28 сентября 1708 года у деревни Лесная (юго-восточнее г. Могилева) русские войска под командованием Петра I одержали блистательную победу над шведским корпусом генерала А. Левенгаупта. Сам Петр I так оценивал сражение у деревни Лесной, поясняя, почему оно мать Полтавской битвы: "Сия у нас победа может первая назваться, понеже над регулярным войском никогда такой не бывало, к тому ж еще гораздо меньшим числом, будучи пред неприятелем, и по истинне оная виною всех благополучных последований России, понеже тут первая проба солдатская была и людей, конечно, ободрила и мать Полтавской баталии, как ободрением людей, так и временем, ибо по девятимесячном времени оно младенца щастие принесла...".
В 2008 году, к 300-летию Битвы у Лесной, вышла из печати книга Владимира Алексеевича Артамонова «1708-2008. Мать Полтавской победы. Битва при Лесной».
К очередной дате празднования этой славной победы русской воинства на белорусской земле Владимир Алексеевич Артамонов предоставил для читателей сайта «Западная Русь» эту свою замечательную книгу в электронном виде и в новой редакции.
(Книга будет опубликована по главам )
Брошюра «Мать Полтавской победы. Битва при Лесной», изданная в 2008 году к 300-летнему юбилею победы у Лесной, является IV главой книги В.А. Артамонова «Полтавское сражение» вышедшей в 2009 году. Полностью с книгу «Полтавское сражение» можно прочитать в ее специальном разделе.
Предыдущая III глава книги «Полтавское сражение» Провал шведского марша на Москву
***
Три века назад на земле Белоруссии в пределах тогдашнего Великого княжества Литовского гремела битва со шведами, которую Пётр Великий назвал «матерью Полтавской баталии». В Северной войне 1700-1721 гг. она была самой упорной и продолжительной. С 28 сентября 1708 г. белорусское селение Лесное (Лесная) вошло в мировую военную историю. То время было апогеем шведской военной силы: король Карл XII, выбив из войны Датско-Норвежское королевство и Саксонию, поставив на колени Польско-литовское государство, решил без остатка и окончательно разгромить Российское царство.
…Близкое соседство русских и шведов многократно приводило к войнам – в 1142-1164, 1187, 1229, 1240, 1246-1250, 1293-95, 1311-1323, 1348-1351, 1375-1396. 1411, 1495-1497 гг. После расторжения датско-норвежско-шведской Кальмарской унии (1397-1521) и образования национального королевства в 1523 г., Швеция воевала с Россией в 1554-1557, 1570-1582, 1590-1593, 1610-1613, 1614-1617, 1656-1658, 1700-1721, 1741-1742, 1788-1790 гг. Последняя русско-шведская война состоялась в 1808-1809 гг., после которой Швеция уступила России Финляндию и Аландские острова. Много раз шведы воевали против своего наследственного противника Дании, а также против Польши и нескольких немецких государств. Особенно острым было шведско-датское историческое соперничество за южную оконечность Скандинавского полуострова Сконе, Блёкинг и Халланд. Шведы сдавили Данию с северо-востока от Скандинавии и с юга от Гольштейна. За время войн и «каролинского единовластия» (1611-1718) Швеция сколотила сильную абсолютистскую «империю», превратив Балтику в свою вотчину, отковала храбрую и стойкую армию. На ней, а не экономике держалось господство шведов на Балтике. Захватив устья Эльбы, Одера, Западной Двины и Невы, болезненно ущемив интересы нескольких государств – шведские правители понимали, что в любой момент они должны быть готовы к нападениям с разных сторон.
Военная мощь скандинавского государства особенно выросла в годы реформ Густава II Адольфа в 1620-х годах. С 1648г. Швеция утвердила себя великой военной державой Северной Европы. Новые преобразования начались при Карле XI (1660-1697) после трудной войны с Данией в 1679 г. С 1682 г. флот и армия набирались по уникальной системе призыва («Indelningsverket»), не имевшей аналогов в Европе. В зависимости от чина офицеры получали казённые хутора разных размеров и натуральные налоги напрямую с определённого числа крестьянских дворов. По договорам, заключённым государством с крестьянством, шведские и финские солдаты индельты от 2-4 крестьянских дворов получали дом и надел земли, с которого они кормили семью. Оружием и мундирным сукном солдаты обеспечивались от полка, всё остальное оплачивалось крестьянами, которые могли не опасаться, что их сыновей насильно рекрутируют в армию. Зажиточные крестьяне экипировали кавалериста с конём. Солдатами добровольно становились тысячи людей, у которых никогда не хватило бы средств на свой двор[1]. Так шведская армия и флот получили 40 тыс. добровольцев, которые в мирное время обрабатывали землю. Кроме того, 30 тыс. были завербованы в лейб-гвардию, артиллерию, морские команды, в крепостные гарнизоны. Король лично ездил по стране и инспектировал воинские части. Регулярно проводились учения для рекрутов.
С 1697 г. во главе многонациональной Швеции (кроме шведов в её владениях жили немцы, несколько угро-финских народов, латыши и русские) встал талантливый полководец Карл XII (1682-1718). В 1700 г. воинственная северная держава вместе с прибалтийскими и немецкими провинциями насчитывала всего около 2,5 млн. человек. Это было меньше, чем у противников - Датско-норвежской унии, Саксонии, Речи Посполитой и России. Однако Карл XII обрёл в наследство уникальную военную машину и самую боеспособную в Европе (и мире) армию. Её сила держалась на «святом долге» солдат перед Богом и королём, на грамотном офицерском корпусе, на суровой дисциплине, храбрости и хладнокровии протестантских героев-пассионариев.
Линейная тактика XVIII в. делала ставку не на полевые сражения, чреватые кровавыми потерями, а на маневры, которыми «выдавливали» противника с театра военных действий. Приоритет в бою со времён «революции» в военном деле (1560-1660) давался огнестрельному оружию. Войска выстраивались несколькими шеренгами в тонкую длинную линию и огнём пехоты, пушек и конницы старались сбить противника с поля боя.
Шведская армия тоже придерживалась линейного порядка. Но Карл ХII, из героических скандинавских саг знавший, как побеждали его предки, ввёл новаторский приём, восходящий к временам берсерков. Начиная атаку, каролинцы «взрывались» яростью духа.
Неистовым порывом шпаг, штыков и пик они приводили в страх противника и тот откатывался, не вступая в рукопашную. Пехота, сокращая время нахождения под огнем противника, быстро шла вперёд и начинала стрелять только тогда, когда разброс пуль был минимальным – с 30 м. После единственного залпа пикинёры из середины полков выставляли устрашающие 6-метровые пики и вместе с мушкетерами бросались вперед. Общая молитва перед битвой устремляла единую волю к победе.
Шведские кавалеристы с облегченным снаряжением, имевшие два пистолета и карабин, опрокидывали противника, как правило, полным карьером – с выброшенными вперёд, наподобие пик, палашами. Это было наследием Густава II Адольфа. Стрельба с коня («караколь») не разрешалась. Одновременный взрыв бесстрашной энергии, «плуг» сверхплотной конной массы (ботфорты всадников заходили под колено соседа) сметали с поля противника. Неприятель откатывался, не вступая в рукопашную, боязнь врага еще сильнее стимулировала агрессию шведов. Помимо этого, Карл, бросавшийся очертя голову в пекло битв, сверхъестественным образом оставался невредимым. Король стал считаться чудотворным талисманом, предопределявшим победы. Вместе с ним каролинцы считали себя непобедимыми. Молниеносные «марши-прыжки» «северного льва» захватывали врасплох врага. Извечные принципы военного искусства - быстрота, натиск и согласованная атака всех полков заменяли количество.
Небольшое шведское войско стремительными ударами било превосходящие силы неприятелей. Чёткая организация, наработанный за сто лет военный профессионализм, уверенность в себе, презрение к врагам, порядок на маршах, стоянках и в бою стали залогом шведских побед. Протестантский мессианизм, верность долгу, беспрекословное послушание командирам, умение без страха перестраиваться под огнём и вера в военное счастье короля сформировали «синдром победы» у всех - от солдата до генерала. Воины, спаянные в землячества, легко выполняли любые команды и перестроения[2]. Вместе с тем рост победной уверенности вёл к принижению роли тяжелой артиллерии, магазинной системы, пренебрежению безопасностью на маршах, ставке только на ближний бой холодным оружием – т.е. к упрощению шведского военного искусства.
Стратегия Карла XII в определённой мере была не менее эффектной, чем тактика. Она била в ядро державной силы (в столицу) противника. Казалось, скандинавский меч вершит судьбы народов и королевств. «Шведский Геракл» раскалывал палицей головы трёхголового цербера – так на шведских медалях изображалась борьба с датско-русско-саксонским Северным союзом. Десантом под Копенгаген в 1700 г. Карл XII выбил из войны Датско-Норвежское королевство. Захват Варшавы и Кракова в 1702 г. поставил на колени Польшу. Вторжение в центр Саксонии в 1706 г. вынудило польского короля Августа II отречься от короны и развалило польско-саксонскую унию. Если прежние шведские короли «откусывали» по частям балтийские берега, то «последний викинг» превратил в зону господства почти всю территорию Речи Посполитой. Бои за окраины – за Лифляндию, Ингерманландию, Нарву, Дерпт, Орешек и Ниеншанц Карл ХII считал второстепенными. Победы при Нарве, Двине, Клишове, Гемауэртгофе, Фрауштадте доказали мастерство шведского военного искусства. На пике «каролинского единовластия» Швеция стала гегемоном не только Северной и Восточной, но и Центральной Европы.
В отличие от шведского короля, Пётр I не получил в наследство образцовую военную машину. Допетровская рать накопила уникальный опыт войны с кочевыми соседями, но не вышла на европейский уровень.
«Сие время опаснейшее»
Для расправы и мести над царём и Россией непобедимый король поднялся из Саксонии в конце августа 1707 г. Его «синяя рать» была одета в новые мундиры, новую обувь и частично перевооружена новым оружием. В военной кассе имелось несколько миллионов талеров на 2-3 года вперёд. На отчеканенной горделивой медали с профилем Карла XII красовались слова “GLORIA SVECORUM” («Слава Швеции»), а под надписью «Неустрашимое сердце» лев хватал клеймёный шведскими коронами земной шар. Публицистика того времени с восхищением писала, что победоносный Карл ХII продолжает славное дело Густава II Адольфа: «Густав Адольф рвал у польского и московитского орлов перья и отсекал им клювы и когти, чтобы они ни в полет не взвились, ни тем паче, не клюнули или вонзили когти в шведского льва. Тот король казалось так обескровил Московское государство, что оно не должно было стать угрозой… Таким образом, безопасность своего королевства счастливый король Карл утверждал на прочной основе. Господь с великим королем Карлом задумал великое!»[3]
Над Русским государством нависла серьёзная угроза. Сокрушающий удар в «сердце Московии» должен был навсегда покончить с соперником на востоке. Убеждённость в справедливости кары, месть и злопамятство подстёгивали энергию короля. В Швеции, по меткому определению посла в Стокгольме А.Я.Хилкова полагали, «что камень на Москве будет выворочен» и что Русскую армию прогонят одними шомполами. Первый министр короля граф К.Пипер считал, что «главнейшее и наиважнейшее для Шведской Короны – сломить и разрушить «московитскую мощь», которая разрослась благодаря иностранной военной дисциплине. Эта мощь сделается еще более опасной не только для Короны Швеции, но и для всех соседних христианских земель, если не будет уничтожена и задушена в самом зародыше»[4].
Русские письма с предложениями мира – уступка Дерпта и выплата денежной компенсации за Нарву и Петербург[5] грубо возвращались нераспечатанными. Мир будет заключён только в поверженной Москве. Воинство короля представлялось бесподобным: «Все части шведского войска, как пехотные, так и конные, были прекрасны. Каждый солдат хорошо одет и прекрасно вооружен. Пехота поражала порядком, дисциплиной и набожностью. Хотя состояла она из разных наций, но дезертиры были в ней неизвестны»[6].
Шведский король полагал, что поход на Москву заставит Петра уйти из Прибалтики и принять баталию, в которой победителями неизбежно окажутся шведы. На место Петра I король полагал поставить его сына, царевича Алексея или королевича Якуба Собеского[7]. На стратегическое решение короля оказал влияние бывший воспитатель царевича Алексея М.Нойгебауэр, ставший служить шведам с 1703 г. Ограниченный и желчный человек преувеличил вероятность сокрушения России. Он убеждал, что Дерпт, Нарву и Ингрию отвоевать труднее, чем захватить Москву при содействии «большого друга шведов» Б.А.Голицына (1654-1714), готового якобы поднять бунт 40-50 тыс. чел., озлобленных поборами, реформами, брадобритием, неуважением к церкви и т.д. После победы шведам надо аннексировать Новгородчину и Псковщину[8].
На Ингрию, Петербург и Псков был запланирован поход из Финляндии 14-тысячного корпуса генерал-майора барона Г. Любекера, а из Эстляндии отрядов эстляндского генерал-губернатора графа Н.Стромберга. Для захвата Архангельска из Карлскруны по русским данным, собиралась эскадра из 26 кораблей. Русскому правительству приходилось считаться и с вероятностью появления хоронгвей Станислава I и 8-тысячного шведского корпуса генерал-майора от кавалерии Э.Д.Крассау под Киевом и Черниговым. В Москве учитывали, что Лещинский и башкиры просили Бахчисарай помочь им крымско-татарскими саблями и что Османская империя может поддержать шведов «немалым числом орды», что донские казаки, «став за веру», заявляли, что если великий государь не пожалует, как жили их отцы, то они «отложатца и станут служить турскому султану»[9]. (В феврале 1708 г., чеченцы, мичкисы, аксайцы, кумыки и казаки-староверы напали на Терский острог. В мае «злодейственное сонмище» казаков, беглых стрельцов и солдат перекрыли Волгу и подступали к Саратову).
Как отражать шведское нашествие – такой вопрос встал перед штаб-квартирой Петра I. Был план дать бой на Висле или Западном Буге, с опорой на гродненскую базу[10]. В Жолкве, где пребывало русское командование с декабря 1706 г. по апрель 1707 г., решили использовать другую тактику. В Прибалтике Шведская армия успешно воевала за счет подвоза припасов с моря. Война в Польше велась путём выдавливания беспощадных контрибуций; только выжав всё с одной округи, шведы могли перемещаться в другую. Погасить наступательную войну шведов Петр I решил планомерным отступлением и измором, опустошая пространство вокруг противника. Учитывалось, что неприятель «от дальнего похода утомится» и его войска придут в «немалое разорение». Конница должна была тревожить неприятеля неожиданными налётами, угрожать тылам и флангам, лишать покоя на стоянках. Только «поизнужив» врага, предполагалось дать решающий бой на своей территории. Такая традиционная для народов востока тактика (особенно она была во вкусе фельдмаршала Б.П.Шереметева), ошибочно принималась шведами за «трусость» и русские, укрывавшиеся за водными преградами, презрительно именовались «болотными Иванами». Точно также русские воспринимались в Европе. Например, маркиз Жак де Боняк писал, что царь не осмеливается давать сражение в Польше, так как не доверяет полякам и считает, что опасно биться далеко от собственных границ[11]. Французы считали, что 8000 шведов легко расправятся с 80 тысячами «трусливой русской пехоты»[12]. В Крыму при хане Девлет-Гирее II считали, что в 40-тысячном шведском войске, считавшем русских «мухами», слабейший солдат мог биться с сотней, а сильнейший - с тысячью человек, что шведы не в пример опытнее и искуснее и «что будь войска Швеции 10 000, то они преследуют и побеждают 100 000 московского народа»[13].
С середины августа 1707 г., как только стало известно о предстоящем шведском походе на восток, во все концы полетели депеши ставить всё на военную ногу, выполняя приказы «как в день судный». 21 августа Пётр планировал сдержать неприятеля вместе с А.М.Сенявским близ Варшавы у Вислы.
Северная война несла кроме прочего и религиозной подтекст. Контраст западно-христианской цивилизации с православной обострял русско-шведскую войну. «Варваров-схизматиков» (в отличие от датчан и саксонцев) скандинавские воители считали «самой презренной нацией в мире»[14] и полагали легко расправиться с ними. Экс-король Август Сильный, подарив шведскому монарху карту России, которую тот использовал при разработке плана похода, пересказал царю суть своего разговора с КарломXII за 10 дней до выхода из Саксонии. Король заявил, что «тотчас по подъёме своём поход свой прямым путём к Москве продолжати будет. И сколь скоро он туда придёт, то он тотчас всех бояр и протчих великих господ, которые в том государстве обретаются, вместе созовёт и царство всё в воеводствы бояром и великим князьям розделит. И обяжет их иноземное ружьё и мундирунок отставить. И дабы своё войско, как прежде было, на старое основание учредить. И хощет король свейской Государство Царское на польское основание учредить. И сие он королю лехкомысленно представлял, будто б весьма не тяжело было сие великое намерение к действу привести»[15].
Этот же план знал польский резидент при Карле XII С.Понятовский: «когда король выходил из немецких земель, он поставил себе заблаговременно обдуманную цель – идти на Москву и там свергнуть с престола Петра I, который имел очень много недовольных необычно строгим правлением, а на его место поставить сына. А потом, заключив соглашение с Москвой, хотел повернуть в Германию и оказать помощь Франции»[16].
Низложение царя открыто объявлялось в шведских пропагандистских листовках, отпечатанных в Амстердаме на русском языке: армия короля освободит народ от «несносного ига и ярости» московского правительства, от «иностранного тягостного утеснения и бесчеловечного мучительства» ради «свободного и вольного» избрания «законного и праведного государя» вместо Петра I. Как только утвердится новый государь, шведский король сложит оружие, но будет помогать всем, кто на его стороне[17].
Это вызвало крайнее раздражение Петра I, уподобившего «плоть неприятеля» дьявольской. Он приказал вылавливать «возмутительные письма», распространяемые через отпущенных русских пленных[18]. Тревожили попытки использовать якобы «отвращение» фельдмаршала Б.П.Шереметева к власти царя. Были слухи, что Станислав I собирался не только Мазепу, но и «этого генерала побудить предпринять что-либо по указаниям шведского короля на благо Родине»[19]. Авторитет Бориса Петровича пытался подорвать Меншиков, указывая, что тот мыслит не так, как государь и что запущенная им пехота в таком плохом состоянии, что в случае баталии кавалерия получит мало помощи от неё[20].
7 сентября армия непобедимого короля перешла Одер. Передовые отряды отгоняли на восток партии казаков и калмыков, уничтожавшие фураж перед ними. Вслед за Шведской армией тянулись крытые парусиной пронумерованные фургоны, с надписями по бортам: кухонный, пивной, кассовый, аптечный, почтовый, багажный, палаточный, артиллерийский, мельничный, конюшенный, фуражный, оружейный, овсяной и т.д. Ни один из них не имел права заходить вперед или отставать – восторгался армией нашествия словацкий епископ Д.Крман.
О блицкриге в тысячевёрстном походе Карл XII не помышлял. Несмотря на годовой «отдых» в Саксонии, войска продвигались медленно. В октябре 1707 г. в Слупце, к северу от Калиша, король почти месяц дожидался подкреплений из Швеции, после чего его силы выросли до 43 тыс. человек[21]. На целых четыре месяца он застрял к западу от Вислы: польский тыл надо было сделать безопасным. Чтобы подкрепить слабое 18-тысячное войско Станислава, ему оставили 8 тыс. шведов. Король-полководец полагал, что Лещинский управится с Коронным войском сандомирских конфедератов, поддерживаемых Россией, а великий литовский гетман М.Вишневецкий (8 тыс.) вместе с Сапегами (4 тыс.) разобьет хоронгви польного литовского гетмана Г.Огинского. Вялая гражданская война под девизом «шляхетская кровь должна не проливаться, а умножаться», гасила польские силы. Ни сандомирские, ни варшавские конфедераты не горели желанием ввязываться в войну на востоке. Польская сумятица и ожидание шведских пополнений подарили Русской армии дополнительную передышку.
И всё же восемь лет походной жизни и боёв подточили шведский дух и строгую протестантскую мораль. Проповедник королевских драбантов М.Энеман, уже после Полтавской катастрофы, упрекал шведов в своеволии и распутной жизни среди лютеран в Саксонии, в беспримерном чванстве, отказе идти на компромиссный мир с русскими, в жестокостях и убийствах при сборах контрибуций, в чудовищном презрении к противникам, в намерении распространить власть поляков на Украине. Офицеры не могли ничего поделать и смирялись с чинившимися на стоянках смертными грехами, не искореняемых даже королевскими приказами - с «похотью, раздувшейся сильнее, чем у татар и турок», с ругательствами, проклятьями, магией, развратом, колдовством и даже содомией, в которой, будучи при смерти, признавались солдаты[22].
Вислинский рубеж Русская армия защищать не стала и ушла на восток.
На Немане Шведскую армию задержать не удалось. Помня о трагедии «гродненского сидения» в 1705-1706 гг., Пётр увел основные силы из Гродно и выехал в Вильно 26 января. Через 2 часа после отъезда царя всего горсть – 50 каролинцев вместе с королём дерзко, почти без боя ворвалась в Гродно. Оставленный в арьергарде с партией драгун уроженец Силезии бригадир Максимилиан Генрих Мюлленфельз растерялся и «перепустил неприятеля», не «разрубив» моста через Неман[23].
После Рождества в Белоруссии днём и ночью шли дожди, они сбили снег, развели грязь, реки «прошли великим половодьем». 29 января король пошёл из Гродно на Сморгонь, но, одолев по бездорожью 10 переходов, так и не настиг Русскую армию, которая бросила сани и отступала «на телегах». Немецкие офицеры, перебежавшие к шведам, сообщали, что русские драгуны якобы «никогда противитца не будут неприятелю и всегда будут бегать»[24]. Захваченные пленные говорили, что их государь оттягивает войска к своим границам, чтобы там дать баталию. Возможно, такая молва должна была придать смысл, отступлению, как и в 1812 г
23 февраля 1708 г. русский посол А. Лит переслал из Берлина в Россию «устрашающее» известие миргородского полковника Миклашевскогоо том, что все силы Восточной Европы двинулись на восток, что в район Сморгони пришёл Карл и Станислав, на восток идут пруссаки, войска коронного гетмана, краковского и киевского воеводы и Августа II, присягнувшего на верность шведскому королю. Сапеги собрали 50 тысяч войск и много собрано князем Вишневецким. Москву и казаков «гонят и бьют так крепко», что казацкими мертвецами устлана дорога до Молодечно, Друи и Долгинова)[25].
Конница Меншикова опустошила землю от Гродно до Минска. Из-за нехватки провианта и фуража Карлу пришлось остановиться и ждать появления подножного корма. Шведская армия застряла на «зимних квартирах» от Гродно до Вильно и Минска до начала июня 1708 г. Покоя не было – всё время нужно было «стоять одной ногой в стремени» - постоянно тревожили русские партии, стоявшие в десятке километров. Напрасны были уговоры шведских генералов идти сначала на Лифляндию; жажда мести толкала шведского державника на Москву, чтобы там лишить Петра I венца Мономаха и развалить Русское государство на отдельные владения.
Как наказание Божье, свалилась на самого короля и всю его армию дизентерия.
Вместе с тем тогда международное и военное положение России не было провальным. Основная полевая армия Петра I в 45-50 тысяч обрела ценный боевой опыт и имела возможность неограниченных пополнений[26]. Царь не только подобрал исполнительную команду из преданных «птенцов», но сколотил добротный офицерский корпус из профессионалов, в том числе и набранных в Европе. (Солдаты уже не отторгали иноземных офицеров, как это случилось под Нарвой в 1700 г.). Русский монарх не меньше шведского верил в победу и насмерть стоял за свой «парадиз-Петербург», за «окно в Европу» и за Балтийский флот. Обретение гавани в устье Невы было непременным условием в случае переговоров с Карлом XII, который не желал и слышать ни о каких своих уступках[27]. Датский король Фредерик IV и польский экс-король Август II хоть и не осмеливались возобновлять войну против победоносных шведов, но втайне лелеяли мысль о реванше, поэтому в Скандинавии шведы держали против датчан 17 тыс. войск, а против низложенного в 1706 г. польского короля оставили в Великопольше 8-тысячный заслон Э.Д.Крассау.
На землях восточных славян - в Белоруссии и на гетманской Украине шведов ждала партизанщина. Пётр привлёк на свою сторону кабардинцев, которые разгромили в июне 1708 г. войска крымского хана Каплан-Гирея в Кабарде на горе Канжал[28]. С астраханским восстанием быстро расправился фельдмаршал Б.П.Шереметев, а гвардии майор В.В.Долгоруков затаптывал последние очаги мятежа донских казаков. Надежд на новое всеобщее восстание в России не было.
С 1708 г. усилилось противоборство военной стратегии и тактики царя Пётра и Карла ХII. Король не делился ни с кем планами и направление главного его удара оставалось неизвестным. Приходилось гадать, куда пойдёт враг, на Новгород и Псков, чтобы уничтожить Петербург и Балтийский флот вместе с А.Л.Левенгауптом и Г. Любекером? Или на Смоленск и Москву, отправив часть сил против будущей северной столицы? Или пойдёт к Днепру и Киеву? А может быть, у Копорья будет высажен шведский десант для захвата Новгорода?[29]
Поражает предусмотрительность Петра I. За полтора года до вторжения весь запад России по «генеральному плану обороны» стал превращаться в военный стан. 3 января 1707 г. царь указал оповестить все население в 200-вёрстной полосе от Пскова до Гетманщины («от границ на двесте вёрст поперёг, а в длину от Пскова чрез Смоленск до Черкасских городов»), чтобы с весны как можно дальше от дорог намечались «крепкие укрытия» для людей, скота и места для сена, а также ямы для хранения зерна. Жителям разъяснялось, что противник, не имея пропитания и подвергаясь ударам с разных сторон, будет побеждён[30]. Каждый комендант уезда должен был знать, куда будут укрываться люди и должен был собрать команды из дворян по 30 чел., знающих леса и дороги, чтобы их отыскивать. От Чудского озера через леса Смоленщины и Брянщины прокладывалась огромная «линия Петра I» -рубились засеки, в полях отсыпались валы. На пересечении с малыми дорогами засеки тянулись на 300 шагов[31]. На перекрестьях больших дорог делали равелины, палисады, люнеты, шлагбаумы, рогатки. Позади «линии Петра» предполагалась рокадная дорога в 90 шагов шириной с мостами и гатями для переброски колонн вдоль фронта по четыре человека в ряд[32]. На земле Великого княжества Литовского у Орши по обеим сторонам Днепра с 1706 г. делались мосты, «транжаменты», которые «замётывались» звеньями и рогатками. Регулярная правительственная и военная почта связала все города на востоке Белоруссии. «Работали почтовые линии Великие Луки-Витебск-Могилёв-Гомель, Витебск-Лепель, Смоленск-Витебск-Полоцк-Рига, Смоленск-Орша-Минск, Могилёв-Бобруйск-Минск и др.»[33].
Крупные города - Москва, Смоленск, Новгород, Псков, Великие Луки, Брянск обращались в крепости, не подлежащие капитуляции.В отличие от войны 1812 г., когда судьба «первопрестольной» решалась за день до сдачи, Москву уже с 1707 г. готовили стоять на смерть.Для предупреждения паники указ об обороне столицы был издан «в запас» ещё 25 апреля 1707 г. [34]. Выезд из Москвы без разрешения запрещался. Москвичам предписывалось свозить хлеб для хранения в Кремль, чтобы не пришлось сжигать его во время осады. Жителям разъясняли, что и в прежние времена «от бездельных татар» воздвигали Земляной город и копали в Кремле колодцы. Сформировали «Московскую регулярную армию».13-тысячный пеший гарнизон столицы сбивался из московских ополченцев – семи тысяч рекрут, трех-четырех тысяч «бесконных боярских людей» и тысячи «молодых посадских». Из приказов и ратуши выскребался весь канцелярский люд. 15-20 тысяч конных ополченцев обязаны были собраться с лучшим оружием, предпочтительно огненного боя. Лошадей, сёдла, ружья и годовое денежное довольствие предписывалось взять с приказных, монастырских и посадских людей. Для выпаса этот конный корпус собирались расставить на такой дистанции, чтобы он за неделю мог собраться к столице. Все распоряжения подлежали беспрекословному выполнению «как в день судный».
На всем западе России начиная от границы по Новгородской, Смоленской, Калужской и Серпуховской дорогам и вплоть до Москвы мосты исправлялись, а радиальные пути к столице засекались через каждые 5 вёрст по версте. С железоделательных заводов ядра, бомбы, гранаты, пушки переправлялись на восток. Население обязывали свозить свой «провиант и пожитки» в Смоленск, Великие Луки, Псков, Новгород и Нарву, «понеже под нужной час будут все палить». Провианта в городах должно быть на 5 месяцев, «дабы по всем дорогам нашему войску было пристанище». Можайск и Тверь крепили пушками, палисадами и дополнительными людьми из уездов. Тех, кто не имел ружей, в города не пускали. В Петербурге царь приказал укрепить палисадом и брустверами кронверк Петропавловской крепости[35].
Смоленск с гарнизоном в 6631 чел. превратился в крупнейшую военную базу со складами муки, круп, сухарей и фуражного зерна. На 7 января1708 г. в Смоленске хранилось четвертей ржи 5717, муки 64364, сухарей 30004, круп 2739, ячменя 2301 овса 71693. Всего 176818 четвертей. Сена собрали миллион и 15000 пудов[36].
Из округи туда свозили пушки, порох и свинец. Полосу земли в десяток саженей от смоленских стен расчистили от построек. Для развертывания госпиталей в городе готовили лес, железо, стекла и печные изразцы. Смоленскому воеводе П.С.Салтыкову предписали держать весь гарнизон в кулаке, мобилизовать всю имеющую оружие уездную шляхту и наказать ей «под смертной казнью» свозить хлеб в Смоленск[37]. Еще весной 1707 г. в с.Поречье для Днепровской речной флотилии изготовили «судов к походу 28 стругов с кровлями по 10 саженей, 135 стругов по 8 саженей и 30 лодок гребных», починили 98 старых стругов[38]. 12 июля 1708 г. царь приказал, чтобы каждый не служащий смолянин имел четырехмесячный запас хлеба на случай осады. В укрепленных местах на Днепре - Орше и «в земляной крепости» Копоси собрали склады продовольствия на всю армию.
Новгородских дворян готовили к переброске к Петербургу, а псковских - к Пскову[39].
Новая, снабженная большим количеством артиллерийских стволов, пороха и ядер Печерская крепость должна была защищать Киев. На случай эвакуации «матери городов русских» навели мосты на левый берег Днепра[40]. Гетману Мазепе предписывалось крепить всё малороссийское пограничье, а в случае «неприятельского приходу… уступить за Днепр, а старой Киев оставить пуст»[41].
В Архангельске по всей дельте Северной Двины ставились артиллерийские батареи, чистились орудия, готовились брандеры и прамы с пушками, рекруты двинских полков учились обращению с оружием, товары перевозились подальше от моря[42].
Задержку марша Карла XII к Днепру хотя бы на три недели до весеннего распутья царь приравнивал к ликвидации 10 тыс. противника [43].
Такой заблаговременной подготовки к отражению вражеского нашествия (в относительном измерении) наша страна не знала ни перед вторжением Наполеона, ни Гитлера. (Имей Карл XII разведывательную сеть внутри России, он, возможно, двинулся бы не к Москве, а к Дерпту, Нарве и Петербургу).
К 1708 г. боеспособность Русской армии почти сравнялась со шведской. Солдаты сносно овладели стрельбой с колена первыми двумя шеренгами, задними двумя – стоя. Лихорадочной спешки при заряжании уже не было. В атаках бойцы уже не заглушали команды офицеров своим криком-рёвом. (Возможно, в соответствии с приказом царя от 3 октября 1706 г. было повешено несколько командиров, в ротах которых поднимался крик и заколото несколько рядовых. После этой даты подобных приказов не повторялось). Рядовых вооружили длинными пиками как у шведов. Солдаты перестали покидать строй для сопровождения в тыл раненых и выноса убитых начальников. Конница начала овладевать шведской тактикой и атаковать противника холодным оружием Стрельба с коня позволялась только после приведения неприятеля в «конфузию». До русских доходили ободряющие вести, что шведы с 1707 г. уже «не ставили более единого от своих против пяти московских»[44].
Размещение войск в боевых линиях и на стоянках проводилось по намеченному плану. Офицерам без санкции свыше запрещалось посылать солдат и драгун даже «по надобностям» далее 300 сажен от лагеря. На стоянках солдаты перестали разбивать окна, печи, избы и сжигать что-либо без указа[45]. Вместе с тем, была беда с рекрутами, до трети которых бывало, сбегало по пути в армию[46].
13 февраля 1708 г. Петр I поставил вопрос, где собирать пехоту для отпора врагу – у Минска или в земляном ретраншементе у Копыси. (Против Копыси днепровские отмели облегчали переправу противнику). На военном совете в Чашниках фельдмаршал-лейтененат Г.Гольц, указывая на разгром османов в земляных лагерях под Мохачем и Зентой в 1697 г., рекомендовал отважиться на полевой бой и потом нападать на армию вторжения и с тыла и флангов. Если шведов отбросить и обратить их снова против Августа II в Польшу, то можно начать осаду Риги. Главное – надо заботиться о Пскове, ибо Киев далеко и хорошо укреплён.
Л.Н.Аларт тоже стоял за баталию вне границ России, в восточной Белоруссии, входившей тогда в состав Великого княжества Литовского. По его мнению, бой можно было дать на линии Днепра в лагере у Копыси, где можно оставить пехоту и 6 тысяч кавалерии. Остальная кавалерия должна разделиться на два корпуса и нападать на шведов с двух флангов [47]. Шереметев предлагал отступать перед противником - пехотой и кавалерией вместе, а не кавалерией позади неприятеля, так как дорога будет уже опустошена русской пехотой. Копысь была объявлена сборным пунктом и царь 14 февраля послал приказ смоленскому воеводе П.С.Салтыкову: «Смоленской шляхте немедленно вели собратца и выступить х Копоси всем»[48].
В апреле-мае 1708 г. военные советы решили сдерживать противника на всех переправах в Предднепровье, в том числе на реках Улле и Березине. Крепости Полоцк, Быхов и Полонное собирались «боронить до крайней меры», как бы далеко не прошел враг вглубь России.
В мае дороги подсохли, но войско шведов ещё не поднялось. Штаб-квартира шведского короля знала в общих чертах русский стратегический план обороны, который был раскрыт нескольким польским сенаторам «русской партии» и при составлении которого присутствовал гетман Мазепа, наладивший связь со Станиславом Лещинским в 1707 г. Однако, дислокацию русских сил и намерения противника шведы представляли смутно. В конце мая обрадовал слух о «вторжении в тыл царя 60 тысяч» донских казаков, которые якобы перевернули там всё вверх дном, и что туда же налетят крымские татары, как только услышат о шведском марше на Москву[49].
Карл XII приказал как можно скорее выступить из Прибалтики в московском направлении генералу А.Л.Левенгаупту, с военными припасами и продовольствием. Группировку графа в Курляндии русское командование никогда не упускало из вида. Ещё в 1704 и 1705 гг. Пётр указывал Шереметеву устроить «лёгкий поход» на конях против этого генерала «чтоб ни единого пешего не было», отрезать его от Риги, вытеснить в Польшу и преследовать вплоть до бранденбургских границ[50].
По официальной сводке от 2 марта 1708 г. штатная численность корпуса графа насчитывала 16 тысяч, включая 3500 чел. в гарнизонах вместе с судьями, писарями, интендантами, штабными чинами, нестроевыми, пасторами и подмастерьями. Полки Левенгаупта должны были добыть себе пропитание на три месяца вперёд, учитывая предстоящее разорение местности противником.
Маршрут генерала держался в секрете и русское командование долго не могло определить его путь. Боур, который стоял всего в 50 км от Риги, с февраля по июнь без проверки пересылал полученные от пленных сведения о том, что Левенгаупт забирает от населения подводы, грузит провиант и через Дерпт и Псков якобы пойдёт к Нарве. Находившийся при Карле XII британский военный атташе Д.Джеффрис передавал слухи, что шведы пойдут тремя колоннами - одна с королём, другая с фельдмаршалом Реншёльдом и третья с Левенгауптом, который осадит Дерпт или Нарву. Не исключалось, что Левенгаупт и Г.Любекер, наступающий из Карелии на Петербург, отсекут только что завоеванную Ижорскую землю. В виду предстоящей «злой распутицы» в Москве сомневались в походе Левенгаупта за р.Припять и к Киеву, но считались с его броском к литовскому гетману М. Вишневецкому в Литву, или против великого коронного гетмана А.Н.Сенявского в Малую Польшу.
После победы 3 июля 1708 г. над дивизией генерала А.И.Репнина при Головчине шведский король получил свободный путь через Днепр и укрепился в прежней якобы низкой оценке Русской армии. 7 июля 1708 г. насильно мобилизованный в полк Шлиппенбаха драгун-эстонец, перебежавший в русский Дерпт, сообщил, что у Левенгаупта 6 полков пехоты и 6 конницы, в каждом по 600-700 человек и что генерал в последних числах июня со всем корпусом двинулся к Карлу XII[51]. Вероятно, по показаниям этого эстонца и был сделан ошибочный вывод, что корпус графа насчитывает всего 8 тысяч человек.
Удача – признак правильного решения, неудача - знак неверного выбора. Шведский стратегический план захвата Москвы давал сбой. «Размётывая» мосты, засекая и портя лесные дороги, избегая «котлов», Русская армия отступала практически без потерь. Штаб-квартира короля отмахнулась от демографических и географических условий белорусской и русской земли.
В понимании тогдашних западных и восточных славян к востоку от Западного Буга и литовской этнической границы кончалась Польша и начиналась «Русь». Шведские протестанты, не считая православных за христиан, полагали возможным относиться к ним враждебнее, чем к католикам. Белорусы, входя в круг православной культуры и имея кроме этнического, ещё и общерусское сознание, не отчуждали себя от великороссов, которые тоже не считали белорусские земли «чужими», в отличие от прибалтийских и финских. Белорусское крестьянство в целом принимало мотивацию русского командования, предлагавшего прятать в ямы хлеб и угонять в леса скот перед иноплеменниками. Оно было на стороне русских в отличие от помогавших шведам «чухонцев» Ингерманландии и Финляндии. Фельдмаршал Шереметев писал, что русские полки ориентируются на местности «по ведомости обывателей» - т.е. белорусов. Шведский полковник Н. Юлленшерна так писал о жителях Могилёвщины: «В этих краях, где мы появились, все жители бежали в леса, так что в деревнях мы не находили ничего, кроме пустых домов и должны были искать пропитание в земле и в лесу. На наше счастье, народ здесь прятал свое зерно в больших ямах под землей, которые мы с большим трудом могли отыскивать. Этим мы не только кормились, но еще и скопили запас на несколько недель для продолжения похода ».
Еретиков-шведов и самого Карла XII белорусский народ воспринимал не только как чужеродную, но сатанинскую силу: «где этот Люцифер со своим войском шёл…, везде был голод и долгие годы неурожай на полях, Поэтому крестьяне после них освящали свои пашни, кропили их святой водой и совершали молебны»[52].
В местности, где плотность населения была намного ниже, чем в Польше, собрать провиант было трудно как шведам, так и русским. В Белоруссии на мздолюбца - «проклятого червя» Меншикова, который «выедал» всё что можно, где бы ни появлялся, сыпались проклятья. Сохранились «протестации» шляхтичей, в которых указывалось, что «войска царя московского, которые размещались в Оршанском повете, учиняли разные грабежи, наезды, побои, убийства… драгуны казаки и калмыки не только деньги. Но золота и серебра позабирали, господаря били, спрашивая о деньгах, а потом под конвоем до своего обозу забрали»[53]. Сейчас «толерантность» и «политкорректность» несправедливо переносятся в прошлое. Упрёк в том, что «безжалостное и варварское» русское командование не имело права разорять «чужую» землю – неправомочен. Компенсации за убытки ни одной тогдашней армией не предусматривались. «Обжигание» 100-120-километровой полосы белорусской земли вокруг Карла XII было ответом на «тотальную войну», объявленную шведским королем, который опустошал польские, белорусские и украинские земли.
В то время в любой точке Европы население стонало от «человека с ружьём». Крестьяне-великороссы не меньше, чем поляки, литовцы и белорусы страдали от собственной армии. Оборонительное опустошение предполагалось в полной мере продолжать и на великорусских землях. Такая бедственная тактика издавна была принята в России[54] и она оказалась на редкость действенной: начиная с марта королевская армия так и не переставала страдать кровавым поносом[55]. Войско Левенгаупта, не мучившееся дизентерией, Пётр I вынудил обрасти громадным обозом, стадами скота и снизить скорость до 8 км в день. На 600 км пути от Курляндии до Приднепровья было потрачено 2,5 месяца! Лошади, которым при проходе через лес иногда скармливали осиновую листву, надсаживались и ломались от непомерных перегрузок.
Если в Польше Карл «увяз», то на востоке он «утонул в океане земли» (А.А.Свечин). Пожарища и столбы дыма уже над русскими деревнями, болезненные удары, нанесенные Русской армией один за другим 30 августа, 7 и 9 сентября, свидетельствовали, что подобное будет продолжаться и дальше. Казаки не переставали нападать на шведские посты и фуражиров, днём и ночью солдаты стояли под ружьём. Реншёльд полагал, что путь через Смоленск невозможен. Воля Карла была бессильна против голода, бочонки с тысячами саксонских талеров были бесполезны. «Я боюсь, что вместо грозной армии, Его Величество приведёт в Россию толпы заморённых доходяг» - безнадёжно записал Джеффрис 11 сентября [56]. 10(11) сентября Карл не стал пересекать пограничные реки Вихра и Городня и завернул на северо-запад – вдоль русской границы к Старишам. Там, в самой северной точке своего маршрута он стоял вплоть до 13 сентября. Таким образом, к сентябрю 1708 г. русская «стратегия отложенной победы» одержала верх над шведской. Отпорпри Раевке 9 сентября 1708 г. и тактика опустошения земли закончили «Русский поход» короля. Шведская армия выдохлась. «Король шведской, видя изнеможение сил своих и не имея надежды… победу получити, …у Смоленского рубежа принуждён был воротится, не вступя во оные»[57].
Шведскому командованию пришлось рассматривать другие варианты войны. К.Пипер считал необходимым ждать корпус Левенгаупта, или даже пойти к нему навстречу, чтобы потом с его военными и продовольственными запасами продолжить марш на Москву хотя бы и по опустошённой земле. Был вариант повернуть к северу – к Западной Двине, по которой можно было получить провизию и рекрут и дождаться Левенгаупта. Если же сворачивать на Украину - вся Русская армия обрушится на Левенгаупта. Другие же надеялись, что Мазепа предоставит 20 тыс. казаков с резвыми конями, готовых свергнуть «русское иго» и воспрепятствовать опустошению; в случае успешной битвы, они так «прижмут», что враг «костей не соберёт». Нападать же на храброго Левенгаупта с его отличной курляндской армией, русские вряд ли осмелятся[58].
Оба варианта были авантюрными. На пути в четыре сотни километров до Москвы шведов ждали засеки, валы и рвы, хорошо укреплённые города-крепости и начинала гореть русская земля. На Гетманщине – большинство крестьянства и казачества было на стороне православного царя.
Карл XII не был плохим стратегом, но выиграла стратегия Пётра I. Ночью 14 сентября король, находясь в безвыходном положении, вынужден был принять судьбоносное решение – откатываться на юг к Мазепе. Так Пётр Великий, одержав победу в «белорусской кампании», не допустил лучшую армию Европы до государственных границ России и заставил Карла XII отрешиться от наступления на Москву.
[1] Карлссон О. Карл XII. Stockholm, 2002. C.12-13; Мелин Я., Юханссон А.В., Хеденборг С. История Швеции. М.2002.С.133.
[2] Эриксон-Вольке Л. Импульсы к проведению военных реоформ // Полтава. Судьбы пленных и взаимодействие культур. Под ред. Т.Тоштендаль-Салычевой и Л.Юнсон. Сб.статей. М., 2009. С.275
[3] Gedanken von einem merkwürdigen Träume des glorwürdigsten Кönigs GUSTAVI ADOLFI aus Sweden… und numehr guten Theils bereits seine Erfüllung unter dem sieghaften König Carl dem XII ten erhalten. S.l. Anno 1708. Den 1. September. С. 11, 13-14.
[4] Цит. по: Григорьев Б.Н. Карл XII… С.227.
[5] ППВ. Т. 5. №1553.
[6] Цит. по: Григорьев Б.Н. Карл XII… С.224 ,226.
[7] Горяинов С.М. С. Записки сподвижника Карла ХII (К истории Северной войны) // Журнал русского военно-исторического общества. СПб.1910. Кн.2. С.43; Томашивський С. Причинки до iсторiï Мазепинщини. Львiв, 1910. С. 6; Григорьев Б.Н. Карл XII…С. 227.
[8] Бушкович П. Пётр Великий. Борьба за власть (1671-1725). СПб., 2008. С.263-265.
[9] Султану Ахмеду III донцы сообщали, что б он не верил великому государю в мирном состоянии, «потому что он… готовит корабли и каторги и иные воинские суды и всякой воинской снаряд».- РГАДА. Каб. ПВ. Отд. 2. Кн. 8. Л.218 об.-219 об.
[10] Таким было мнение фельдмаршала Г.Б.Огильви. - Марченко М.И. Генерал-фельдмаршал барон Огильвий (1704-1706) // Военный сборник. 1900. № 9,10. С.40,258.
[11] Bonac J.L. Memoires du marquis de Bonac sur les affaire du Nord de 1700 a 1710 // Revue d’histoire diplomatique. Paris, 1889. N 1. P.94.
[12] Кротов П.А. Битва при Полтаве. К 300-летней годовщине. СПб., 2009. С.29.
[13] Абдуллаева Г Малоизвестная рукопись Давида Лехно // Avdet. (Крым). 2009. 10 сентября.
[14] Jeffreyes J. Captain James Jeffreyes’s Letters to the Secretary of State, Whitehall, from the Swedish Army 1707-1709. Historiska handlingar. Stockholm, 1953. N 35/1. S.83
[15] РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.8. Л. 558-563 об.
[16] Горяинов С.М. С. Записки сподвижника Карла ХII… С.43; Томашивський С. Причинки до iсторiï Мазепинщини. Львiв, 1910. С.6.
[17] Подмётное воззвание Левенгаупта 1708 г. // Русская старина. 1876. Т.16. С.172-173. Одно из таких воззваний было подписано однофамильцем А.Л.Левенгаупта - графом Карлом Эмилем Левенгауптом (1691-1728), служившим тогда в Голландии волонтёром в полку Спарре и распространялось отпущенными из шведского плена лазутчиками.
[18] ППВ. Т.7. № 2271 и прим.
[19] Инструкция С.Понятовскому 18 сентября 1708 г. – ТИРВИО. Т.1.С.201-203.
[20] Судя по доношению прусского посла И.Г.Кайзерлинга, Пётр отвечал, что «Шереметев оказал ему так много важных услуг, что было бы очень опасно дискредитировать такого человека, который пользуется большим доверием у всего народа». - Бушкович П. Пётр Великий… С.270-271.
[21] Wernstedt F. Bidrag till kännedomen om den svenska huvudarmens styrka under fälttaget mot Ryssland // KFÅ. 1931. S.77; Waller S.M. Den svenska huvudarmens styrka år 1707 // KFÅ.1957. S.111.
[22] Проповедь М.Энемана 5 (16) августа 1709 г. под Бендерами. -Krman D. Itinerarium. Cestovny dennik. Bratislava, 1984. S.133-134
[23] Взятый под суд, он подкупил часовых и 4 февраля 1708 г. бежал к противнику, пытался поступить на службу в Шведскую армию, получил отказ, но остался при ней волонтёром. Под Полтавой был ранен, пленён и после нового суда расстрелян 16 июля 1709 г. в Решетиловке. - ППВ. Т.8. С.1069-1070; Jeffreyes J. Captain James Jeffreyes’s Letters… S.38.; Weihe Fr.Chr. S.75.
[24] РГАДА. Каб. ПВ. Отд. 2. Кн.7. Л.1010 и об.
[25] РГАДА. Ф.9. Каб.ПВ. Отд. 2. Кн.8. Л.337 и об. Тот же А.Лит пересылал обнадёживающие сообщения: «Ис Польши имеем подлинную ведомость, что швецкое войско утеклецами много претерпело, и то болшая часть учинилось, страшась злого трактаменту в случае пленения. И офицеры из войска весма сами х королю приходили и просили, дабы он с Москвою картель учинил, инако же не возмогли б они служить. Сие смятение толь сильно было, что для престережения ис того опасаемого происхождения принуждённы при пароле их обнадёжить, что король будет о картеле у его Царского величества трудитися, дабы оной одержать». – Там же. Л.403.
[26] Например, в Жемайтии в январе 1708 г. стояли: Преображенский полк - 2602 чел., солдаты полковника М.Б.Шереметева - 284, драгуны Фастмана и Мусина полков – 1931, генерала Репнина и Гассениуса пехотные полки – 1560, бригадира Шидловского черкас казаков и калмык - 1800, донских казаков во всех дивизиях – 2690, яицких и терских - 516, польских офицеров, товарищества и почтовых под командой полковника Незабидовского – 300, волошских всадников подполковника Билиуша -426, польских и волошских воинов, которых привёл Лодыженский – 169. Всегов солдатских полках – 4446, в драгунских – 1931, нерегулярных 5901. Итого 11468 чел. - А.И.Репнин – Петру I из Кейдан 11 января 1708 г.. - «Реестр, что царских войск по 1 января 1708 г. на Жмудах и тех польских хоронгвей, которые вышли от Вишневецкого и присягнули, что всегда будут при войсках царя под командой Огинского». - РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.7. Л.1007 и об.
[27] Adlerfeld G. Leben Karls des Zwölften… Т.3.S. 88.
[28] Сокуров В. Н. Канжальская битва 1708 г. и ее отражение в кабардинском фольклоре // Актуальные вопросы кабардино-балкарского литературоведения и фольклористики. Нальчик, 1986.
[29] ППВ. Т.7. С.829-831.
[30] ППВ Т.5. № 1490.
[31] ППВ.7. С.55, 62.
[32] ППВ.Т.7. С.245; Чичерин А.К. История Лейб-гвардии Преображенского полка 1683-1883. СПб., 1883. Т.1. С.210-211; Леер Г.А. Пётр Великий как полководец // Военный сборник. 1865. № 3. С.17.
[33] Заремский В.К. Северная война и зарождение военно-полевой почты в России //Северная война 1700-1721 гг. и исторические судьбы Европы. К 300-летию со дня битвы при д.Лесная. Могилёв, 2008. С.158.
[34] ППВ. Т.5. № 1681.
[35] Петр I - обер-коменданту Петербурга генерал-майору Р.В.Брюсу 25 января 1708. - ППВ Т.7. №2189. См. также Славнитский. Н. Р.. Система обороны (крепости) северо-западных рубежей России в первой четверти XVIII века. Дисс. на соискание уч. ст. канд. ист. наук : СПб., 2006.
[36]РГАДА. Каб. ПВ. Отд.2. Кн. 8. Л..631
[37]Петр I – смоленскому воеводе П.С.Салтыкову 12 июля 1708 г. - ППВ. Т.8. № 2480.
[38] РГАДА. Каб.ПВ. Отд.2. Кн.7. Л.1197.
[39] Петр I А.Д. Меншикову и Ф.М.Апраксину из Вильно 3 февраля 1708 г. – ППВ. Т. 7. № 2232.
[40] Киевский воевода Д.М.Голицын - Г.И.Головкину из Киева 23 июня 1708 г. - РГАДА. Ф.160. Письма и прошения на рус. яз. 1708. Д.23. Л.204-205.
[41] «И понеже ваша милость можете знать, что войско малороссийское не регулярное и в поле против неприятеля стать не может,, того для советую вам довольное число лопаток и заступов велеть взять с собою, також и добрую полковую артиллерию, дабы возможно у Днепра (ежели неприятель будет) в удобных местах шанцами или окопами укрепитца и тем возбранить неприятелю ход в свою землю. Також дабы и в украиных городех от польского рубежа добрую острожность иметь и палисадами и протчим укрепить».- писал Петр I Мазепе 24 января 1707. - ППВ. Т. 5. №1532. Однако Мазепа прислал всего 200 человек и в работниках «упинался»,– сообщал Д.М.Голицын 23 июня 1708 г. - РГАДА. Ф.160. Письма и прошения на рус. языке 1708 . Д.23. Л.204-295. См. также: СВ. Т.1. С.306.
[42] Грамота 12 июля 1708 г. из Посольской канцелярии . архангельскому воеводе стольнику П.А.Голицыну. – ППВ. Т. 8. С. 445-446.
[43] ППВ. Т.7. С.68. Главная шведская армия задержалась в Радошковичах до июня 1708 г.
[44] РГАДА. Ф.79. Оп.1.1707. Л.146.
[45] ППВ. Т.4.№ 1376.
[46] Б.П.Шереметев – Петру I 3 июня 1708 г. из Витебска. - ППВ. Т.7. С.894.
[47] См. мнение двух последних на военном совете 13 февраля 1708 г. - РГАДА. Ф.17. Оп.1. Д.91 доп. Л.13-14. См. также Подъяпольская Е.П. Военные советы 1708 -1709 гг // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. Сб.статей. М.,1959. С.115.
[48] ППВ.Т.7. № 2260.
[49] Jeffreyes J. Captain James Jeffreyes’s Letters… S.46.
[50] ППВ.Т.3. С.192,362,383.
[51] ППВ.Т.8. С.500-502.
[52] Хроника Сурты и Трубницкого. (Могилёвская хроника) // Полное собрание русских летописей. М.1980. Т.35. С.274, 276.
[53]Пашкевiч У.І. Адлюстраванне падзей Пауночнай вайны у актавых кнiгах Аршанскага гродскага суда // Северная война 1700-1721 гг. и исторические судьбы Европы. К 300-летию со дня битвы при д.Лесная. Могилёв, 2008. С.210-211.
[54] Г.Штаден писал, что «как только великий князь [Иван Грозный] убеждается, что войско польского короля сильнее его войска, он приказывает тотчас же выжечь всё на несколько миль пути, дабы королевское войско не могло получить ни провианта, ни фуража» - Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С.17.
[55] «А больных де у них в войске гораздо много и в гвардии человек с триста от того, что пьют все воду, а пива не имеют, от чего припал кровавый понос». - Допрос генерал-адъютанта М.Канифера (ранее 1 августа).- РГАДА. Каб. ПВ. Отд.2. Kн 8. Л.1120. Опубликовано: СВ. Т.1. С. 381-383. «Дезентерией, этой тяжкой и опасной болезнью мучился не только я, но, почитай, бесчисленное множество страдальцев [в армии]. Недалеко от лагеря находились ямы, которые выкапывались на каждой стоянке. Они прикрывались 2-3 зелёными ветками и оттуда несло невыносимым смрадом и треском из наших достойных жалости утроб» - писал восторженный почитатель шведской «всепобеждающей военной силы» и «Ахилла»-Карла XII, как отважного крестоносца евангелистов мира, епископ Д.Крман.- Krman D. Itinerarium. Cestovny dennik z rokov 1708-1709. Bratislawa, 1984. S.52-53.
[56] Jeffreyes J. Captain James Jeffreyes’s Letters… S.61.
[57] ППВ. Т.8. 276
[58] G.Adlerfeld. Leben… T.3. S.143-144.