром неприятеля была предпочтительней, чем стремление шведов уйти от преследователей и спасти обоз. Взвинченная тревога и осознание того, что «армия короля нас бросила» не повышали настрой воинства Левенгаупта. Неизвестно, знали ли шведы устрашающую молву, ходившую среди русских о волшебстве финнов и шведов, о том, что «шведские пули были с отравою», что «неприятельские мушкеты были заряжены пулями, разрезанными на четверо и вбиты конскими волосами, да сверх пули по 4 пули небольших», что «противно всех христианских народов обычаю, дабы раны от оных неисцелимы были»[43].
Ради национальной славы армии «всех времён и народов» преувеличивали численность и потери врага, сложность местности и преуменьшали свои силы. Петре писал, что у Лесной сражались 4300 шведов против 18 тыс. русской гвардии. Вайе писал о 30 тыс. русских, Г.Адлерфельд и Т.Г. Бьельке утверждали, что 6 тысяч шведов у Лесной целый день удерживали натиск 30-40 тыс. московитов и слава осталась целиком за шведами. (Адлерфельд ошибочно полагал, что против Левенгаупта сражались и войска Ф.М.Апраксина, переброшенные из Ингерманландии после разгрома корпуса Г.Любекера). Большинство корреспондентов в Европе давали численность шведов – 14 тыс., а русских – 24 тыс. С подачи шведской пропаганды в гамбургских и митавских газетах в ноябре 1708 г. «московитская сила» была взвинчена до 50 тысяч [44].
Меньше - всего на 3 тысячи, преувеличивала численность шведов русская сторона (но при этом уменьшив свои силы на 2 тысячи – см. ниже). Как указывалось, Пётр I и русское командование были в полной уверенности, что нападают на превосходящего противника, стоявшего «в зело крепких местах числом шестнадцать тысяч» [45]. Даже в поздних стихотворных панегириках, написанных « на день торжества славной виктории» писали, что Левенгаупт имел 16 000, а Его Царское Величество токмо 10000»[46].
[1] ППВ.Т.8. С.88, 100, 118.
[2] Пётр I – Р.Х.Боуру 16 сентября. - ППВ. Т.8. С.134.
[3] ППВ.Т.8. С.156-157. 18 сентября 70 гвардейцев отъехали от Орши к западу на 5 миль, взяли 4 шведских нестроевых, от которых узнали, что там находятся три рейтарских полка, и вернулись обратно. ТИРВИО. Т.1. С.188-189. 22 сентября Пётр I находился в пяти десятках километров от Шклова.
[4] В 14 батальонах фон Вердена было 6191 служащих, кроме 472 больных и раненых и 658 чел. в отлучках. В целом у него формально числилось 8118 чел. - РГАДА. Каб ПВ. Отд.2. Кн.8. Л.833.
[5] «…и после солгали», в связи с чем на «виленских жидов» был наложен штраф в 20 тысяч ефимков. - Пётр I - В.В.Долгорукому 31 августа 1709 г. – ППВ. Т.9. С.357.
[6] Фельдмаршал-лейтенант Г.Гольц – А.Д.Меншикову 10-13 августа 1708 г. РГАДА. Каб. ПВ. Оп.5. № 1. Ч.2. Л. 406об. -.407, 417об.
[7] Lewenhaupt A.L. S.179. Можно допустить, что через этого шпиона русское командование вводило в заблуждение шведов ложной информацией. В июле Пётр I указал собрать со Смоленщины, Могилёвщины и Северщины несколько десятков «добрых вожей» из шляхты и других чинов, знающих большие и просёлочные дороги , в том числе до Москвы и Калуги. - ППВ.Т.8. С.22, 453-454. К русским и шведам попадало много языков и переметчиков, даже офицеров. - Пётр I – Ф.М.Апраксину 14 августа 1708 г. из Мстиславля. - ТИРВИО. Т.1. С.3.
[8] Fryxell A. T.2. S.117-118.
[9] ГСВ. Вып.1. С.286. В июле шведы повесили двух евреев, подосланных князем А.И.Репниным. – Adlerfeld G. Т.3. S.96. В России и Швеции в те времена было крайне мало иудеев и об антисемитизме речи быть не могло, расправе за шпионаж подвергались лица любой национальности.
[10] Theatrum Europeum. Frankfurt am Main, 1720. T.18. S.269.
[11] Гольденберг Л.А. Картографические источники 18 в. о военных действиях в 1708-1709 гг. // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. Сб. статей. М., 1959. С.368.
[12] По «Ведомости лошадям, что в походе идучи из деревни Соболевой пало и в баталию пропало и что худых и негодных» у преображенцев в битве и из обоза пропало 58 коней.
Негодных, на которых «за болезнями служить невозможно» осталось тоже 90. - РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.8. Л.843 об.
[13] Сообщено одному французскому корреспонденту в Могилеве 9(20) ноября 1708 г. шведами, уходившими после битвы при д.Лесной обратно в Курляндию. - RMII. Vol. M.1378.б/н. О том же см.Theatrum Europeum. T.18. S.271.
[14] ППВ.Т.8.С.721-722.
[15] Weihe Fr. Chr. S.7 ; Nordberg G. Leben Carl des Zwölften. Hamburg, 1746, Bd.2. S.90.
[16] Шведы писали, что у них было ранено 3-4 чел., a русских коней нельзя было догнать Petre R. S.159.
[17] Hallendorf C. S.106.
[18] Fryxell A.T.2. S.118.
[19] Протоколы допроса И.Браска выявлены Е.Лютом. Неизвестно, правду ли говорил Браск, что после поражения при Лесной он просил старика вывести его к Левенгаупту или королю, но тот, будучи обессиленным, потерял ориентировку, вывел его близко к русским кострам, потом свалился с коня. Браск бросил его и направился к Могилеву.
[20] РГАДА. Каб. ПВ. Отд.2. Кн.8.Л. 542.
[21] RMII. Vol. M.1378.б/н. Среди всех рассказов каролинцев фантастическая численность корволанта в 82 тысячи – максимальна.
[22] Белорусский историк В.К.Заремский сообщает, что на таких участках при встрече двух телег одну из них клали набок.
[23] Подъяпольская E.П. С.125; ППВ.Т.8. С.210.
[24] ППВ. Т.8. С.162.
[25] Сообщение Н.Ю.Инфлянта от 25 и 26 сентября «из вески Старого Почепа. – РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.7. Л.942, 943 об.; ППВ.Т.8.С.724.
[26] ППВ.Т.8. № 2676, 2677, 2678 и прим.
[27] ППВ.Т.8. С.165, 166, 167, 722-723, 731, 733.
[28] Weihe Fr. Chr. S.7-8.
[29] ТИРВИО,1, С.74-75.
[30] В ГСВ Т.1.С.287 ради «уменьшения» численности корволанта, написали, что полк Кэмпбела был якобы задержан на Ресте. Отсюда Н.Л.Юнаков вывел неверное заключение, что его оставили для обеспечения переправы (против кого?) и связи с фон Верденом (с ним постоянно держал связь сам царь). - ТИРВИО.Т.2. С.97 .
[31] Nordberg G. Bd.2. S.90 ; Adlerfeld G. Bd.3. S. 132.
[32] ППВ. Т.8. С.730; ТИРВИО.Т.1. С. 98.
[33] Задним числом царь, может быть, сожалел, что не послал к Пропойску крупных сил. Об этом можно судить из объяснения по поводу небольшого числа драгун, посланных за Сож: «понеже чаяли Левенгопта в малом числе» - ГСВ. Вып.1.С.287. Вопреки данному толкованию, уже 26 сентября были получены сведения, что шведов 16 тысяч.
[34] ППВ.Т.8. С.732-733.
[35] Lewenhaupt A.L. S. 183.
[36] Jefferyes J. Captain James Jefferyes’s letters to the secretary of state, Whitehall, from the Swedish Army, 1707-1709. // Historiska Handlingar. T.35:1. P.65.
[37] Lewenhaupt A.L. S.182.
[38] РГАДА. Каб. ПВ., Отд. 2. Кн.10. Л. 454-455. Политически ангажированные историки не стесняются фальсифицировать соотношение сил противников и 11 тысячам шведов противопоставляют ложную численность корволанта в 40 тыс. чел. – Катлярчук А. Швэды у гiсторыi й культуры беларусау. Вiльня, 2007. С.123.
[39] Колосов Е.Е. Артиллерия в Полтавском сражении // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. М.1959. С.94-95.
[40] Сб. РИО. Т.50. С.11, 60, 63. Иноземцы признавали, что русская пехота на сухарях, муке и воде проходят по 5-6 миль в день, что русские, освоив «немецкие порядки», не уступают в храбрости шведам, хотя драгуны рубят и сидят в седле хуже шведов и дурно обращаются с лошадьми. - Беспятых Ю.Н. Иностранные источники С.305, 310.
[41] Lewenhaupt A.L. S.184.
[42] ТИРВИО. СПб., 1909. Т.3. С.275.
[43] Пули с конскими волосами были обнаружены в 1705 г. и после боя при Головчине 3 июля 1708 г. ППВ.Т.8.С.445; РГАДА. Ф.Сношения со Швецией. 1708. Д.8.Л.90;Сб. летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси. Киев, 1888. С.46.
[44]Petre R. S.166; Weihe Fr. Chr. S. 8; Bielke T.G. Ture Gabriel Bielkes hågkomster af Karl XII. Upsala, 1901. S.61; Blome A. S.112.
[45] ППВ Т.8. № 2681. Для оповещения вне России - экс-короля Августа II, польских союзников и османов добавлялись слова: « иные сказывают, бутто было дватцать тысяч». - Там же. № 2688, 2691,2692. В реляции о баталии 16 октября 1708 г. царь, ссылаясь на показания пленных, писал, что шведов в бою было «13000, кроме авангардии трёх тысяч». - ППВ. Т.8. С.211.