Глава III  Провал шведского марша на Москву
3.1. Противоборство шведской и русской стратегии.
3.2. «Битва, от ожесточения которой каждый должен застыть в изумлении».
3.3. Бои при Добром, Бели и Раевке.
 
Глава IV Заря Полтавской победы
(перенаправляется на ранее опубликованную брошюру «Битва при Лесной»)
4.1. «Сие время опаснейшее».
4.2. «Вольготный поход» графа.
4.3. Корволант.
4.4. «Несказанная виктория».
4.5. «Левенгаупт со всем корпусом пропал».

Оглавление всей книги

3.1. Противоборство шведской и русской стратегии.

Карл XII был мессией и «северным спасителем» для протестантских стран. У саксонских единоверцев шведы получили хороший отдых. Там они не только пополнили армию немецкими наёмниками, саксонскими кузнецами, плотниками, слесарями, крупными лошадьми, но реорганизовали армию и собрали сведения о России.

В конце августа 1707 г. непобедимый король поднялся из Центральной Европы для расправы и мести над царём и Россией. Его «синяя рать» была одета в новые мундиры, новую обувь и частично перевооружена новым оружием. В военной кассе имелось несколько миллионов талеров на 2-3 года вперёд. На отчеканенной горделивой медали с профилем Карла XII красовались слова "GLORIA SVECORUM" («Слава Швеции»), а под надписью «Неустрашимое сердце» лев хватал клеймёными шведскими коронами земной шар. На пике «каролинского единовластия» Швеция стала гегемоном не только Северной и Восточной, но и Центральной Европы. 1706-1707 гг. стали апогеем шведской славы. Победы при Нарве, Двине, Клишове, Гемауэртгофе, Фрауштадте доказали Европе мастерство шведского военного искусства. Публицистика того времени с восхищением писала, что победоносный Карл XII продолжает славное дело Густава II Адольфа: «Густав Адольф рвал у польского и московитского орлов перья и отсекал им клювы и когти, чтобы они ни в полет не взвились, ни тем более, не клюнули или вонзились когтями в шведского льва. Тот король казалось так обескровил Московское государство, что оно не должно было стать угрозой... Таким образом, безопасность своего королевства счастливый король Карл утверждал на прочной основе. Господь с великим королем Карлом задумал великое!»

Над Русским государством нависла серьёзная угроза. Сокрушающий удар в «сердце Московии» должен был навсегда покончить с соперником на востоке. Убеждённость в справедливости кары, месть и злопамятство подстёгивали энергию короля. В Швеции, по меткому определению посла в Стокгольме А.Я.Хилкова полагали, «что камень на Москве будет выворочен» и что Русскую армию прогонят одними шомполами. Первый министр короля граф К.Пипер считал, что «главнейшее и наиважнейшее для Шведской Короны - сломить и разрушить «московитскую мощь», которая разрослась благодаря иностранной военной дисциплине. Эта мощь сделается еще более опасной не только для Короны Швеции, но и для всех соседних христианских земель, если не будет уничтожена и задушена в самом зародыше».²

Русские письма с предложениями мира - уступка Дерпта и выплата денежной компенсации за Нарву и Петербург³ грубо возвращались нераспечатанными. Мир будет заключён только в поверженной Москве. Битому Шуленбургу воинство короля представлялось бесподобным: «Все части шведского войска, как пехотные, так и конные, были прекрасны. Каждый солдат хорошо одет и прекрасно вооружен. Пехота поражала порядком, дисциплиной и набожностью. Хотя состояла она из разных наций, но дезертиры были в ней неизвестны».⁴

Шведский король полагал, что поход на Москву заставит Петра уйти из Прибалтики и принять баталию, в которой победителями неизбежно окажутся шведы. На место Петра I король полагал поставить его сына, царевича Алексея или королевича Якуба Собеского.⁵ На стратегическое решение короля оказал влияние бывший воспитатель царевича Алексея М.Нойгебауэр, ставший служить шведам с 1703 г. Ограниченный и желчный человек преувеличил вероятность сокрушения России. Он убеждал, что Дерпт, Нарву и Ингрию отвоевать труднее, чем захватить Москву при содействии «большого друга шведов» Б.А.Голицына (1654-1714), готового якобы поднять бунт 40-50 тыс. чел., озлобленных поборами, реформами, брадобритием, неуважением к церкви и т.д. После победы шведам надо аннексировать Новгородчину и Псковщину.⁶

На Ингрию, Петербург и Псков был запланирован поход из Финляндии 14-тысячного корпуса генерал-майора барона Г. Любекера, а из Эстляндии отрядов эстляндского генерал-губернатора графа Н.Стромберга. Для захвата Архангельска из Карлскруны по русским данным, собиралась эскадра из 26 кораблей. Русскому правительству приходилось считаться и с вероятностью появления хоронгвей Станислава I и 8-тысячного шведского корпуса генерал-майора от кавалерии Э.Д.Крассау под Киевом и Черниговом. В Москве учитывали, что Лещинский и башкиры просили Бахчисарай помочь им крымско-татарскими саблями и что Османская империя может поддержать шведов «немалым числом орды», что донские казаки, «став за веру», заявляли, что если великий государь не пожалует, как жили их отцы, то они «отложатца и станут служить турскому султану».⁷ (В феврале 1708 г., чеченцы, мичкисы, аксайцы, кумыки и казаки-староверы напали на Терский острог. В мае «злодейственное сонмище» казаков, беглых стрельцов и солдат перекрыли Волгу и подступали к Саратову).

Как отражать шведское нашествие - такой вопрос встал перед штаб-квартирой Петра I. Был план дать бой на Висле или Западном Буге, с опорой на гродненскую базу.⁸ В Жолкве, где пребывало русское командование с декабря 1706 г. по апрель 1707 г., решили использовать другую тактику. В Прибалтике Шведская армия успешно воевала за счет подвоза припасов с моря. Война в Польше велась путём выдавливания беспощадных контрибуций; только выжав всё с одной округи, шведы могли перемещаться в другую. Погасить наступательную войну шведов Петр I решил планомерным отступлением и измором, опустошая пространство вокруг противника. Учитывалось, что неприятель «от дальнего похода утомится» и его войска придут в «немалое разорение». Конница должна была тревожить неприятеля неожиданными налётами, угрожать тылам и флангам, лишать покоя на стоянках. Только «поизнужив» врага, предполагалось дать решающий бой на своей территории. Такая традиционная для народов востока тактика (особенно она была во вкусе фельдмаршала Б.П.Шереметева), ошибочно принималась шведами за «трусость» и русские, укрывавшиеся за водными преградами, презрительно именовались «болотными Иванами». Точно также русские воспринимались в Европе. Например, маркиз Жак де Боняк писал, что царь не осмеливается давать сражение в Польше, так как не доверяет полякам и считает, что опасно биться далеко от собственных границ.⁹ Французы считали, что 8 000 шведов легко расправятся с 80 тысячами «трусливой русской пехоты».¹⁰ В Крыму при хане Девлет-Гирее II считали, что в 40-тысячном шведском войске, считавшем русских «мухами», слабейший солдат мог биться с сотней, а сильнейший - с тысячью человек, что шведы не в пример опытнее и искуснее и «что будь войска Швеции 10 000, то они преследуют и побеждают 100 000 московского народа».¹¹

В условиях смертельной опасности приходилось идти на крайние меры. За два месяца до начала похода Карла на Москву 4 июля 1707 Петр приказал бригадиру А.Г.Волконскому брать присягу от поляков не служить шведам, с «противных» брать контрибуцию - с крестьян по 10 ефимков «с дыму», с мещан по 15, «с жидов» по 23 ефимка «с дыму». Как только враг выйдет из Саксонии, то перед ним и по сторонам жечь мельницы, хлеб, фураж и «разорять всё без остатку, не разбирая, противныя или нет».¹²

С середины августа 1707 г., как только стало известно о предстоящем шведском походе на восток, во все концы полетели депеши ставить всё на военную ногу, выполняя приказы «как в день судный». 21 августа Пётр планировал сдержать неприятеля вместе с А.М.Сенявским близ Варшавы у Вислы.

Северная война несла и религиозной подтекст. Контраст западно-христианской цивилизации с православной обострял русско-шведскую войну. «Варваров-схизматиков» (в отличие от датчан и саксонцев) скандинавские воители считали «самой презренной нацией в мире»¹³ и полагали легко расправиться с ними. Экс-король Август Сильный, подарив шведскому монарху карту России, которую тот использовал при разработке плана похода, пересказал царю суть своего разговора с Карлом XII за 10 дней до выхода из Саксонии. Король заявил, что «тотчас по подъёме своём поход свой прямым путём к Москве продолжати будет. И сколь скоро он туда придёт, то он тотчас всех бояр и протчих великих господ, которые в том государстве обретаются, вместе созовёт и царство всё в воеводствы бояром и великим князьям розделит. И обяжет их иноземное ружьё и мундирунок отставить. И дабы своё войско, как прежде было, на старое основание учредить. И хощет король свейской государство Царское на польское основание учредить. И сие он королю лехкомысленно представлял, будто б весьма не тяжело было сие великое намерение к действу привести».¹⁴

Этот же план знал польский резидент при Карле XII С. Понятовский: «когда король выходил из немецких земель, он поставил себе заблаговременно обдуманную цель - идти на Москву и там свергнуть с престола Петра I, который имел очень много недовольных необычно строгим правлением, а на его место поставить сына. А потом, заключив соглашение с Москвой, хотел повернуть в Германию и оказать помощь Франции»⁵

Низложение царя открыто объявлялось в шведских пропагандистских листовках, отпечатанных в Амстердаме на русском языке: армия короля освободит народ от «несносного ига и ярости» московского правительства, от «иностранного тягостного утеснения и бесчеловечного мучительства» ради «свободного и вольного» избрания «законного и праведного государя» вместо Петра I. Как только утвердится новый государь, шведский король сложит оружие, но будет помогать всем, кто на его стороне.¹⁶

Это вызвало крайнее раздражение Петра I, уподобившего «плоть неприятеля» дьявольской. Он приказал вылавливать «возмутительные письма», распространяемые через отпущенных русских пленных.¹⁷ Тревожили попытки использовать якобы «отвращение» фельдмаршала Б.П. Шереметева к власти царя. Были слухи, что Станислав I собирался не только Мазепу, но и «этого генерала побудить предпринять что-либо по указаниям шведского короля на благо Родине».¹⁸ Авторитет Бориса Петровича пытался подорвать Меншиков, указывая, что тот мыслит не так, как государь и что запущенная им пехота в таком плохом состоянии, что в случае баталии кавалерия получит мало помощи от неё.¹⁹

7 сентября армия непобедимого короля перешла Одер. Передовые отряды отгоняли на восток партии казаков и калмыков, уничтожавшие фураж перед ними. Вслед за Шведской армией тянулись крытые парусиной пронумерованные фургоны, с надписями по бортам: кухонный, пивной, кассовый, аптечный, почтовый, багажный, палаточный, артиллерийский, мельничный, конюшенный, фуражный, оружейный, овсяной и т.д. Ни один из них не имел права заходить вперед или отставать - восторгался армией нашествия словацкий епископ Д.Крман.

«Хозяин полей сражений» Карл XII был мастером нетрадиционной тактики. Внезапность, дерзость, предрассветные атаки, отказ (в отличие от Карла X и Густава II Адольфа) ради стремительности от регулярного применения артиллерии - приносили победы войскам «северного льва». Треть полков была укомплектована немцами, значительная часть квалифицированных офицеров состояла из германских подданных Шведской короны.

О блицкриге в тысячевёрстном походе Карл XII не помышлял. Несмотря на годовой «отдых» в Саксонии, войска продвигались медленно. В октябре 1707 г. в Слупце, к северу от Калиша, король почти месяц дожидался подкреплений из Швеции, после чего его силы выросли до 43 тыс. человек.²⁰ На целых четыре месяца он застрял к западу от Вислы: польский тыл надо было сделать безопасным. Чтобы подкрепить слабое 18-тысячное войско Станислава, ему оставили 8 тыс. шведов. Король-полководец полагал, что Лещинский управится с Коронным войском сандомир-ских конфедератов, поддерживаемых Россией, а великий литовский гетман М.Вишневецкий (8 тыс.) вместе с Сапегами (4 тыс.) разобьет хоронгви польного литовского гетмана Г. Огинского. Вялая гражданская война под девизом «шляхетская кровь должна не проливаться, а умножаться», гасила польские силы. Ни сандомирские, ни варшавские конфедераты не горели желанием ввязываться в войну на востоке. Польская сумятица и ожидание шведских пополнений подарили Русской армии дополнительную передышку.

Восемь лет походной жизни и боёв подточили шведский дух и строгую протестантскую мораль. Проповедник королевских драбантов М. Энеман, уже после Полтавской катастрофы, упрекал шведов в своеволии и распутной жизни среди лютеран в Саксонии, в беспримерном чванстве, отказе идти на компромиссный мир с русскими, в жестокостях и убийствах при сборах контрибуций, в чудовищном презрении к противникам, в намерении распространить власть поляков на Украине. Офицеры не могли ничего поделать и смирялись с чинившимися на стоянках смертными грехами, не искореняемых даже королевскими приказами - с «похотью, раздувшейся сильнее, чем у татар и турок», с ругательствами, проклятьями, магией, развратом, колдовством и даже содомией, в которой, будучи при смерти, признавались солдаты.²¹

30 октября 1707 г. Карл XII глядел на зверскую казнь выданного Августом II русского министра, лифляндского уроженца И.Р. Паткуля, которому перед умерщвлением ломали дубьём в разных местах конечности.

Вислинский рубеж Русская армия защищать не стала и ушла за Западный Буг. В Германии это сочли малодушием. «Невозможно описать, какие злоключимыя осуждения о не временном уступлении от Варшавы произносятца» - сокрушался посол Альбрехт фон дер Лит из Берлина 4 декабря.

Ударить по русским король собрался не от Варшавы, а со стороны северной Мазовии и дальше следовать далее в направлении Минск - Смоленск - Москва. Только 29 декабря 1707 г. почти 37-тысячная армия короля с трудом по неокрепшему льду перешла Вислу ниже Торуни. Карл XII был уверен, что стальной волей и беспощадностью сметёт всё, что осмелится воспротивиться ему. Грозное чужеродное тело с мощным «силовым полем» двинулось к сердцу России.

Поход сквозь леса и болота вдоль прусской границы стал мучением. Из-за нападений на солдат и гибели большого количества саксонских лошадей-тяжеловозов, пришлось бросить даже часть фургонов. Выдавливая провиант с местного населения - курпов, шведы нарвались на партизанщину, с которой расправлялись с отвратительной жестокостью. «В леса посылались отряды с приказом убивать каждого мужчину старше 15 лет, забивать весь скот, который можно увести с собой, а также сжигать все деревни.... Деревни Мазовии одна за другой превращались в столбы пламени. Для выколачивания максимума продовольствия крестьян пытали. Например, засовывали пальцы человека в кремнёвый замок ружья и зажимали их в таких примитивных тисках, пока не выступит кровь, обвязывали верёвкой несчастному голову и затягивали её палкой, пока глаза не вылезут из орбит. «Ловили малолеток, били кнутом и делали вид, что вешают их, чтобы заставить родителей быть сговорчивее. Некоторые воинские части даже переходили от угрозы к её исполнению и убивали детей на глазах у родителей».²² Драгунский полковник Н. Юлленшерна не сомневался в справедливости кар: «Всем полкам был отдан приказ высылать по сторонам отряды, которые должны были убивать всех, кто бы ни встречался, как людей, так и скот, а также сжигать все деревни и фураж. После этого многие были перебиты, а всё, что найдено, - сожжено и разорено, так что я думаю, что те, кто выжил, не скоро забудут шведов».²³

На Немане Шведскую армию задержать не удалось. Помня о трагедии «гродненского сидения» в 1705-1706 гг., Пётр увел основные силы из Гродно и выехал в Вильно 26 января. Через 2 часа после отъезда царя всего горсть - 50 каролинцев вместе с королём дерзко, почти без боя ворвалась в Гродно. Оставленный в арьергарде с партией драгун уроженец Силезии бригадир Максимилиан Генрих Мюлленфельз растерялся и «перепустил неприятеля», не «разрубив» моста через Неман.²⁴

После Рождества днём и ночью шли дожди, они сбили снег, развели в грязь землю, реки «прошли великим половодьем». 29 января король пошёл из Гродно на Сморгонь, но, одолев по бездорожью 10 переходов, так и не настиг Русскую армию, которая бросила сани и отступала «на телегах». Немецкие офицеры, перебежавшие к шведам, сообщали, что русские драгуны «никогда противитца не будут неприятелю и всегда будут бегать».²⁵ Захваченные пленные говорили, что их государь оттягивает войска к своим границам, чтобы там дать баталию (Д. Джеффрис). Возможно, такая молва должна была придать смысл, отступлению, как и в 1812 г..

23 февраля 1708 г. А. Лит переслал из Берлина в Россию «устрашающее» известие миргородского полковника Миклашевского о том, что все силы Восточной Европы двинулись на восток, что в район Сморгони пришёл Карл и Станислав, на восток идут пруссаки, войска коронного гетмана, краковского и киевского воеводы и Августа II, присягнувшего на верность шведскому королю. Сапеги собрали 50 тысяч войск и много собрано князем Вишневецким. Москву и казаков «гонят и бьют так крепко», что казацкими мертвецами устлана дорога до Молодечно, Друи и Долгинова.²⁶

Конница Меншикова опустошила землю от Гродно до Минска. Из-за нехватки провианта и фуража Карлу снова пришлось остановиться и ждать появления подножного корма. Шведская армия до начала июня 1708 г. застряла на «зимних квартирах» от Гродно до Вильно и Минска. Покоя не было - всё время нужно было «стоять одной ногой в стремени» - постоянно тревожили русские партии, стоявшие в десятке километров. Напрасны были уговоры шведских генералов идти сначала на Лифляндию; жажда мести толкала шведского державника на Москву, чтобы там лишить Петра I венца Мономаха и развалить Русское государство на отдельные владения.

Контрибуции разоряли жителей и те вместе со своим добром убегали от шведов в Восточную Пруссию. Как наказание Божье, свалилась на самого короля и всю его армию дизентерия.

В то время колеблющийся союзник - сандомирские конфедераты хотя и не складывал оружия в Малой Польше, Белоруссии и Галиции против марионеточного короля Станислава I, но затеял переговоры о переходе на его сторону и требовал от царя возврата Правобережной Украины, которая со времён восстания Семёна Палия (1702-1704) находилась под русским и казацким военным контролем. Приходилось соглашаться на проект сандомирян о признании ими Лещинского польским королём при условии нейтралитета Речи Посполитой в Северной войне и соблюдении Вечного мира 1686 г. с Россией.²⁷ Полагая, что нововведения распалили всеобщую ненависть к царю, шведское командование надеялось на взрыв народного восстания в Великороссии. Иностранцы в Москве считали положение несчастного царя отчаянным; «большинство знати, да и все почти подданные царя недовольны им».²⁸

Вместе с тем международное и военное положение России не было провальным. Основная полевая армия Петра I в 45-50 тысяч обрела ценный боевой опыт и имела возможность неограниченных пополнений.²⁹ Царь не только подобрал исполнительную команду из преданных «птенцов», но сколотил добротный офицерский корпус из профессионалов, в том числе и набранных в Европе. (Солдаты уже не отторгали иноземных офицеров, как это случилось под Нарвой в 1700 г.). Русский монарх не меньше шведского короля верил в победу и насмерть стоял за свой «парадиз-Петербург», за «окно в Европу» и за Балтийский флот. Обретение гавани в устье Невы было непременным условием в случае переговоров с Карлом XII, который не желал и слышать ни о каких своих уступках.³⁰ Датский король Фредерик IV и польский экс-король Август II хоть и не осмеливались возобновлять войну против победоносных шведов, но втайне лелеяли мысль о реванше, поэтому в Скандинавии шведы держали против датчан 17 тыс. войск, а против низложенного в 1706 г. польского короля оставили в Великополыпе, как указывалось, 8-тысячный заслон Э.Д. Крассау. В Москве надеялись, что русский посланник в Берлине А. Лит заключит новый договор с саксонцами и Август II войдёт с запада в Польшу, где будет охотно принят поляками, которые говорили, что примут его, даже если он «и в одной рубахе придёт». Русский полномочный министр при венском дворе Иоганн Христофор Урбих предпринимал усилия, чтобы Россию включили в систему «Великого союза». Запускалась в оборот идея - ради получения, помощи Габсбургов, надо послать в Венгрию 20 тысяч казаков Мазепы для усмирения восставших венгров.³¹

Как все неукротимые державники в мировой истории, Карл XII безрассудно считал свою мощь вечно-несокрушимой. Расправа с Российским царством ему казалась делом нетрудным, поэтому он пренебрегал заблаговременными связями с турками, крымскими татарами, булавинцами и мазепинцами. Шведские послы, эмиссары и тайные агенты должны были давно развернуть бурную деятельность против Москвы в Стамбуле, Бахчисарае, на Дону и Украине. Оплошностью был запрет любых компромиссов с сандомирскими конфедератами ради сплочения Речи Посполитой вокруг Лещинского. Как раз после этого можно было бы привлечь легкую польскую конницу против русских казаков и калмыков.

На землях восточных славян - в Белоруссии и на гетманской Украине шведов ждала партизанская война сильнее, чем в Мазовии. Пётр привлёк на сторону России кабардинцев, которые разгромили в июне 1708 г. войска крымского хана Каплан-Гирея в Кабарде на горе Канжал.³² С астраханским восстанием быстро расправился фельдмаршал Б.П.Шереметев, а гвардии майор В.В. Долгоруков затаптывал последние очаги мятежа донских казаков. Надежд на новое всеобщее восстание в России не было.

С 1708 г. началось единоборство военной стратегии и тактики царя Пётра и Карла XII. Король не делился ни с кем планами и направление его удара оставалось неизвестным. Приходилось гадать, куда пойдёт враг, на Новгород и Псков, чтобы уничтожить Петербург и Балтийский флот вместе с А.Л. Левенгауптом и Г. Любекером? Или на Смоленск и Москву, отправив часть сил против будущей северной столицы? А может быть, шведский десант будет высажен у Копорья для захвата Новгорода? Или пойдёт к Днепру и Киеву?³³

Поражает предусмотрительность Петра I. За полтора года до вторжения весь запад России по «генеральному плану обороны» стал превращаться в военный стан. 3 января 1707 г. царь указал оповестить все население в 200-вёрстной полосе от Пскова до Гетманщины («от границ на двесте вёрст поперёг, а в длину от Пскова чрез Смоленск до Черкасских городов»), чтобы с весны как можно дальше от дорог намечались «крепкие укрытия» для людей, скота и места для сена, а также ямы для хранения зерна. Жителям разъяснялось, что противник, не имея пропитания и подвергаясь ударам с разных сторон, будет побеждён.³⁴ Каждый комендант уезда должен был знать, куда будут укрываться люди и должен был собрать команды из дворян по 30 чел., знающих леса и дороги, чтобы их отыскивать. От Чудского озера через леса Смоленщины и Брянщины прокладывалась огромная «линия Петра I» - рубились засеки, в полях отсыпались валы. На пересечении с малыми дорогами засеки тянулись на 300 шагов.³⁵ На перекрестьях больших дорог делали равелины, палисады, люнеты, шлагбаумы, рогатки. Позади «линии Петра» предполагалась рокадная дорога в 90 шагов шириной с мостами и гатями для переброски колонн вдоль фронта по четыре человека в ряд.³⁶ На земле Великого княжества Литовского у Орши по обеим сторонам Днепра с 1706 г. делались мосты, «транжаменты», которые «замётывались» звеньями и рогатками. Регулярная правительственная и военная почта связала все города на востоке Белоруссии. «Работали почтовые линии Великие Луки-Витебск-Могилёв-Гомель, Витебск-Л еиель, Смоленск-Витебск-Полоцк-Рига, Смоленск-Орша-Минск, Могилёв-Бобруйск-Минск и др.».³⁷

Крупные города - Москва, Смоленск, Новгород, Псков, Великие Луки, Брянск обращались в крепости, не подлежащие капитуляции. В отличие от войны 1812 г., когда судьба «первопрестольной» решалась за день до сдачи, Москву уже с 1707 г. готовили стоять на смерть. Для предупреждения паники указ об обороне столицы был издан «в запас» ещё 25 апреля 1707 г. ³⁸ Выезд из Москвы без разрешения запрещался. Москвичам предписывалось свозить хлеб для хранения в Кремль, чтобы не пришлось сжигать его во время осады. Жителям разъясняли, что и в прежние времена «от бездельных татар» воздвигали Земляной город и копали в Кремле колодцы. Сформировали «Московскую регулярную армию». 13-тысячный пеший гарнизон столицы сбивался из московских ополченцев - семи тысяч рекрут, трех-четырех тысяч «бесконных боярских людей» и тысячи «молодых посадских». Из приказов и ратуши выскребался весь канцелярский люд. 15-20 тысяч конных ополченцев обязаны были собраться с лучшим оружием, предпочтительно огненного боя. Лошадей, сёдла, ружья и годовое денежное довольствие предписывалось взять с приказных, монастырских и посадских людей. Для выпаса этот конный корпус собирались расставить на такой дистанции, чтобы он за неделю мог собраться к столице. Все распоряжения подлежали беспрекословному выполнению «как в день судный».

6 мая 1707 г. Пётр приказал укреплять Кремль и Китай-город. С 10 июня инженером В.Д. Корчминым под формальным надзором 17-летнего царевича Алексея около 30 тысяч человек начали укреплять «улицы и урочища», отсыпать земляные валы и бастионы вокруг Кремля и Китай-города.³⁹ По плану Корчмина, чтобы освободить поле стрельбы вокруг Кремля, предполагалось снести гостиный ряд и пожертвовать Храмом Василия Блаженного.⁴⁰ К 7 августа французский изобретатель и полковник Леметр де Со сделал в Москве 30 батарей с 804 пушками. К октябрю 1708 г. на земляных бастионах и валах Москвы уже стояло несколько десятков батарей с - 964 пушками, 114 мортирами и 67 другими орудиями, гарнизон насчитывал почти 5 тыс. чел.⁴¹ Серебряные вещи Казенного приказа, патриаршие и монастырские ценности готовили к переливке в монеты, кроме «старых диковинок». На крайний случай князь П.И. Прозоровский «с лутчею святынею с церковными и казенными богатствами и нужными посольскими письмами» должен был выехать по Ярославской дороге до Белоозера и дальше. Чтобы предупредить измену иностранцев, всех их предписывалось обязать круговой порукой. Тех, на кого не будет поруки, выслать в Архангельск за море, а иностранных мастеров эвакуировать в Казань.

На всем западе России, начиная от границы по Новгородской, Смоленской, Калужской и Серпуховской дорогам и вплоть до Москвы мосты исправлялись, а радиальные пути к столице засекались через каждые 5 вёрст по версте. С железоделательных заводов ядра, бомбы, гранаты, пушки переправлялись на восток. Население обязывали свозить свой «провиант и пожитки» в Смоленск, Великие Луки, Псков, Новгород и Нарву, «понеже под нужной час будут все палить». Провианта в городах должно быть на 5 месяцев, «дабы по всем дорогам нашему войску было пристанище». Можайск и Тверь крепили пушками, палисадами и дополнительными людьми из уездов. Тех, кто не имел ружей, в города не пускали. В Петербурге царь приказал укрепить палисадом и брустверами кронверк Петропавловской крепости.⁴²

Смоленск с гарнизоном в 6 631 чел. превратился в крупнейшую военную базу со складами муки, круп, сухарей и фуражного зерна. На 7 января 1708 г. в Смоленске хранилось четвертей ржи 5 717, муки 64 364, сухарей 30 004, круп 2 739, ячменя 2 301 овса 71 693. Всего 176 818 четвертей. Сена собрали миллион и 15 000 пудов.⁴³

Из округи туда свозили пушки, порох и свинец. Полосу земли в десяток саженей от смоленских стен расчистили от построек. Для развертывания госпиталей в городе готовили лес, железо, стекла и печные изразцы. Смоленскому воеводе П.С. Салтыкову предписали держать весь гарнизон в кулаке, мобилизовать всю имеющую оружие уездную шляхту и наказать ей «под смертной казнью» свозить хлеб в Смоленск.⁴⁴ Еще весной 1707 г. в с. Поречье для Днепровской речной флотилии изготовили «судов к походу 28 стругов с кровлями по 10 саженей, 135 стругов по 8 саженей и 30 лодок гребных», починили 98 старых стругов ⁴⁵ 12 июля 1708 г. царь приказал, чтобы каждый не служащий смолянин имел четырехмесячный запас хлеба на случай осады. В укрепленных местах на Днепре - Орше и «в земляной крепости» Копоси собрали склады продовольствия на всю армию.

В марте 1708 г. под стенами г. Юрьева (Дерпта) были сделаны подкопы для их подрыва. Там же в июле 1708 г. подрубили и сожгли палисады, а Боур взорвал и «заровнял все башни и больверки до подошвы», причем «всё палатное строение развалилось от огня».⁴⁶ Нарвские жители были высланы в Вологду. Новгородских дворян готовили к переброске к Петербургу, а псковских - к Пскову.⁴⁷ Из Воронежа в Азов для сдерживания турок переправили два полка и корабли «Божие Предвидение» и «Черепаха».

Новая, снабженная большим количеством артиллерийских стволов, пороха и ядер Печерская крепость должна была защищать Киев. На случай эвакуации «матери городов русских» навели мосты на левый берег Днепра⁴⁸ гетману Мазепе предписывалось крепить всё малороссийское пограничье, а в случае «неприятельского приходу... уступить за Днепр, а старой Киев оставить пуст».⁴⁹

В Архангельске по всей дельте Северной Двины ставились артиллерийские батареи, чистились орудия, готовились брандеры и прамы с пушками, рекруты двинских полков учились обращению с оружием, товары перевозились подальше от моря.⁵⁰

Задержку марша Карла XII к Днепру хотя бы на три недели до весеннего распутья царь приравнивал к ликвидации 10 тыс. противника.⁵¹

Такой заблаговременной подготовки к отражению вражеского нашествия (в относительном измерении) наша страна не знала ни перед вторжением Наполеона, ни Гитлера. (Имей Карл XII разведывательную сеть внутри России, он, возможно, двинулся бы не к Москве, а к Дерпту, Нарве и Петербургу).

Были и планы русского превентивного удара по шведским владениям, которые, несмотря на фантастичность, свидетельствовали о дерзости неизвестных авторов. В одном из планов, составленном видимо осенью 1707 г., предлагалось к февралю 1708 г. переправить по льду Финского залива 4 тыс. драгун в сопровождении обоза из 4 тыс. саней с прессованным сеном и сухарями (по 30 фунтов сена на лошадь в сутки) и перекрыть снежными валами и брустверами, облитыми водой, дороги от Гельсингфорса до Або. Когда Выборг будет отрезан от Финляндии, то в конце марта пехотным 8-тысячным десантом при поддержке 30 бригантин взять Выборг и «для страху» осадить Кексгольм. От Гродно можно отправить отряд против корпуса Левенгаупта, бомбардировать Ригу, а от Риги до Ревеля и Дерпта всё «роспленить» (угнать население). Если шведы останутся на зимних квартирах в Силезии или Чехии, то казакам и калмыкам можно будет легко «учинить шкоду» в Шведской, а заодно и в Прусской Померании, если прусский король окажет военную помощь Лещинскому. Под русскую власть следует «жесточайше приклонить» Восточную Пруссию, а Кёнигсберг сделать вольным городом для Англии и Голландии.⁵²

Одновременно Петр заботился «о доведении до ума» военных новинок. Инженер-изобретатель Леметр де Со 25 июня 1708 г. послал из села Семеновского в армию 150 «пулеметов». На батареи по указанию Петра были поставлены 100 полуфунтовых пушечек в два ряда «с крепкою оковою». Трехфунтовые пушки соединялись в пары на одном станке.⁵³

К 1708 г. боеспособность Русской армии почти сравнялась со шведской. Солдаты сносно овладели слаженной стрельбой с колена первыми двумя шеренгами, задними двумя - стоя. Лихорадочной спешки при заряжании уже не было. В атаках солдаты уже не заглушали команды офицеров своим криком-рёвом. (Возможно, в соответствии с приказом царя от 3 октября 1706 г. было повешено несколько командиров, в ротах которых поднимался крик и заколото несколько рядовых. После этой даты подобных приказов не повторялось). Рядовых вооружили длинными пиками как у шведов. Солдаты перестали покидать строй для сопровождения в тыл раненых и выноса убитых начальников. Уменьшился, хотя и не исчез, грабеж погибших в бою. Конница начала овладевать шведской тактикой и атаковать противника холодным оружием. Стрельба с коня позволялась только после приведения неприятеля в «конфузию». Хотя драгунам приходилось спать в мундирах и с ружьём, но не могло быть и речи о том, что они «никогда не будут противитца неприятелю и всегда будут бегать», как разглашали в Польше покинувшие русскую службу немецкие офицеры.⁵⁴ До русских доходили ободряющие вести, что шведы с 1707 г. уже «не ставили более единого от своих против пяти московских».⁵⁵

Обслуга начальствующих лиц была уменьшена - генерал-майору полагалось не более шести человек, полковнику трёх, прочим не положено было никого, кроме денщиков.

Размещение войск в боевых линиях и на стоянках проводилось по намеченному плану. Офицерам без санкции свыше запрещалось посылать солдат и драгун даже «по надобностям» далее 300 сажен от лагеря. На стоянках солдаты перестали разбивать окна, печи, избы и сжигать что-либо без указа.⁵⁶ Вместе с тем, была беда с рекрутами, до трети которых бывало, сбегало по пути в армию.⁵⁷

13 февраля 1708 г. Петр I поставил вопрос, где собирать пехоту для отпора врагу - у Минска или в земляном ретраншементе у Копыси (Против Копыси днепровские отмели облегчали переправу противнику). На военном совете в Чашниках фельдмаршал-лейтененат Г. Гольц, указывая на разгром османов в земляных лагерях под Мохачем и Зентой в 1697 г., рекомендовал отважиться на полевой бой и потом нападать на армию вторжения и с тыла и флангов. Если шведов отбросить и обратить их снова против Августа II в Польшу, то можно начать осаду Риги. Главное - надо заботиться о Пскове, ибо Киев далеко и хорошо укреплён.

Л.Н. Аларт тоже стоял за баталию вне границ России, в восточной Белоруссии, входившей тогда в состав Великого княжества Литовского. По его мнению, бой можно было дать на линии Днепра в лагере у Копыси, где можно оставить пехоту и 6 тысяч кавалерии. Остальная кавалерия должна разделиться на два корпуса и нападать на шведов с двух флангов.⁵⁸ Шереметев предлагал отступать перед противником - пехотой и кавалерией вместе, а не кавалерией позади неприятеля, так как дорога будет уже опустошена русской пехотой. Копысь была обьявлена сборным пунктом и царь 14 февраля послал приказ смоленскому воеводе П.С. Салтыкову: «Смоленской шляхте немедленно вели собратца и выступить к Копоси всем».⁵⁹

В апреле-мае 1708 г. военные советы решили сдерживать противника на всех переправах в Предднепровье, в том числе на реках Улле и Березине. Крепости Полоцк, Быхов и Полонное собирались «боронить до крайней меры», как бы далеко не прошел враг вглубь России.

С середины апреля и до конца мая 1708 г. опустошался Дерптский округ, потом и глубинка Эстляндии. В середине июня русский отряд разорил местность вокруг Пернова (Пярну), затем двухтысячный конный отряд жёг постройки, не доходя 4 мили до Риги («все деревни обожгли вокруг Риги»). Часть земель из-за этого в Лифляндии из-за этого осталась не засеяной.⁶⁰

В мае дороги подсохли, но войско шведов ещё не поднялось. Штаб-квартира шведского короля знала в общих чертах русский стратегический план обороны, который был раскрыт нескольким польским сенаторам «русской партии» и при составлении которого присутствовал гетман Мазепа, наладивший связь со Станиславом Лещинским в 1707 г. Однако, дислокацию русских сил и намерения противника шведы представляли смутно. В конце мая обрадовал слух о «вторжении в тыл царя 60 тысяч» донских казаков, которые якобы перевернули там всё вверх дном, подобно русским в Лифляндии и что туда же налетят крымские татары, как только услышат о шведском марше на Москву.⁶¹

Карл XII приказал как можно скорее выступить из Прибалтики в московском направлении генералу А. Л .Левенгаупту, с военными припасами и продовольствием. Группировку графа в Курляндии русское командование никогда не упускало из вида. Ещё в 1704 и 1705 гг. Пётр указывал Шереметеву устроить «лёгкий поход» на конях против этого генерала «чтоб ни единого пешего не было», отрезать его от Риги, вытеснить в Польшу и преследовать вплоть до бранденбургских границ.⁶²

По официальной сводке от 2 марта 1708 г. штатная численность корпуса графа насчитывала 16 тысяч, включая 3 500 чел. в гарнизонах вместе с судьями, писарями, интендантами, штабными чинами, нестроевыми, пасторами и подмастерьями. Полки Левенгаупта должны были добыть себе пропитание на три месяца вперёд, учитывая предстоящее разорение местности противником.

Маршрут генерала держался в секрете и это оказалось оправданным - русское командование долго не могло определить его путь. Боур, который стоял всего в 50 км от Риги, с февраля по июнь без проверки пересылал полученные через пленных сведения о том, что Левенгаупт забирает от населения подводы, грузит провиант и через Дерпт и Псков якобы пойдёт к Нарве. Находившийся при Карле XII британский военный атташе Д.Джеффрис передавал слухи, что шведы пойдут тремя колоннами - одна с королём, другая с фельдмаршалом Реншёльдом и третья с Левенгауптом, который осадит Дерпт или Нарву. Не исключалось, что Левенгаупт и Г.Любекер, наступающий из Карелии на Петербург, отсекут только что завоеванную Ижорскую землю. В виду предстоящей «злой распутицы» в Москве сомневались в походе Левенгаупта за р. Припять и к Киеву, но считались с его броском к литовскому гетману М. Вишневецкому в Литву, или против великого коронного гетмана А.Н. Сенявского в Малую Польшу. На этот случай Меншикову предписывалось взбадривать Сенявского, чтобы удержать его на стороне России вплоть до появления в Польше экс-короля Августа II.⁶³

7 июля 1708 г. насильно мобилизованный в полк Шлиппенбаха драгун-эстонец, перебежавший в русский Дерпт, сообщил, что у Левенгаупта 6 полков пехоты и 6 конницы, в каждом по 600-700 человек и что генерал в последних числах июня со всем корпусом двинулся к Карлу XII.⁶⁴ Вероятно, по показаниям этого эстонца и был сделан ошибочный вывод, что корпус графа насчитывает всего 8 тысяч человек.

Военно-походный журнал Б.П. Шереметева («Военный диа-риуш»)⁶⁵ - подробно описывает действия Русской армии с 24 апреля по 10 июля 1708 г. В это время происходило перевооружение дивизий - 9 тысяч старых и плохих ружей отослали в Киев, Смоленск и Москву для ремонта, заменив их новыми в количестве 10 936 штук. Составлялись огромные «росписи сколько в полках фузей и штыков в наличии, где оружие потеряно, потоплено, унесли беглые, на приступах потеряно и после побитых не сыскано».⁶⁶ Приказ Петра I, чтобы в его отсутствие все делалось с «общего совету», а «генеральные дела» подписывались всеми генералами неукоснительно выполнялся. Узнав, что Карл, наконец, продолжил движение на восток, военный совет в Чашниках 12 июня постановил кавалерии фельдмаршал-лейтенанта Г. Гольца идти к р. Березине и сдерживать неприятеля на переправах у Борисова и других мест. Недалеко от Гольца находился ландграф Фридрих Дармштадский и Г. Пфлюг со своей конной бригадой. Пехоту собирались поставить от Череи до Бобра для выяснения пути шведов - на Псков, Смоленск или Киев и своевременно перебросить её в нужном направлении. Если шведы пойдут прямиком к Днепру, то намечалось собирать суда и плоты на этом водном рубеже обороны. Коннице и пехоте предписывалось идти перед неприятелем, «перенимая оному путь и чиня всякое препятие в походе». Пускать конницу вслед за неприятелем по опустошенным местам было признано нецелесообразным, это значило лишать её пропитания. Днепровский рубеж решили прикрывать от Орши до Могилёва.

Отдельный корпус генерал-лейтенанта Боура продолжал следить за армией Левенгаупта. Малороссийских казаков собирались призвать к днепровским переправам, а Мазепу «по первой траве» к Киеву для завершения Печерской крепости и охраны Малороссии. Вместе с тем в середине июня 1708 г. висела угроза, что Карл, отрезав войска от Днепра и Киева, возьмёт их в кольцо, так как пехота только 22 июня могла поспеть к Орше - об этом писали Б.П. Шереметев, Г.И. Головкин и Г.Ф. Долгоруков А.Д. Меншикову 17 июня 1708 г.

Удача - признак правильного решения, неудача - знак неверного выбора. Шведский стратегический план захвата Москвы стал давать сбой. «Размётывая» мосты, засекая и портя лесные дороги, избегая «котлов», русская армия отступала практически без потерь. Авангард Шведской армии - валашский полк под командованием уроженца Лифляндии генерал-адъютанта Габриэля Отто фон Канэфера (Канифера) был не в силах дезорганизовать русскую ретираду. Штаб-квартира короля отмахнулась от демографических и географических условий белорусской и русской земли. В местности, где плотность населения была намного ниже, чем в Польше, собрать провиант было трудно. Войскам вторжения только мяса и хлеба на день требовалось по 32,3 т (см. ниже).

На жалобы из Стокгольма о пустой казне и обнищании населения Швеции Карл не обращал внимания.

Движение шведов к Москве в 1708 г. часто и надолго стопорилось, в отличие от наступления Наполеона в 1812 г. и блицкрига Вермахта в 1941 г. В районе Сморгони (к востоку от Вильно) армия короля застряла с 11 февраля до 14 марта, в Радошковичах - с 16 марта до 5 июня 1708 г. Русское командование почти уверенное, что шведы до появления подножного корма не пойдут на восток, получило время «мостить мосты» для своих войск по разным направлениям - к Пскову, Великим Лукам и Смоленску. Захваченные в плен валахи говорили, что у шведов «великий голод» - нет сена, солому отыскивают с трудом, «вешают и жгут мужиков, как прежде никогда не бывало, дабы ямы хлебные показывали» - так писал 17 апреля 1708 г. Меншиков Головкину из Могилева. План обороны давал результаты - армия вторжения была остановлена на несколько месяцев! Огромное дело генерального судьи В.Л. Кочубея и И.И. Искры об измене Мазепы («самую затейную ложь, взведённую по злобе») в связи с наступлением неприятеля и по совету из Батурина решили свернуть как можно скорее, - опасались, что «плевосеятели-единомышленники» Кочубея затеют мятеж против гетмана.

В понимании тогдашних западных и восточных славян к востоку от Западного Буга и литовской этнической границы кончалась Польша и начиналась «Русь». Шведские протестанты, не считая православных за христиан, полагали возможным относиться к ним враждебнее, чем к католикам. В Белоруссии на мздолюбца - «проклятого червя» Меншикова, который «выедал» всё что можно, где бы ни появлялся, сыпались проклятья. Вместе с тем белорусы, входя в круг православной культуры и имея кроме этнического, ещё и общерусское сознание, не отчуждали себя от великороссов, которые тоже не считали белорусские земли «чужими», в отличие от прибалтийских и финских. Белорусское крестьянство в целом принимало мотивацию русского командования, предлагавшего прятать в ямы хлеб и угонять в леса скот перед иноплеменниками. Оно было на стороне русских в отличие от помогавших шведам «чухонцев» Ингерманландии и Финляндии. Фельдмаршал Шереметев писал, что русские полки ориентируются на местности «по ведомости обывателей» - т.е. белорусов. Шведский полковник Н. Юлленшерна так писал о жителях Могилёвщины: «В этих краях, где мы появились, все жители бежали в леса, так что в деревнях мы не находили ничего, кроме пустых домов и должны были искать пропитание в земле и в лесу. На наше счастье, народ здесь прятал свое зерно в больших ямах под землей, которые мы с большим трудом могли отыскивать. Этим мы не только кормились, но еще и скопили запас на несколько недель для продолжения похода ».

Еретиков-шведов и самого Карла XII белорусский народ воспринимал не только как чужеродную, но сатанинскую силу: «где этот Люцифер со своим войском шёл..., везде был голод и долгие годы неурожай на полях, Поэтому крестьяне после них освящали свои пашни, кропили их святой водой и совершали молебны».⁶⁷

Страдало местное население и от русских войск. Сохранились «протестации» шляхтичей, в которых указывалось, что «войска царя московского, которые размещались в Оршанском повете, учиняли разные грабежи, наезды, побои, убийства... драгуны, казаки и калмыки не только деньги, но золота и серебра позабирали, господаря били, спрашивая о деньгах, а потом под конвоем до своего обозу забрали».⁶⁸ Сейчас иногда «толерантность» и «политкорректность» не исторично переносится в прошлое. Обвинение в том, что «безжалостное и варварское» русское командование не имело права разорять «чужую» землю - неправомочно. Компенсаций за убытки ни одной армией не предусматривалось. «Обжигание» 100-120-километровой полосы белорусской земли вокруг Карла XII было ответом на «тотальную войну», объявленную шведским королем, который опустошал польские, белорусские и украинские земли.

В то время в любой точке Европы население стонало от «человека с ружьём». Крестьяне-великороссы не меньше, чем поляки, литовцы и белорусы страдали от собственной армии. Оборонительное опустошение предполагалось в полной мере продолжать и на великорусских землях. Такая бедственная тактика издавна была принята в России⁶⁹ и она оказалась на редкость действенной: начиная с марта королевская армия так и не переставала страдать кровавым поносом.⁷⁰ Войско Левенгаупта, не мучившееся дизентерией, Пётр I вынудил обрасти громадным обозом, стадами скота и снизить скорость до 8 км в день. На 600 км пути от Курляндии до Приднепровья было потрачено 2,5 месяца! Лошади, которым при проходе через лес иногда скармливали осиновую листву, надсаживались и ломались от непомерных перегрузок.

Как только шведы двинулись на восток, начались сильные дожди. Двигаться по узким раскисшим дорогам было мучением. На р. Березине русский арьергард палил в неприятеля из мушкетов и отошёл только после того, как шведы выкатили большие пушки. Осторожный Шереметев, боясь окружения, рекомендовал учесть возможный маневр Карла к Двине, Витебску или в обход Русской армии на Поречье, Смоленск или Дорогобуж, после чего она будет отрезана от тыла на востоке. 20 июня Меншиков резонно указал, что марш противника к Двине сдержит Боур, покуда не появится Русская армия, что неприятель «не крыласт и прямо через нас не перелетит, а буде б захотел и кругом обходить, то мы не дадим себя отрезать». Сражение при Головчине стало одним из первых, которое дала армия прикрытия в Белоруссии, в пределах Великого княжества Литовского, намереваясь замедлить нашествие перед Днепровским рубежом.