Минные галереи

Раннее тихое утро, синий безоблачный купол небес предвещал дневной зной. Над окопами, назойливо треща, кружил немецкий самолет-разведчик. От скуки солдаты стреляли по нему, но безрезультатно. В воздухе то там, то здесь вспыхивали белые клубки шрапнельных разрывов.

Из офицерской землянки вышел ротный писарь с бумагой в руках и, подходя к бойцам, задавал вопросы:

—  Нет ли кого среди вас шахтеров?

Список его начал быстро расти. Знающих шахтерское дело оказалось немало. Было это правдой, или многие, соображая, что таким образом можно вырваться из окопов, записывались, не имея не малейшего понятия в шахтерском деле, но всё же довольный писарь быстро возвратился в землянку с большим списком шахтеров.

К вечеру в окопы принесли лопаты, кирки, ломы, построили новоиспеченных шахтеров и объявили, что с этой ночи начнется сооружение галерей под окопы противника.

Бедные ребята повесили носы, но делать было нечего, пришлось приступать к работе. Галерея сначала спускалась вниз метра на полтора-два, потом переходила в горизонтальное направление. Вскоре появились грунтовые воды, борьба с которыми в данных условиях была очень тяжелая, так как никаких насосов из-за создаваемого ими шума применить было невозможно.

Цель этих траншей-подкопов заключалась в организации мощного  взрыва  непосредственно  под  окопами  противника,  после  чего в созданную таким образом воронку должна была врываться пехота и вклиниться в линию расположения врага¹³.

13    Развитие тактики подземно-минной войны стало одним из следствий установления позиционного фронта, когда каждая сторона искала новые способы преодоления инженерных заграждений противника. На русском фронте (позиционная война установилась лишь осенью 1915 г.) известно до 50 случаев осуществления подобных минных работ, на западном фронте подобная тактика получила большее распространение. См.: Ардашев А. Великая окопная война. М., 2009. С. 382–416. Вместе с тем вполне возможно, что в данном случае автор путает и речь идет о создании инженерного плацдарма, который позволял в случае наступления незаметно приблизиться к окопам противника.

Не скажу, что это мероприятие особенно привлекало нас, так как результат этого броска, хотя и смутно, мы представляли себе.

В ближайшие дни в результате наблюдения за противником выяснилось, что и под наши окопы уже давно ведутся такие же подкопы.

Мысль о столь приятной возможности — в один прекрасный момент взлететь поближе к небесам и оттуда разбросать свои бренные кости на грешную землю — тоже была не из особо утешительных. Солдаты прислушивались к всевозможным шумам и стукам в земле, нервничали и почти не спали ни днем, ни ночью.

Бедные шахтеры, грязные, измученные, по колено в воде, копались, как кроты в темных сырых подземельях. Работа подходила к концу, вскоре привезли взрывчатку и начали закладывать мины. Все солдаты и офицеры болезненно переживали и духовно страдали. «Кто раньше взорвет?» — вот мысль, которая день и ночь мучила всех и не давала покоя.

Преимущество нашего первого взрыва, как из двух зол лучшее, вселяло некоторую надежду на сохранение жизни, ибо нет и не было на земле героев, даже сознательно идущих на верную смерть, в тайниках души которых не теплилась бы самая ничтожная искра надежды на жизнь. Суровая же действительность или, может быть, так называемая судьба готовила совсем другое: минные галереи остались невзорванными и быстро были забыты в результате нарастания новых, более грозных событий.

В период этих бесконечных тревог, физических и духовных переживаний я получил извещение от матери о смерти старшего брата, и, как ни странно, сообщение это не вызвало жалости. Письмо мне передал прапорщик Семенов, который тут же присутствовал при чтении последнего.

Я прочел, свернул и положил в карман. В то время цензура проверяла каждое письмо, а поэтому Семенов знал его содержание.