Продолжение книги Владимира Алексеевича Артамонова «1708-2008. Мать Полтавской победы. Битва при Лесной».
«Вольготный поход» графа.
В то время, как главная армия короля собиралась сворачивать в Малороссию, вспомогательный корпус генерала А.Л.Левенгаупта еще медленно полз по Белоруссии.
С апреля и до июня 1708 г. курляндское войско основательно загрузило свои полковые повозки и 1300 фургонов для королевской армии порохом, военными и санитарными припасами, сухарями и прочим продовольствием, достаточным для её 6-недельного содержания. Большие фургоны с цилиндрическими кузовами, крытыми парусиной или холстом, тянули парами две-четыре лошади, на одной из которых сидел возница. Всё, что необходимо для ремонта - запасные колёса, подковы, упряжь, молотки и клещи, кадки с дёгтем – было забрано у местного населения[1].
Предполагалось, что такая «подвижная база снабжения» поможет королю в конце-концов добраться до Москвы. Офицеры могли иметь от 1 до 4 повозок. Вопреки рекомендации Левенгаупта, шведский король разрешил каждому полку обеспечить самим себя на 12 недель похода[2]. В среднем на пехотный полк допускалось иметь по две сотни фур, но на марше почти весь командный состав оброс дополнительными повозками с награбленным в Литве и Белоруссии добром. Помимо этого к корпусу постепенно прилеплялись сотни телег маркитантов и евреев, надеявшихся погреть руки на продаже солдатам вина, водки, пива и табака. Их количество никто не учитывал. В целом обоз вырос до чудовищного размера - семи или восьми тысяч повозок. Он стал головной болью Левенгаупта и ограничил его действия как полководца. Рядовой состав и младшие офицеры, набранные в значительной мере из остзейских немцев, рассчитывали крупную поживу. Лейтенант Ф.Х.Вайе, например, начинал свои записки с такого откровения: «Во имя Иисуса! Шведская армия под командованием светлейшего и могущественнейшего короля Карла XII поднялась в этом году к такой славе и расцвету, что никто не сомневался, что после побед над датским, польским и саксонским войском, она одержит триумф в Москве, тем более, что Его Королевское Величество всемилостивейше соблаговолил призвать к себе победоносное войско генерала Левенгаупта из Лифляндии. Этот поход любому [человеку] со здравым смыслом казался таким прибыльным, что каждый, имевший хоть каплю самолюбия, не стал бы упускать подвернувшийся случай достичь богатства и чести. Отказавшимся от этого пришлось бы ржаветь в гарнизонах, проводя свои лучшие годы за крепостными стенами Лифляндии»[3].
Часть старших офицеров-остзейцев[4] курляндской армии напротив, не хотела уходить от своих прибалтийских очагов на «край света». «Невозможно вообразить, как тяжело мне пришлось при подготовке похода даже в июне от назойливости офицеров, которые хотели под разными предлогами уйти в отпуск и остаться. Дело дошло до того, что мне стали предлагать взятки…Даже в походе, пройдя много миль, офицеры… доставляли не меньше забот многочисленными письмами. Я оставлял их без ответа, но душевно мне было тяжело, так как до этого я ни с чем подобным не сталкивался» - возможно, преувеличивая свои трудности, писал о своем корпусе шведский граф[5]. СамЛевенгаупт тоже не стремился в дальний вояж. Как профессиональный военный он не мог не понимать, что марш короля на Москву заставляет Петра I оттянуть силы из Прибалтики к центру страны и, тем не менее, он сообщал Карлу XII , что русская угроза продолжает висеть над Эстляндией и Лифляндией и в случае его ухода «всё это пространство будет отдано на волю противника». До последнего момента генерал надеялся на отмену приказа своего повелителя. К своему полку, стоявшему в сотне километров к северу от Вильно, он прибыл только 28 июля. Он же совершил крупный просчёт - не набрал возниц, которых пришлось заменить почти полутора тысячами солдат. Колёса телег, конфискованных у крестьян, не были схвачены железными шинами и часто ломались. Трескались и оси повозок, не выдерживая больших нагрузок.
В конце июня почти весь прибалтийский корпус без генерала отправился на восток - 8 тыс. пехоты, 2 тыс. кавалерии, 2,9 тыс. драгун с 16 чугунными пушками. Польско-литовские войска, связанные по рукам и ногам гражданской войной, не могли быть взяты в Русский поход. Для разведки и как переводчиков прихватили всего 50 поляков[6].
Рига осталась без солидного шведского прикрытия, но планировать нападение на неё было невозможно. Все русские силы стягивались для обороны. 21 июля Пётр I полагал, что шведский генерал, как и король, пойдёт к Смоленску и советовал Меншикову между Копысью и Витебском «поперек той дороги, где иттить» Левенгаупту, послать «лёгкую партию»[7].
З
ная, что путь на восток будет опустошаться противником, король в 1708 г. приказал воинству Левенгаупта вдосталь обеспечить себя фуражом, провиантом, телегами и стадами рогатого скота, конфискованными у жителей Литвы и Белоруссии. На белорусской земле главная армия короля пробыла 8 месяцев – с 26 января по 25 сентября, а корпус Левенгаупта 2 месяца - с 9 августа до 30 сентября. Уставная суточная норма питания шведского солдата была обильной. Она включала 850 г хлеба, 850 г мяса, 2,5 л пива, 200 г масла или сала, 1,5 литра гороха или другой крупы, соль, водку и табак[8]. Только мяса и хлеба 35-тысячная главная и 13-тысячная курляндская армии ежедневно должны были съедать по 32,3 тонны. (Рацион петровской армии составлял 811 г хлеба, 409,5 г мяса, крупы, 100 или 200 г водки и 2,5 л пива). Однако принудительное изъятие продовольствия в Белоруссии проходило с таким трудом, что шведам приходилось замедлять марш и неоднократно останавливаться. Широкая полоса на литовских и белорусских землях опустошалась «курляндцами». Они не имели права касаться своего «неприкосновенного запаса» и подчистую сгребали провиант и скот, подобно крымским татарам.
«Восточную эпопею» Левенгаупта можно разделить натрое: - «вольготный поход» от Курляндии - до Приднепровья (июль-сентябрь), катастрофа в Белоруссии (14 - 28 сентября) и бегство на Украину (29 сентября – 9 октября). Летом 1708 г. вразброд и раздольно «курляндцы» шли за главной армией короля. Каждая часть рвалась вперед и на стороны, чтобы набрать как можно больше для себя. Литовское население разбегалось перед шведами. Левенгаупт мог ускорить движение корпуса, однако он не воспользовался властью и вину за свое промедление валил только на подчиненных. «Все шастали из стороны в сторону, как цыгане… крестьяне бежали в леса со всем, что имели. Каждый начальник забирал всё, что мог. Грабежами и разорениями особенно отличались вольнонаёмные, нестроевые и прочая шальная публика, которая скрытно шныряла по сторонам, выдавая себя за сборщиков денег от разных полков. Многие хватали всё, что только могли загрести и учиняли разные беспорядки… Могу прямо сказать, что беспорядок при нашем следовании был… более скверным, чем отвратная дорога» [9].
Отношения между графом и его строптивым помощником генерал-майором О.Б.Стакельбергом были напряжёнными и командный состав знал о распрях между генералами, доходившими до угроз жаловаться королю. Левенгаупт упрекал, что тот затягивает его в силки, подрывая доверие войск, жалел, что дал «пылкому» своевольнику много свободы и огорчался, что «завистники» (в их числе был и Стакельберг - так писала жена графа) донесли королю, что выколачиваются чрезмерные контрибуции[10].
Сама природа взбунтовалась против армий вторжения. Дороги стали почти непролазными из-за необычно сильных ливней, хлеставших почти ежедневно с конца мая до середины июля. Тяжело груженые фургоны с трудом перетаскивались через вздувшиеся водные потоки. Случалось, в каждом полку за день под крестьянскими телегами ломалось до сотни осей и колёс, не схваченными железными шинами. Когда корпус Левенгаупта 9 августа вступил на белорусскую землю и разразилась страшная буря с молниями и градом, валившая на землю людей и животных, это было воспринято как предвестие беды в России.
Левенгаупт, не обнаружив 18 августа в Долгинове (почти в 90 км к северу от Минска) колонны Стакельберга, обеспокоился, что его разрозненные полки разбиты. Однако выяснилось, что строптивец удалился на 60 км к северо-востоку, чтобы «не околеть с голода» и даже не знал, где находятся его три-четыре полка[11]. Две недели генерал дал полкам для ремонта фургонных колес.
В это время русское командование получало фантастичные сведения вперемежку с верными. В двадцатых числах августа Головкин писал из лагеря от Дубровки, что посланные из Мстиславля в Могилев для проведывания о Левенгаупте евреи Марко Савельев и Юда Самойлов сообщили, что там находятся только шведские маркитанты и евреи, покупающие харч, но куда двигается этот шведский военачальник, никто не знал. На могилёвской почте им сказали, что Левенгаупт из Вильно вышел с 20 тыс. человек, а к «которым местам забирает», к Полоцку или в другое место, неизвестно. Стакельберг якобы из Гданьска пошёл с 12 тыс. французского войска (!) в Польшу и уже вышел оттуда, но есть ли при нём шведы – неясно[12].
Задержка в Долгинове и «экскурсия» Стакельберга к Двине заставили Петра I предположить, что Левенгаупт «поворочен» к этой реке. Боуру послали совет подойти к Орше и «иметь подвиги» против шведского генерала, когда тот станет «чинить диверсии», либо пойдёт к Полоцку, или продолжит путь к королю. Даже партиями в 200 коней добыть достоверные данные не удавалось и Петр указывал проводить глубокую разведку силами трех и более полков. Только 23 августа царь уверился, что граф направился к Карлу XII. Боур же ещё 26-28 августа сомневался, куда двинется Левенгаупт - то ли на северо-восток – на Полоцк и Великие Луки то ли на юго-восток к Могилёву, где якобы его части наводят мост. (Эту ложную информацию сообщил Боуру посланный им из Горок очередной шпион-еврей. На 19 июля 1708 г. под командой Боура было 14 тыс. пехоты и кавалерия. Будучи послан за главной армией короля, Боур не мог организовать нападений на колонну Левенгаупта, но, как писал Адлерфельд, наблюдая за ней, он замедлял её движение).
Кроме коней, скота, хлеба и денег, Левенгаупт подчищал с белорусской земли всё, что можно – финансовые документы, расписки, привилегии польских королей на шляхетские имения, декреты трибуналов Великого княжества Литовского и постановления земских судов. Выдавливая денежные контрибуции, генерал приказывал сажать в тюрьмы местных администраторов, состоятельных евреев, мещан и шляхту[13].
Белорусы прятали в лесах хлеб и животных и отваживались на нешуточные бои. Об одном из таких в районе Череи лейтенант Петре писал: «Я получил устный приказ... сделать вылазку в лес, чтобы найти скот, который как всегда прятался там. Около полудня с 32 солдатами я дошёл до ужасного болота, где напал примерно на 300 крестьян, которые охраняли своих животных. Они так яростно атаковали меня с косами, топорами, кольями и ружьями, что не только я получил два здоровенных удара колом, но у меня было ранено 4 солдата, а один… был убит на месте. Не считаясь с моим ожесточенным сопротивлением, они заставили меня бежать и оставить их добро в покое, покуда я не получил помощи от фельдфебеля Бонга с 20 солдатами… При своём отступлении крестьяне старались увести с собой как можно больше скота и лошадей, но я так упорно преследовал их, что после 3 часов активного отпора они бросили 184 головы крупного рогатого скота, 254 овцы и 35 лошадей, помимо 15 убитых и 5 раненых» [14]. Таким образом, сбрасывать со счётов стихийную партизанскую войну в Блоруссии не приходится.
Хотя каждый день для Левенгаупта был на вес золота, но только 2 сентября, дождавшись, пока запоздавший полк В.А.Шлиппенбаха восстановит свои силы, разделённый натрое корпус двинулся на восток из Долгинова. «Эти задержки стали подлинной причиной последующей шведской беды», - заметил Г.Адлерфельд.
Если в июле – августе выделить русские силы для нападения на мародёрствующие части Левенгаупта, не считалось возможным, то на военном совете в Мстиславле 1 сентября Пётр I, Б.П.Шереметев, А.Д.Меншиков, М.М.Голицын и Г.И.Головкин впервые решили не пропустить и атаковать корпус Левенгаупта[15]. В главной квартире шведского короля узнали об этом уже через два дня: «от московских дезертиров и других людей получили точное известие, что царь со всей армией после своей атаки у Молятичей…, отправился против генерала Левенгаупта»[16]. Однако корволант пока не сформировали и не напали на «курляндцев» к северу от Минска. (Как указывалось, вплоть до 26 сентября полагали, что их силы не превышают 8-10 тысяч).
Русское командование предполагало, что Левенгаупт, как и Карл XII, будет переправляться у Могилёва, расположенного недалеко от русской границы на территории Великого княжества Литовского. В конце августа отсюда продолжал отправляться провиант вслед за армией короля. 27 августа царь рекомендовал Боуру «отнять привоз от Могилева». 1 сентября Петр послал депешу, чтобы Боур «отступил в бок от неприятеля и, пропустя оного за нами», соединился с Инфлянтом и уничтожал не только хлеб и фураж, но «под сей холодный час» и постройки «хотя польское (читай белорусское – В.А.) или своё». 5 и 8 сентября царь вновь повторил, чтобы «коммуникация» шведов с Могилевым была «отсечена»[17]. Боур тоже знал от купцов, что из Могилёва продолжается высылка «всякого харча» к Карлу XII. 3 сентября он предложил «выпалить» этот богатый город, принадлежавший польской королевской казне.
За 10 дней до подхода шведского генерала к Днепру 300 драгун и 500 казаков под командованием майора Видмана и капитан-поручика Ф.О.Бартенева дали предупреждающий сигнал барабанной тревогой, приказали могилёвцам покинуть дома, дав час на сборы, и cожгли город, в центре которого сгорела часть церквей[18]. В протестациях земских чиновников и шляхтичей позже писалось, что калмыки и казаки, «войска найяснейшего царя, имея гнев на магистрат и мещан могилёвских, город Могилёв целиком выпалили», сгорели костёлы, церкви, кляшторы, монастыри, колокольни, строения в замке, ратуша и предместье. Гибель Могилёва была самой большой жертвой Белоруссии в Северной войне. Этот акт обернулся большой бедой для славянского и еврейского населения, потерявшего более 1700 домов[19]. Вслед за тем «от Могилёва по дороге деревни и местечка Дрыбин и Горы все попалили» - писал Бартенев царю 10 сентября 1708 г. Сгорели также Дубровна, Орша, Горки - победоносного агрессора, грозившего смертью и расчленением Русскому государству, заставляли идти по выжженной полосе.
11 сентября Боур правильно определил, что Карл, «когда пропитание у него везде наперед» сожжено и потравлено, не сможет продолжать свой поход к Смоленску. Генерал-лейтенант предположил, что король пойдет за Днепр к Левенгаупту, собравшему огромное количество провианта, и остановится на отдых. Если ему, Боуру, будет придано несколько полков пехоты, то он берётся самостоятельно «опровергнуть» Левенгаупта и отбить обоз с «живностью».
13 сентября, Боур находясь в 8 милях от Дубровны, переслал царю полученные от жителей сомнительные сведения, что Левенгаупт находится близ Орши (возможно, те видели шведских фуражиров)[20].
14 сентября на поиск шведского корпуса Боур отправил крупный отряд генерал-майора Инфлянта с 2000 кавалеристов, а также 500 конников капитан-лейтенанта А.К.Петрово-Соловово к Дубровне , Орше и даже к Витебску.
Левенгаупт же 8 сентября в Черее получил приказ короля ускорить марш, но снова застрял там до 15 сентября, без милосердия выколачивая контрибуции. Граф писал, что всё это происходило «из-за генерал-майора Стакельберга, поступавшего вопреки моей воле. Идущие со мной войска сильно натерпелись от нехватки продовольствия, [так как] мы должны были следовать тем же путём, что и он». Польский шляхтич Шулборский 12 сентября писал генерал-майору Б.С.Корсаку о разорении населения и даже костёлов 12-15-тысячным корпусом Левенгаупта в 100-километровой полосе вплоть до Витебска, где мещанам приходилось по несколько раз откупаться[21]. В Черее он провёл крутой разговор со Стакельбергом и, по его словам, поставил на место своевольника.
На подходе к Днепру поход отладился, фургоны меньше ломались, питание было обильным, прекрасно вооружённый личный состав был сыт и бодр. Армия по заведённому порядку, поднималась с рассветом в 4 ч. утра и приходила в движение после обязательной часовой молитвы, сигнал к которой давался по полкам барабанным боем. (По нему русские пытались определять количество солдат). К 15 сентября, опасаясь нападений белорусского крестьянства, Левенгаупт собрал вместе все полки, фургоны и добился полного повиновения подчиненных.
Узнав от осведомителя, что Могилёв сожжён и между этим городом и Череёй «нет пропитания», Левенгаупт, двигаясь к Шклову, продолжал фуражировку от Копыси до Могилёва с разбросом фуражиров до 50 и более километров. 18 сентября несколько сотен его кавалеристов всё-таки наведались в Могилёв, надеясь сорвать с города «хоть шерсти клок», но два отправленных с подарками к генералу бургомистра отговорили налагать контрибуцию. Соединиться с главной армией корпус надеялся сразу же за Днепром.
Главным силам короля стоять среди дымящейся земли было немыслимо. Его армия вместо хлеба получала капусту и репу без соли. Оголодавшие дезертиры были «жирны, как стокфиш» (сушёная треска) – шутил Пётр I. Высылать навстречу курляндскому корпусу отряд, хотя бы ради отвлечения внимания русских, было рискованно. Удерживая своих от дезертирства, пропаганда короля поддерживала слух, что громадный обоз с продовольствием находится сзади всего в 3-4 милях[22]. Так, не дойдя 70 км до Смоленска, королю пришлось свернуть с московского направления.
«Выдачу с головой Петру I Левенгаупта» (В.О.Ключевский) можно считать и побочным следствием русского стратегического плана 1707 г. Армия Петра почти год (!) отходила на восток, уклоняясь от больших боёв. У короля сложилось мнение о трусости неприятеля. В манифесте от 16 декабря 1708 г. после битвы при Лесной Карл XII и К.Пипер заявляли, что шведы не могли принудить «убегающую Москву к настоящему бою» на всех двухстах милях, начиная от немецких границ. Карл XII был уверен, что курляндскому обозу если его армия отделяет русских от Левенгаупта, который вот-вот перейдёт Днепр, то ничего не грозит, к тому же экспедиция Г.Любекера против Петербурга отвлечёт силы царя на север. Того же мнения были и «доброхоты» Левенгаупта в армии короля, которые «хотели, чтобы меня наконец, основательно пробрало и клепали, что мне не грозит ни опасность, ни беда и клали голову на отсечение, что никакой противник не дерзнёт коснуться меня»[23].
Жертвуя Левенгауптом и сворачивая на Гетманщину, Карл XII собирался дать отдых своей армии. Горьким упрёком шведскому самодержцу выглядят слова генерала: «Я никак не мог подумать, что Его Величество уйдёт за Сож со всей армией, пока я не переправлюсь через Днепр и мало-мальски не окажусь вне опасности. Мне представлялось, что я наверняка пропаду со всеми своими войсками». Сознавая предстоящую катастрофу, Левенгаупт не мог не выполнять приказ монарха. «Если бы я не имел точного приказа следовать за Его Величеством и мне как прежде, была бы дана свобода выбора…, то я никоим образом не перешёл бы Днепр. Перед глазами у меня ясно маячила неизбывная большая угроза и я, так часто имевший дело с неприятелем, мог лучше знать, что теперь нас «обстригут». Как только я уверился, что король ушёл за Сож, я сказал тем, кому мог доверять: «теперь ничего не осталось, как только вверить себя одному Господу и как верным слугам, выполнить долг перед нашим королём по поговорке «пан или пропал»[24]. Весть, что король их бросил, сбила дух курляндского корпуса. Там стали считать, что впереди находится всё русское войско во главе с царём и фельдмаршалом Шереметевым и нет ни одного солдата Карла XII[25]. Ложное известие короля о его движении якобы на Пропойск, Гомель и Чернигов ради спасения Левенгаупта не сработало[26], однако шведский генерал счёл нужным поддерживать настроение своей армии надеждой, что его повелитель выслал навстречу помощь (см. ниже). Левенгаупт не знал, что король, обманув русских, «перешёл трудный пас» (р.Сож) и с 19 по 25 сентября находился в жутком положении, продираясь от Сожа сквозь 80-километровые лесные дебри, чтобы опередить русских на пути в Гетманщину.
19 сентября «по несчастной дороге в Россию» (так писал каролинец капрал Э.Смепуст) корпус прошёл много - около 23 км. В это время граф располагал неточными сведениями, что разведывательные партии русских появились вдоль Днепра: «20 числа из Могилёва ко мне прибыл один комиссар от короля Станислава, по имени Иосинский и сообщил мне, что генерал-майор Боур со своими войсками направляется к Шклову, русских уже видели у Копыси, недалеко от Шклова, и те захватили уже нескольких нестроевых»[27]. Стакельберг, командированный к Шклову за две недели до этого, уже два дня наводил там мост на кожаных понтонах. Взяв напоследок «великую контрибуцию» со Шклова, Левенгаупт приказал 21 сентября перейти неширокий в этом месте Днепр.
Тут граф не только выполнил долг солдата, но проявил себя умелым полководцем. Начиная с Приднепровья, генерал, во-первых, добился полного воинского послушания корпуса. Во-вторых, решив обойти Русскую армию, он обманул главный штаб Петра I и сумел отклонить силы царя на северо-запад (см. ниже). В-третьих, для подъёма духа граф принял меры, среди которых был приказ играть военной музыке и бить в барабаны при прохождении моста. Это прочно врезалось в память военному судье вербованного драгунского полка В.А.Шлиппенбаха И.А.Бенеке[28]. Вначале через реку проходила кавалерия, потом пехота. Ночь с 21 на 22 сентября провели в тревоге - войска были разделёны рекой надвое. Из-за слухов, что Боур прямым ходом целит на него, генерал всю ночь держал под ружьем войска на обоих берегах реки[29]. «Чтобы…не дать моим клеветникам и противникам никаких поводов за глаза обвинить меня в трусости или другой подлости, как только был готов мост через Днепр, я приказал 21 сентября переходить его сначала кавалерии, потом аболенскому пехотному батальону, хельсингскому полку, эстерботтенскому батальону, полку Баннера. Так как приходили разные вести, что к нам приближается генерал-майор Боур, то все получили приказ всю ночь стоять под ружьём - как те, кто переправился и те, кто остался»[30].
(Три русских брандера, построенные Корчминым в Смоленске по указу Петра I, по причине отсутствия войсковой разведки так и не были спущены по Днепру и не сожгли шведский наплавной мост).
После перехода понтоны снова погрузили на подводы и двинулись на юг, не ведая, что ещё летом окруженные протоками и болотцами лесные дороги к Пропойску генерал-майор Н.Ю.Инфлянт по распоряжению Меншикова «накрепко засёк» драгунскими топорами.
Корволант.
13 сентября русские узнали о подходе Левенгаупта к Шклову, и тогда же, 13 или 14 сентября в д.Соболево (в 35 км к югу от Смоленска) состоялся второй военный совет с широким составом генералитета, на котором судьба Левенгаупта была решена. Опасность соединения Карла с курляндским корпусом уменьшилась и было постановлено создать автономный летучий корпус (корволант, корволан) и напасть на Левенгаупта, хотя, где именно находится шведский генерал известно не было. С 18 по 21 (или до 23 сентября)[31] ставка Петра находилась в Романове, в 50 км от Шклова, и там, как и прежде, следили за движением короля. Сложность состояла в том, что при дефиците времени «левенгауптскую операцию» (на неё ушло две недели) нужно было проводить в противоположном направлении. Исходя из случайных данных, полагали, что для расправы с 8-тысячным отрядом будет достаточен конный «летучий корпус» в 13 тысяч, составленный из всех родов войск.
«Летучие корпуса» были старой тюркско-русской традицией. Французскими словами «corpsvolant» Пётр I назвал хорошо известное на Руси мобильное элитное воинское формирование «ертоул», которое традиционно использовали татарские воины и русские рати XVI – XVII вв. В ертоул набирались всадники, отличавшиеся особой храбростью, военным умением и решительностью. Такой авангардный отряд наносил первый удар, а в преследовании окончательно добивал бегущих. Ертоулы не имели обозов. Небольшой мешок крупы или пшена, толокно, несколько кусков сала и соль, а также котелок, миски и ложки всадники укладывали в переметные сумы на дополнительных вьючных коней.
Живая сила «летучего корпуса» подбиралась тщательно. Поставив временно главной задачей разгром Левенгаупта, Пётр I включил в корволант гвардейскую бригаду – лучшие полки России – Преображенский, Семёновский. Ингерманландский и батальон Астраханского полка (всего 10 посаженных на коней пехотных батальонов – 5 149 чел.), конный Лейб-регимент А.Д.Меншикова и 9 драгунских полков (7 792 чел.), из которых восемь бились вместе со светлейшим князем в победном сражении при Калише 18 октября 1706 г. Не была забыта и шатровая походная церковь. (В полках были священники и церковные дьячки). Находясь на стоянках 13 и 20 сентября, царь «отставил от ружья» или перевел на гарнизонную службу тех храбрых, верных и исполнительных преображенцев, которые имели какие-либо изъяны - два десятка «за ранами», четырёх - по возрасту, семерых – «за пьянство», шестерых больных килой, двух – «за малоумием», трёх – «за французской болезнью» (сифилисом), одного «за торопкостью и бесчеловечеством»[32].
Провиант для людей и лошадей, включая сухари, овёс и личное имущество, уложили в перемётные сумы и навесили на вьючных коней. На сколько дней брали продовольствие и фураж - неизвестно, но брали его по минимуму, чтобы не обременять коней. Об этом можно судить по высказываниям нескольких пленных из корволанта, попавших в руки к шведам в первых стычках (см. ниже). Количество заводных лошадей в корволанте, по крайней мере, вдвое должно было превышать людской состав. Прислуга полковых пушек тоже была посажена на походных лошадей - так царь первым в мире дал образец для конной артиллерии. Установить, куда укладывались запас патронов с бумажными гильзами и боекомплекты выстрелов для пушек, пока не удаётся. Перевозка их во вьюках сомнительна. Вероятно, корволант сопровождали крытые одноконные и одноосные зарядные ящики (одноколки), а также ротные повозки (фурманки), так как среди не служащих корволанта указаны писари, извозчики, лекари, фельдшеры, профосы, кузнецы и плотники с инструментами, музыканты (гобоисты и трубачи, флейтщики и литаврщики) и др. Таким образом, какой-то небольшой колёсный обоз был. К гвардейской бригаде для ухода за конями было приставлено три сотни татар и мордвы.
Неоценимую помощь оказала иррегулярная кконница (в её рядах упоминаются яицкие казаки и курские новокрещёные калмыки). Установить её численность трудно. В 1706 г. при корволанте А.Д.Меншикова, одержавшем блестящую победу при Калише, насчитывалось 8756 драгун и необычно много - 6 тыс. донских казаков и 4 тыс. калмыков[33]. В 1708 г. при пятитысячном конном отряде Боура было 600-1000 казаков и калмыков, при шеститысячном отряде Ренне – 1000 нерегулярных. Под Полтавой донских казаков, калмыков и волохов было 5,5 - 6,5 тыс. чел. [34]. Можно предположить, что корволант сопровождало от нескольких сотен до 2 тыс. казаков и калмыков. В русских документах иррегулярные части упоминаются мельком, но записи каролинцев переполнены сведениями о них. Ни казаки, ни калмыки не выставлялись в полевые бои, но они сильно нервировали противника короткими налетами на маршах и стоянках. Показываясь на флангах и в тылу врага, (хотя и не слишком отрываясь вперед от регулярных полков), они наводили на мысль о возможной атаке основных русских сил.
[1] Adlerfeld G. T.3. S.128. Полк Левенгаупта обзавёлся 135 провиантскими фурами с 594 лошадьми, 1250 головами рогатого скота и стадом телят. Лейтенант его полка Р. Петре свой багаж вёз на трёх повозках, имея 6 ломовых и 6 верховых коней. Подобным образом обеспечили себя все офицеры, надеявшиеся пограбить и получить повышение в чинах.
[2] Fryxell A. S.115.
[3] Weihe Fr.Chr. Löjtnanten Fr.Chr. von Weihes dagbok 1708-1712 // Historiska handlingar. Stockholm 1902. Del 19. N 1. S.1.
[4] Wittram R. Baltische Geschichte. Die Ostseelande Livland, Estland, Kurland 1180-1918. München,1954. S.104.
[5] Со взяткой в размере 100 дукатов к жене Левенгаупта подcтупался даже полковник Хельсингского полка Й.И. фон Кнорринг. - Lewenhaupt A.L. Adam Ludwig Lewenhaupts berättelse. Stockholm, 1952. S.155.
[6] В Курляндии осталось три пехотных полка и один эскадрон - всего 2957 чел. – Lewenhaupt A.L. S.194-195; Petre R. Fänrik Robert Petres dagbok 1702-1709 // ККD. Lund, 1901.T. 1. S.162-163.
[7] ППВ.Т.8 .С.34. Примерной военной рекогносцировки не было и с 25 июля по 2 августа – Пётр I рассылал ошибочную информацию, что Левенгаупт, обманув Боура, который должен был следовать за ним по пятам, соединился с королём ППВ.Т.8. № 2495, 2501,2506, 2509,2511.
[8] Bengtsson F.G. Karl XII: s levnad från Altranstädt till Fredrikshall. Stockholm. 2001. S.71. Современный паёк российского солдата включает 750 г хлеба, 900 г картофеля и овощей, 200 г мяса, 120 г рыбы, 160 г круп и макаронных изделий, 70 г жиров.
[9]Lewenhaupt A.L.S.159.
[10] Можно предположить, что граф специально преувеличил интриги против него. Русское командование получало сведения о том, что войско Левенгаупта движется порознь по 1-2-3 тыс. чел. , берёт «великие контрибуции… и костёлам не спускают». – ТИРВИО. Т.1. С.252, но не знало точной численности и величины обоза.
[11] Тогда же, будучи более, чем в двух сотнях километров от Днепра, Стакельберг послал к Могилёву 50 валахов и шведов подряжать белорусов для наводки моста. - ТИРВИО, 1, С.122.
[12] РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.8. Л.515 об., 610- 611.
[13]Пашкевiч У.І. Адлюстраванне падзей Пауночнай вайны у актавых кнiгах Аршанскага гродскага суда // Северная война 1700-1721 гг. и исторические судьбы Европы. К 300-летию со дня битвы при д.Лесная. Могилёв, 2008. С.211-212.
[14] Petre R. S.153-154. Белорусское население оповещало Русскую армию о передвижении противника. Забранные проводниками белорусы сбегали, прихватывая даже шведских лошадей. - ППВ Т. 8. С.670. О борьбе белорусского народа см в работе: Капыскi З.Ю., Клок Л., Мiгулiн I. Бiтва пад Лясной у 1708 годзе. Мiнск, 1958.
[15] Подъяпольская Е.П. Военные советы 1708-1709 гг. // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. Сб. статей. М., 1959. С.123.
[16] Siltmann D.N. “Volontären” vid Svenska armen preussiske öfverstlöjtnanten baron D.N. v.Siltmanns dagbok 1708-1709 // Karolinska krigares dagböcker. Lund, 1907. T.3. Запись Зильтмана от 3(14) сентября 1708 г.
[17] ППВ.Т.8.С.112, 118.
[18] ППВ.Т.8.С.102, 648, 650,669. Поджог сопровождался грабежами и мародёрством самих жителей. - Орест, игумен. Шведы в Могилёве в 1708 г. // Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-западной Руси. Вильна, 1867. Т.2. С.LXI-LXII.
[19] Копысский З.Ю, Мележко В.И. Помощь белорусского народа Русской армии в годы Северной войны //Полтавская победа. Из истории международных отношений накануне и после Полтавы. М.,1959. С.226.
[20] ППВ.Т.8. С.665-667.
[21] ППВ.Т.8.С.693-694.
[22] Так говорили перебежавшие к русским в начале сентября шведский поручик и два драгуна. – ППВ.Т.8. С.651. См. также показания пленных валахов и поляка РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн. 7. Л.943 об.
[23] Lewenhaupt A.L. S. 180. Сомнительно, что Карл рискнул войсками Левенгаупта ради Мазепы, который дал знать, что раскрыл старшине план выступления против царя и просил ускорить марш к нему из опасения, что кто-нибудь выдаст его. Король якобы считал, что нельзя упускать такой выгодный шанс ослабить Россию с помощью союза с казаками. - Adlerfeld G. T.3. S.246-247. Мазепа в двадцатых числах сентября 1708 г. с досадой отозвался о повороте короля на Гетманщину, который затянет туда всю Русскую армию и нарушит все его расчеты. - Лист Пилипа Орлика до Стефана Яворського //Доба гетьмана Iвана Мазепи в документах.. Киïв, 2007. С.360.
[24] Lewenhaupt A.L. S.178-179. С пушками и огромными военными и продовольственными запасами Левенгаупт на западном берегу Днепра мог бы долго держаться.
[25] Этим можно объяснить, что численность корволанта Петра I в сражении при д.Лесной шведы преувеличивали до 50 и даже до 82 тысяч. Последняя цифра фигурировала во многих описаниях каролинцев. О 80-тысячной Русской армии говорили посредники, хлопотавшие в 1707 г. в Париже о примирении Петра I и Карла XII. - Клокман Ю.Р. Неизданный том «Истории царствования Петра Великого» Н.Г.Устрялова // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. М.,1959. С.313.
[26] Эти ложные сведения были подброшены через некоего протопопа, бывшего «в неволе полтретьи недели» у шведов. Н.Ю.Инфлянт – Петру I 18 сентября.- РГАДА. Каб. ПВ.Отд.II. Кн.7. Л.940.
[27] Lewenhaupt A.L. S. 179.
[28] «Обстоятельная реляция… о том, что случилось, начиная от перехода через Днепр до несчастной акции при Лесной» подана аудитором драгунского полка Шлиппенбаха И.А.Бенеке в Ревеле 13 января 1709 г. Benecke J.A. Ausführliche Relation… was von der Zeit sie über den Nieprstrohm ging bis zu der unglückliche Action zu Lisnaja passiret. //Riksarkivet, Stockholm. Militaria II. Kriget i Ostersjöprovinserna och Ryssland. Vol. M.1378. (RMII). Здесь и далее документы данного раздела не имеют пагинации. Возможно, барабанный бой при переходе моста надо считать обычным сопровождением походного марша.
[29]Внимание Боура, находившегося в то время на р.Проне, в 60 км от Шклова, было приковано к армии короля и 21 сентября он собирался следовать за ней от д.Путьки к Кричеву.- ППВ. Т.8.С.699; ТИРВИО Т.1. С. 83 и 113; Adlerfeld G. Т.3.С.128.
[30] Lewenhaupt A.L. S.180.
[31] Подъяпольская E.П. С.124-125.
[32] РГАДА. Каб. ПВ. Отд.2. Кн.8.Л.844-849.На смену отбракованнымв Преображенский полк было передано 74 солдата из дивизии Л.Н.Алларта. – Там же.Л.853. 16 октября, после победы, царь отставил ещё 122 человека. – ППВ.Т.8.С.199-207.
[33] Артамонов В.А. Победа генерала А.Д.Меншикова под Калишем в 1706 г. // Северная война, Санкт-Петербург и Европа в первой четверти XVIII в. Материалы международной научной конференции. С.-Петербург, декабрь 2006. СПб., 2007. С.264-265.
[34] Молтусов В.А. Полтавская битва. Новые факты и интерпретация. Диссертация на соискание уч. степени кандидата исторических наук. Харьков, 2002. С.122-124..