Глава VI. Генеральная баталия
6.1. Полтавская операция.
6.2. Подготовка сражения.
6.3. Бой на редутах.
6.4. Главный бой.
6.5. Агония.
Заключение. «Один день возместил все годы».
Оглавление всей книги
6.2. Подготовка сражения
С 4 июня русское командование стало склоняться к генеральной баталии. В тот день из Троицкого (Таганрога) через Изюм и Харьков, делая по 60 вёрст в сутки, прибыл Пётр I. После конфузного бегства из-под Нарвы в 1700 г. он появлялся в армии в самые острые моменты - в Жолкве - после детронизации Августа II, в Гродно перед движением Карла на Москву, в битве при Лесной, при измене Мазепы, у Азова, чтобы не напали турки, и, наконец, под Полтавой.
В тот же день А.С.Келину и всем «осадным» полтавчанам в полой бомбе была переброшена благодарность за стойкость и мужество, а также обещание великого государя «немедленно приложить старание освобождения города Полтавы». В ответ комендант сообщал о высокой смертности среди полтавчан и беженцев и просил 50 пудов пороха. (Этого количества хватило бы на 1 000 человек по 20 патронов каждому). Порох, серу и лекарства в Полтаву метали в полых бомбах. Разведка боем в разных местах Ворсклы усилилась. Через перебежчиков до шведов доходили вести, что готовится нападение через реку сразу в трёх местах.
Объём русских земляных работ поражал шведов. Через все протоки Ворсклы вплоть до её последнего рукава на фашинно-земляной дамбе была создана громадная крепость, рассчитанная на круговую оборону: «Линия была сильно укреплена и так широка, что по ней, как по дороге, могли бы идти 16 человек. Для безопасности по обе её стороны были воздвигнуты валы из фашин и чернозёма толщиной в 4-5 локтей, так что наши стоявшие у высокого берега 6 пушек не могли причинить вреда пехоте, которая могла свободно и безопасно там перемещаться, тем более, что валы были в рост человека. Этой и другими мерами противник хотел установить свободное сообщение с городом и довольно сильно обстреливал нас не только пушками, но и мушкетами, а также метал и гранаты. Этим он пытался заставить нас дать ему свободу действий. Но здесь он обманулся. Наши мушкеты и стоявшие на высоте 6 пушек, которыми командовал один из подполковников артиллерии, а теперь подполковник Пост, создали такой сильный заградительный огонь из ружей и пушек, что нам не пришлось вмешиваться».42
Поражение «нависло» над шведами и это чувствовали обе стороны. Скандинавы потеряли почти всех инженеров фортификации и тех, кто в ней хоть как-то разбирался - все были либо убиты, либо ранены43. 8 июня в сторону Карла XII, следившего с береговых траншей за русскими работами, велась сильная стрельба. Король не пострадал, но рядом с ним был ранен в ногу советник канцелярии Густав Генрих фон Мюллерн. Молдавские конники группами переходили к русским. Крестьяне Полтавщины даже в одиночку нападали на врагов - так было 16 июня, когда украинец бросился на нескольких шведов, ехавших в телеге. В Жуках 18 июня казак вбежал в хату, где жил Мазепа, собираясь его пленить и увести, но был схвачен шведской охраной.
Незадолго до битвы одна украинская вещунья, сознательно идя на смерть, предрекла Мазепе, что ни ему, ни шведам не видать Полтавы, а будет только большое кровопролитие. «За правду» она была похвалена, потом обезглавлена.44
Каролинцы, мазепинцы и запорожцы находились в плотной блокаде. Лошадей приходилось кормить листвой. Состояние запорожцев под Полтавой было угнетённым. Сечевая вольница жила военными набегами, охотой и рыбной ловлей, но не земледелием. Принуждение к лопате и кирке считалось унизительным. Шведы не допускали крупных совместных акций с Низовым войском, убедившись под Соколками в его «нерегулярстве». Не было и самостоятельных вылазок рыцарей степи против казаков Скоропадского и тылов Русской армии, как это делали калмыки и донцы против шведов. От полтавской артиллерии, еженощно запускавшей в осадные траншеи большие гранаты, сечевиков, которых было в 4-5 раз меньше, чем шведов, гибло намного больше. Лекарей, лекарств и санитарного обеспечения они не получали.45 Запорожцы грабили, а иногда и убивали «союзников» - шведов и называли «шельмой» Мазепу за обман о татарской помощи.
При бомбардировках они разбегались с земляных работ, «ибо так боялись гранат и пушек, что готовы от них бежать на край света. Их лагерь был при генерал-майоре Кройце в миле от Полтавы и оттуда они всё время посылались на работу, которая хотя и оплачивалась, но со временем стала досаждать, так как там многие из них расплачивались жизнью. Сюда прибавлялось и жестокое обращение противника, который со всеми пойманными запорожцами дурно обращался и угрожал сажать на кол.46 После разгрома полковником П.И.Яковлевым Запорожской Сечи 14 мая 1709г. двое пленных были оставлены живыми, но с отсечёнными левыми руками были посланы в шведский лагерь.47 Казаки, которые не хотели быть в «измене», уходили в Чигирин. 20 мая в русском лагере запускали салют по случаю разорения Сечи - тылового заплечья Карла XII, ведущего к крымским татарам.
В первых числах июня в окружении короля и шведской полевой канцелярии из-за тяжёлого положения под Полтавой началась открытая критика короля. Шведы измучились от жары, безводья, непрерывных дежурств на постах и тревожных ночей, когда спать приходилось при оружии. Коней не рассёдлывали по четверо суток. Со всех сторон ожидали противника. «Великая скудость» в хлебе была и у сердюков и компанейцев Мазепы, которого держали под надзором два конных шведских полка. Русские солдаты мучились от невзгод не меньше шведов, но они имели за собой сильный тыл.
Вот как описывал Петре первые июньские дни: «7(8) июня. В полдень я должен был перейти на другую линию позади землекопов. В это время капитан Экман и лейтенант Перман из службы фортификации были ранены. До сдачи вахты вечером в 6 часов разразился неслыханный ливень, которого, сколько живу, я никогда не видел и не слышал. Он залил траншеи так, что все мы по бёдра стояли в воде. С поля вниз сносило сдохших лошадей несущимися водными массами. Ручьи, в которых прежде едва сочилась вода, превратились в мощные потоки глубже, чем длина пики. Когда я спустился к роте, которая располагалась в лощине, окружённой с трёх сторон высотами, я увидел свою палатку, полную водой, в которой плавал мой пустой баул. Для выпуска воды пришлось откопать канавку и только после этого можно было забраться в неё. Ночь дала нам скверный отдых из-за ужасных звуков большого количества болотных черепах, водящихся здесь и беспокоивших нас всю ночьЛ%, а также из-за скопища мух, роившихся в палатках после дождя. Вообще во время осады ночи мало радовали, не давая полноценного отдыха и сна. Когда нас сменяли с караула, большую часть ночного времени нужно было проводить в боеготовности и быть при оружии, а днём, когда наконец можно было почувствовать себя в безопасности, нам мешала чудовищная жара и зной, изнурявшие и лишавшие сна.
После страшно морозной зимы, причинившей нам много вреда, последовало столь же беспощадное лето, доставившее не меньше бед. Нам нужно было совершать переходы по плоской степи без городов и посёлков по огромным равнинам, где нельзя было найти воды. Не было даже тени, ибо у сёл и городков не было леса или деревьев».49
Стоянки шведов загрязнились нечистотами и падалью, над которыми кружились рои насекомых. Многие генералы предлагали отступить в Польшу. Неудачу осады шведы списывали на недостачу шанцевого инструмента, непригодность запорожских «землекопов», упадок сил караулов, нехватку осадной артиллерии и боеприпасов.50 О стойкости полтавского гарнизона и умелой организации обороны А.С.Келиным, естественно, никто не говорил.
Очень недовольны были в штабе короля мазепинцами.
«Теперь как тут, при дворе, так и в канцелярии начинают критиковать и обсуждать происходящие события.
[Первое]. Его Величество король прежде никогда не соглашался и слышать не хотел, чтобы в армии порядочные женщины сопровождали в качестве жён своих мужей. Ныне же все должны терпеть казачьих баб и всякий сброд («das Cosakische Frauenzimmer und Gesindel»), который тащится повсюду, сильно отягощая армию. Его к тому же должны были взять под королевскую защиту.
Второе. Прежде они [шведы] не хотели заключать союза с христианскими державами, а теперь пытаются под рукой сделать это с турками и татарами, как это произошло с этими запорожцами.
Третье. Прежде они сами при заключении союзов могли претендовать на субсидии, а теперь сами должны платить деньги. ...После того, как к фельдмаршалу пошли жалобы от всех полков на плохое питание, он велел оповестить крестьян по всем деревням, чтобы те указывали свои тайные припрятанные ямы-хранилища, или сами их раскапывали и привозили зерно сюда -за всё им будет заплачено. Нехватка [продовольствия] день ото дня становится всё больше, всего в обрез и даже за деньги ничего нельзя достать».51
Впрочем, терять сечевиков шведы не хотели. Для лучшего контроля запорожцы, как вспомогательные добровольцы («hilfswillige») в Вермахте во Второй мировой войне, распределялись по шведским частям. Тревожный момент наступил 8-9 июня, когда все запорожцы, не считая себя обязанными во всём подчиняться шведам, собрались покинуть их. Задержать «казачьих землекопов» было поручено Мазепе. Вначале недовольным намекнули о шведской силе - 3 эскадрона Лейб-регимента, забрав всех полковых трубачей, громко трубили при подходе к их стоянке. Затем в карете с казачьей свитой и бунчуком прибыл Мазепа, решивший обходительностью взять «скаженных псов» (так он называл их в давней переписке с русским правительством). Запорожцы выстроились в два ряда. Гетман благодарил за прошлую верность и просил доказать её в будущем, несмотря на то, что противник угрозами пытается отсечь их от шведов. Все сполна получат за работу. Гетман указал, что у шведов еще сильная армия и конец будет благополучным, если они и дальше останутся верны. Весомым аргументом стало обещание двух бочонков с золотом, татарской помощи, поживы в Полтаве и Москве (!) и немеренное угощение водкой. В ответ запорожцы обещали остаться при короле и Косте Гордиенко.52 Несомненно, стоявшие недалеко во всеоружии конные полки Кройца тоже оказали «дистанционное воздействие». (Через полтора месяца, 21 июля у Южного Буга под Очаковым казаки, подняв бунт, пытались выдать Мазепу русским; и С.Понятовскому со шведами с трудом удалось отстоять гетмана).
После бунта запорожцев, чувствуя, что упрямство короля тянет всех к катастрофе, 11 июня К.Пипер, советник канцелярии О.Гермелин и Мазепа решились уговорить Карла XII снять осаду и предпринять другие действия. Однако «железный дух последнего викинга» так и остался несломленным. Король о состоянии своей армии опрометчиво судил только по себе и если принимал решение, то его невозможно было отговорить.
13 июня на слова генерал-майора А.А.Спарре о том, что лучше умереть, чем оставаться в нынешнем состоянии и что в армии и Швеции все молят о мире, монарх невозмутимо отвечал: «не всё ли равно... не разобьём сегодня, так завтра, не завтра, так послезавтра, если это не случится на этой неделе, так через год, если не через год, то через 5 лет, если не через 5 лет, так через десять... всякий мир должен быть по совести, а раз так, то войну, пожалуй, можно вести всю жизнь».53 Положение в осаждённой Полтаве становилось таким же критическим. Провианта и пороха катастрофически не хватало. Организовавший умелую оборону герой-комендант Келин перерезал сапы, прокопанные сквозь вал, но писал, что «наши... долго держаться не могут». Он кормил солдат зерном, обнаруженным в ямах у горожан. По его расчётам, зерна должно было хватить только до конца июня, на июль же не станет хлеба и на 3 дня. Казаков содержали полтавчане. Многие мещане и сбежавшиеся в город окрестные люди умирали. Среди части жителей пошли видимо, разговоры о сдаче города. 8 июня Келин сообщил Меншикову: «Ознаймую вашей светлости о жителех: происходит в словах что иное нам непотребно. А не писать - от вашего светлейшества опасен гневу».54
Такое сообщение сильно встревожило и в тот же день 8 июня Пётр не ради главной баталии, но для спасения Полтавы решил нанести удар по неприятелю с нескольких сторон Русской армией, казаками Скоропадского и полтавским гарнизоном. Корпус Меншикова должен был переправиться через Ворсклу в двух верстах выше Полтавы. Дивизия Репнина - перейти реку против Полтавы и выбить шведов из прибрежных шанцев. Генерал-лейтенанту И.Х.Генскину со своим отрядом и Астраханским полком предписывалось совершить нападение из-за Ворсклы с юга на Старые Санжары, чтобы освободить пленных, захваченных в Веприке.
Сложная задача поручалась А.С.Келину. Ему следовало дать из пушек звуковой, а кострами световой сигнал к одновременной атаке шведских прибрежных окопов с двух сторон - от Полтавы и из-за Ворсклы. Выбив противника из окопов, он должен был быстро соорудить две линии «как галереи» вниз к реке, чтобы потом между ними был свободный проход в Полтаву.55 Кавалерии Ренне ставилась задача напасть на противника севернее Полтавы.
Коннице Г.Ф.Долгорукого и И.И.Скоропадского предписывалась вспомогательная операция. От р. Псёл Долгоруков с двумя пехотными и четырьмя драгунскими полками, с отрядом Г.С.Волконского, вернувшемся после взятия Запорожской Сечи, а также с несколькими тысячами казаков Скоропадского в ночь с 13 на 14 июня должны были без обоза, только с вьюками, идти к Жукам и «учинить добрую диверсию и ущерб», чтобы «разволочь» силы неприятеля. Для безопасности им следовало подготовить несколько мостов с предмостными укреплениями, защищаемые пехотой.56
В ту же ночь против шведской линии был построен кавальер (оборонительное сооружение с высокими, наполненными песком корзинами), откуда четыре пушки обстреливали снизу вверх монастырь. Ответная шведская стрельба разрушила туры.
Предчувствие большого кровопролития сгустилось над Полтавщиной. До шведов все чаще докатывались вести, что Русская армия вот-вот перейдёт Ворсклу. 11-13 июня природа в ответ на состояние людей отозвалась страшными грозами. Мощный потоп залил пойму реки, русские оборонительные сооружения и шведские траншеи.
Наводнение сорвало масштабный замысел царя. Вечером 13 июня войска Меншикова подошли к Ворскле, но переправиться не смогли. Пришлось отменить и переход дивизии Репнина против Полтавы. Как писал Пётр I «главное наше намерение тогда не исполнилось за превеликими дождями, от чего болоты веема... невозможны к переходу стали».57 Тем не менее, вся Шведская армия в эти дни была поднята на ноги, так как русское войско «чинило аларм (тревогу) сколько возможно» и ввело неприятеля в «конфузию», так писал Пётр I.
Напротив, «зело счастливо окончилась акция» генерал-лейтенанта Генскина, которую в общих чертах описал Пётр I и детально Г.И.Головкин.58 Старые Санжары шведы превратили в место концентрации русских пленных. Туда собрали не только тех, кто был взят в Веприке, но и захваченные в других местах - а именно: 1 полковник, 1 подполковник, 2 майора, 16 старших офицеров, а также 1 570 рядовых и унтер-офицеров.59 До середины апреля пленные содержались в относительной свободе, но так как часть из них бежала, то их загнали в одно место. Полковник Фермор ухитрился «тайным образом» прислать казака к Петру с вестью, что пленных заставляют печь хлеб для шведов и выполнять другие работы. Фермор сообщал, «что ежели б шведы только услышали какую туда подсылку, то он от них со всеми людьми свободиться может».60
По русским данным, в окрестностях Старых Санжар находилось 4 кавалерийских полка генерал-майора Крусе (3 500 человек), и несколько сотен запорожцев.
12 июня Генскин с шестью полками кавалерии и Астраханским пехотным полком, посаженным на коней, вышел из русского лагеря и спустился по левому берегу Ворсклы к Старым Санжарам, где пленные содержались под надзором 150 рейтар Лифляндского полка Дворянского знамени и запорожцев. Ворскла вздулась после дождей и «вчетверо» разлилась. Генскин ночью 14 июня с большим трудом, почти вплавь, перебрался через 4 рукава реки и использовал традиционный приём отвлекающих атак. Свой отряд он разделил - часть с полковником Рожновым пошла к ближнему монастырю, «дабы неприятеля тамо потревожить», другая часть вместе с нерегулярной кавалерией заслонила полтавскую дорогу, чтобы помешать «ретираде» врага и «сукурсу» (помощи) от Полтавы.
В 3 часа утра 14 июня оставшиеся 2 500 человек конного десанта рысью двинулись к Старым Санжарам. Перед городком астраханцы и часть драгун спешились, перебрались через сухие рвы и внезапно атаковали городок с трёх сторон.
Палисады пришлось штурмовать. Как только начался штурм, лифляндцы и, вероятно, запорожцы принялись убивать пленных. Те, подхватив дубьё, колья и поленья стали отбиваться. «Огненный бой» у палисадов и битва не на жизнь, а на смерть внутри городка продолжались два часа. Зажатые с двух сторон лифляндцы и запорожцы не выдержали и штурмующие «вооруженною рукою город взяли».
Вторично после Соколок генерал-майор Крусе проявил непростительную, на грани с трусостью, осторожность - не выручил своих. (Вайе извинял Крусе тем, что тот якобы не успел собрать вместе свои три полка. На самом деле, тот не осмелился пробить заслон русских драгун, предусмотрительно выставленный на полтавской дороге - см. ниже). Вся акция закончилась в 6 часов утра. После боя драгуны, казаки и калмыки неприятеля «так гонили, что малое число от 4-х полков спаслось и большая часть от оных побита и оные весьма разорены» - с удовлетворением отметил Г.И.Головкин. 1 270 «невольников» (такую цифру дал Пётр I) было освобождено, обоз «раздуванен», Крусе получил легкую рану. На поле и в городе «было сочтено более 1 000 неприятельского трупу», взято 8 знамён, один запорожский значок, 2 пушки и две полковых кассы с 200 000 талеров королевской казны. Среди 30 пленных рейтар был майор Кристофер Ребендер. Пленных было мало, «понеже живьём не брали». Генскин потерял ранеными 181, убитыми 60 человек.61 Потом Старые и Новые Санжары были подожжены.
О болезненности разгрома в Санжарах свидетельствовал Петре: «Противник не только освободил пленников и увёл их с собой, не только перебил некоторое количество наших солдат, но и отбил у нас пленных. Среди убитых были 1 майор - а именно Ребендер из полка Рижского дворянского знамени, 1 ротмистр, 2 лейтенанта, 1 корнет с 25 унтер-офицерами и рядовыми. Сколько с нашей стороны [всего] было убитых, узнать не удалось. Противник по их собственным рассказам и перехваченным письменным реляциям тоже оставил не мало своих на месте. Только убитых во время этой атаки было 1 прапорщик, 1 унтер-офицер, 58рядовых и 39 лошадей. Раненых по их собственным реляциям было: 1 майор эскадрона, 5 капитанов и 5 секунд-капитанов, 7 фендриков, 7 унтер-офицеров 159 капралов и рядовых, 40 лошадей. Это было уже второе несчастье, постигшее генерал-майора Крусе при его командовании за короткое время. К этому можно добавить и его слабое обеспечение безопасности и неосторожность. В Старых Санжарах он имел только Рижский полк дворянского знамени в 160 человек, некоторое количество солдат и несколько запорожских казаков, которые должны были не только воспрепятствовать нападению из-за города противника, но и отбиваться от русских пленных, начавших кольями и дубьём бить наших, чтобы освободиться. Три других полка, стоявших неподалёку, не смогли быстро прийти на помощь, так как были далеко и им преградили путь несколько полков противника, стоявших между городом и Крусе. Вот почему не могло и быть другого результата».62
Отвлекающая акция на другой стороне Полтавы тоже удалась. Несколько тысяч казаков Скоропадского вместе с четырьмя драгунскими полками Г.Ф.Долгорукого после полудня 14 июня сбили мазепинцев и запорожцев с поля, проскочили через Петровку, гнали их почти до шведской штаб-квартиры в Жуках и напали на обоз и кавалеристов Кройца. Они могли бы захватить там Мазепу, если бы действовали тихо, но, подняв громкий крик, преждевременно вспугнули всех. Реншёльд привёл армию в боевую готовность и вывел большую часть кавалерии к Жукам. Там «со страшным гамом» началась перестрелка между казаками двух сторон. Когда 6 эскадронов подполковника Х.А.Гротхаузена надвинулись на конницу русских и малороссиян, те ушли с горы у Петровки за реку.63
Но «главное намерение» - прорваться к Полтаве через пойму Ворсклы было сорвано непогодой и цепкой обороной шведов, устроивших сильную 3-х километровую укреплённую линию вдоль берега реки с большим гвардейским шанцем, двумя редутами и десятком бастионов. Не одолев жёсткий и умело организованный отпор, русское командование 15 июня приняло новый план - «перейти Рубикон» - Ворсклу и стать лицом к лицу с Карлом XII.
15 июня «учинён воинской совет, каким бы образом город Полтаву выручить без генеральной баталии (яко зело опасного дела)».64 Учитывая вероятность неожиданных ударов короля, войска перемещались, прикрывая себя как щитами с трёх или четырёх сторон громадными земляными ретраншементами. Передвижение подобных «фашинно-земляных щитов», как указывалось, началось с 16 мая (за Ворсклой) и продолжалось больше месяца - вплоть до 25 июня 1709 г.
Генерал-лейтенант К.Э. Ренне с пехотными, конными полками и несколькими тысячами волохов, казаков и калмык в конном и пешем порядке перешёл реку по двум мостам у д. Петровки. Пошёл отсчёт дней поворотной битвы Северной войны. Чтобы без помех укрепиться на плацдарме, для отвлечения внимания к стоянкам шведской кавалерии Кройца он пустил 500 драгун и всех нерегулярных конников, оставив в лесных зарослях засаду из двух спешенных драгунских полков. Ложная атака выполнила свою задачу и отвлекла на некоторое время внимание противника от плацдарма. В «реляции» русскому послу в Дании В.Л.Долгорукому Г.И.Головкин естественно, преувеличил напор атаки. Он писал, что шесть шведских кавалерийских полков якобы во главе с самим Карлом XII «с великою фуриею» доскакали до леса, но были отброшены дружными залпами. Вслед за отступающими некоторое время гнались всадники Ренне «и многих от неприятелей порубили».65 Ближе к истине осветил эти события Зильтман: «утром московиты снова навели здесь тревогу - напали на форпосты. Здешние казаки некоторое время там и сям схватывались с ними и только когда туда выдвинулся корпус драбантов, те ушли».66
Ренне вернулся на левый берег Ворсклы, «оставя несколько людей на оной стороне для содержания переходу чрез помянутую реку».67 Спешно обметав себя рогатками, драгуны по обеим сторонам лощины, по которой они вышли на плато, начали сооружать предмостные укрепления из двух групп редутов, соединяя их реданами и валами. «Крепкий пост», как писал Пётр I, рос на глазах. На плане генерала Алларта одна группа редутов показана в виде кронверка с пятью бастионами. На схеме, приложенной к «Отчёту» Левенгаупта, кронверк имеет вид цепочки из 6-7 редутов, а другая сторона выхода из лощины защищена девятью редутами и реданами между ними.
Как отмечал Вайе, сорвать эту работу было можно, но король предпочитал расправляться с врагом в открытом поле. Поэтому Реншёльд получил распоряжение выступить ночью к Петровке с семью полками пехоты и десятью кавалерии, чтобы дать там русским сражение.68 Польский историк З.Анусик полагал, что Карл XII, «заманивая» противника, якобы намеренно ослаблял свои силы к северу от Полтавы.69
С такой гипотезой трудно согласиться. Царь сжимал шведов с востока, севера и запада. Король, сковавший себя осадой Полтавы, следил главным образом, за Русской армией, упорно продвигавшейся к городу через реку. Если бы он хотел «заманить» русских, то не отправлял бы фельдмаршала с 17 полками за 12 верст к Петровке. К тому же Карл умел давать битвы не только в поле, но и успешно нападать на укрепления (Нарва 1700, Головчин 1708). Будучи прекрасным тактиком, король, взвесив все факторы, видимо, пришёл к выводу, что нападение ослабевшей к весне 1709 г. Шведской армии на русский лагерь в поле за Ворсклой, штурм Полтавы или удар по новой «наступающей крепости» (П.А.Кротов) обойдётся дорогой ценой.70
В середине июня цель перехода на «шведский берег» и поиск «над неприятелем счастия» состояли не в уничтожении Шведской армии, а в деблокаде Полтавы, освобождении Гетманщины от скандинавской оккупации и вытеснении пришельцев за Днепр. Связав шведов гарнизоном Полтавы, царь беспрепятственно занял плацдарм на «шведском» берегу реки. Пётр переиграл короля не только в стратегии, но и в тактике.
Утопающий хватается за соломинку. «Не замечавший» ранее Левенгаупта, не посвящавший его никак ни в планы и не дававший никаких поручений, Карл XII поздним вечером 15(16) июня сменил гнев на милость и решил посоветоваться с разбитым в пух и прах при Лесной генералом, который уже улёгся на ночь в мундире. «Ваше Величество должен собрать всё своё войско против неприятеля и не возиться больше с Полтавой» - сказал граф. Собственный ответ он прокомментировал так: «однако я сразу заметил, что это никак не во вкусе короля - они врага хотел разбить и Полтаву взять... Примерно в 11 часов ночи король вышёл и сел на коня. Я сделал то же самое и мы всю ночь ездили вверх и вниз по разным местам. Я не мог понять, ради чего это было». 71 Таким образом, только 15 июня с графа была снята опала и он был подключён к командованию войсками.
Карл XII в это время с лейб-батальоном Дальского полка устремился в противоположном направлении - к постам лейб-драгун капитана Гюнтерфельда южнее Полтавы. Там, по его мнению, было более опасное положение - за ночь укреплённая линия Петра через пойму Ворсклы значительно продвинулась, русская пехота выстроилась вдоль берега, а казаки стаями бросались через реку и стреляли в шведских драгун. Шведы спешно усиливали линию поперёк русской. Пока рабочие команды не отсыпали вала хотя бы по колено, они сильно потерпели от русских мушкетёров.
Карл XII родился 16 июня (17 июня по шведскому стилю). И как раз на 27 году от рождения, между 6 и 7, либо между 8 и 9 часами утра, он принял свинцовый подарок от русских («любезность» - как иронизировал сам король).
Ранение всего за 11 дней до шведской катастрофы, беда, которую каролинцы считали судьбоносной, не было случайностью. Не шальная пуля выбила Карла XII из строя - ранение стало следствием напора войск Петра I в месте отвлекающего удара.
Из-за важности этого события приходится дать несколько обширных выдержек из источников. Король с разных мест хотел убедиться, насколько серьёзен нажим из-за реки к Полтаве. Когда в районе д. Нижние Млыны с горы спускался полковник Сигрот с лейб-ротой, Карл XII по открытому месту вырвался далеко вперёд. Казаки убрались на ближний островок, откуда непрерывно продолжали вести огонь. Запорожцы отвечали из своих длинных ружей, обстреливая другой берег, где была русская пехота.72
Опальный генерал вспоминал: «Как только мы приехали на луг и увидели готовые к бою мушкеты противника, стало ясно, что пуль жалеть не будут и они плотным роем засвистят мимо наших ушей. Я очень просил Его Величество не ехать дальше, но ничего нельзя было поделать. Я сказал, что ни один унтер-офицер не должен подставляться так, как это всегда делает Его Величество своей высокой персоной. Всё было напрасно. Между тем лошадь, на которой я ехал, ранили в ляжку и тогда я сказал Его Величеству: «Всемилостивый государь, моя лошадь подстрелена. Ради Бога, прошу Ваше Величество, уедем отсюда. Здесь нечего делать - сыпется град пуль». Король отвечал мне: «Ничего не будет, вы получите новую лошадь» - и тут же поехал ещё ближе под вражеские выстрелы. Потом замедлил ход лошади, и шагом стал заворачивать... Я сказал: «Речь идет не о лошади, но о высокой персоне Вашего Величества. Так не выставляется ни унтер-офицер, ни лейтенант; тут не основной пост; я еду своей дорогой» - и поехал назад, после чего Его Величество медленно последовал за мной. На обратном пути мы проехали место, где я жил. Там я оставил свою раненую лошадь, взял другую, в то время Его Величество отъехал прочь.
Нужно сказать, что противник недалеко от Полтавы, около одной деревни [Нижние Млыны - В.А.] в четверти шведской мили, где занимали пост лейб-драгуны, пытался перейти в двух или трёх местах. Король быстро поехал в том направлении, приказав следовать за ним пехотному батальону и части кавалерии. Я поскакал туда же, как можно быстрее. Его Величество, захватив с собой я думаю, не больше 30 лейб-драгун, отогнал партию неприятеля. Он же свёл вниз к постройкам у реки сотню наших пехотинцев, чтобы воспрепятствовать переходу противника и встретил меня и часть прибывающих войск перед той деревней. В это время часть неприятеля спешилась и засела со своими длинными ружьями за продолговатым приречным пригорком. Оттуда каждого из нас, кто спускался к воде, они могли через реку подбить как птицу. Король недолго задержался после того, как он встретил нас за деревней, но повернул тут же лошадь и поскакал быстро, как мог, этим же путем вниз к реке. Несколько наших во время спуска были убиты и ранены, но король ездил в разных направлениях, как будто не было ни малейшей опасности. Этого я еще не мог знать и всё видеть, покуда медленно ехал с высоты. Я спускался вниз по этому пути, чтобы вытянуть оттуда, если это возможно, Его Величество. И в это время меня встретил офицер и сказал: «Король ранен». Я воскликнул: «Помилуй Боже, опасно?» На что тот ответил - «В ногу».
Я поехал дальше вниз и встретил Его Величество, одного и совсем бледного. Я спросил: «Помилуй Господи, всемилостивый государь, как состояние? Вы видите, Ваше Величество, я ведь не раз прежде говорил и всегда опасался этого!» Король отвечал: «Только в ногу. Пуля сидит внутри, я хочу, чтобы её вырезали и всё должно быть в порядке». И тут же отъехал назад. Я же остался тут, так как Его Величество дал мне какое-то поручение. Несмотря на ранение, король поехал не сразу к себе, но сначала по разным апрошам, после чего удалился в свою квартиру, чтобы перевязаться.
Всё это было проделано противником, чтобы лучше скрыть свой действительный план и переправиться дальше, в другом месте. По его перемещениям и маршам я скоро понял, что здесь он не имел серьезного намерения перебираться, особенно после того, как снова начал отходить. Поэтому я поехал в штаб-квартиру, чтобы сдать всеподданнейший рапорт и узнать, что с Его Величеством. Король лежал на ложе и его как раз перевязывали. Тут я увидел, как опасен был выстрел - как раз сквозь левую ступню. Пуля прошла насквозь и осталась в чулке поверх ступни. Выстрел произошёл, когда Его Величество снова поднимался на высоту. Какую растерянность и смятение произвело это во всей армии, каждый может легко себе представить».13
С.Понятовский, посол от Станислава I Лещинского при Карле XII, считал, что в короля попал кто-то из русских солдат из нарезного карабина. Сцену ранения он описал так: «Шесть тысяч московитов подошли потом как будто с целью перейти через Ворсклу на расстоянии полутора миль от Полтавы. Несколько казачьих сотен, невзирая на пикет из 48 коней, поставленный для наблюдения за ними, переправились вплавь и напали на шведскую стражу у Полтавы. Король, по своему обыкновению объезжавший все посты на самой заре, имел удовольствие с 18 конями прогнать их и преследовать до места их переправы, где он и остановился на некоторое время на берегу, следя за тем, как они бросались в реку. Московские войска, находившиеся на той стороне, вели частый огонь: направленная оттуда из нарезного карабина пуля пронзила ногу короля от пятки до конца пальцев, перебив все кости ступни... Вместо того, чтобы подумать о своей болезненной ране, король в течение более двух часов объезжал все посты всего лагеря, ... хотя кровь из неё текла в изобилии».1''
Г.Адлерфельд приписал роковой выстрел казаку: «В то время, как король неустанно разъезжал по разным направлениям, чтобы увидеть, что происходит у неприятеля, стоявший на другой стороне не слишком тут широкой реки казак прострелил королю сапог и раздробил ему ступню. Эти ничего не стоящие люди использовали длинные ружья, которые они называли «турки», стрелявшие на пять сотен шагов, и которыми они наносили нам довольно много вреда, но никогда так много, как в этот раз, к великому нашему несчастью».15
Петре писал: «...противник сделал вид, что собирается перебраться на правую сторону реки в 3А мши от города... и полагал вытеснить нас оттуда. Капитан Юнтерфельт... дал знать тремя курьерами об этом переходе противника Его Королевскому Величеству и господину Левенгаупту, которые всё время находились около нас и попросил помощи, так как неприятеля становилось всё больше и больше. Его Королевское Величество, услышав звуки нескольких залпов, решил помочь капитану, взяв с собой, как мне говорили, лейб-батальоны Дольского и Хельсинкского полков и послав полковника Сигрота, подполковника Герттена и майора Свинхувуда. В 6 часов мы начали наш поспешный ход к тому месту, где противник начал переправу ив 8 часов утра мы туда прибыли. К 12 часам Ворсклу перешло уже 1 500 человек, державшихся на маленьком островке, имея перед собой еще один небольшой рукав Ворсклы, который они собирались перейти и напасть на нас.
Так как тут было очень тесно, то батальон остался на дороге и в лесу, обратив только фланг к противнику, который тем временем начал нас обстреливать. Его Королевское Величество приказал выступить одному офицеру с 16-20 солдатами и расположиться у изгороди сада, у того рукава реки, который противник собирался перейти, и открыть огонь по нему. Полковник Сигрот отправил лейтенанта лейб-роты Дольского полка Варгера на позицию, где он должен стоять... и где (к великому несчастью Господнему) должна была пролиться драгоценная кровь Его Королевского Величества. Пуля из неприятельского мушкета прошила насквозь его левую ступню. Случилось это в половине девятого утра, в день рождения Его Королевского Величества.
Его Величество, не позволяя себе обращать внимание на ранение, поехал оттуда к роте, где я был. Там я должен был взять 24 человека для сопровождения вновь прибывших сюда и подчинённых Войнаровскому запорожцев. Они должны были идти в лес, и стрелять по противнику из своих отличных нарезных ружей. Сопровождение было нужно, чтобы прибывающие шведские части не приняли наших союзников за противников. С назначенной командой и одним унтер-офицером я пошёл выставлять шведский щит вокруг них, чтобы воспрепятствовать нанесению нашими войсками ущерба по незнанию, о чём просил племянник Мазепы Войнаровский. ...После этого Его Величество осторожно, шаг за шагом, поехал от нас, а я направился в соответствии с приказом к запорожцам. Я сразу заметил, что Его Величество имеет какое-то ранение, так как он был немного опечален. ... Через один час Его Величество приехал в свою ставку
...После того, как запорожцы стоявшие в лесу (я был среди них с охраной) нанесли противнику заметный ущерб своей стрельбой, которая так производилась, что тот вынужден был уйти с островка и от воды в свой ретраншемент за рекой, оставив на месте сотню или более убитых. С нашей же стороны было не более двух раненых».16
Выход из строя талантливого вождя если не парализовал, то сковал шведских военачальников. Монарх-полководец был залогом шведских побед; и рядовые, и офицеры были уверены, что Карл XII находится под защитой Всевышнего. Теперь Господь дал тревожный знак - грядёт худое. 2 доктора и 4 лучших фельдшера армии, несмотря на нехватку медикаментов, делали всё возможное, чтобы облегчить положение короля.
В роковой для шведов день войско Петра I сделало крупный шаг к победе. Отвлекая противника частыми вылазками и пушечной канонадой из Полтавы и армейского лагеря, авангард Рённе за ночь над обрывом у Петровки соорудил предмостное укрепление. 6 или 7 окружённых рогатками редутов, соединённых валом с флешами, где засело 3 тысячи пехоты и были пушки.77 Редуты прикрывали и переходы через реку.
Когда стычки под обрывом у Полтавы затихли, король около 10 часов утра послал Реншёльду приказ сойтись с противником у
Петровки. «Выполняя высокое распоряжение, мы придвинулись к шанцам, которых за ночь уже было сооружено 5 или 6» - писал Вайе.
Шведский фельдмаршал с войсками, выстроенными в три боевые линии, подошёл на расстояние пушечного выстрела к редутам Петровки. Силы шведов явно превосходили авангард Ренне. Часть драгун была спешена из-за нехватки пехоты и поставлена между конными эскадронами. Реншёльд совершил молитву и ждал только приказа, чтобы сбросить русский авангард с обрыва в Ворсклу. К флангам шведов были пристроены запорожцы и мазепинцы. Наблюдать предстоящий бой собрался и Мазепа.
Г.И.Головкин, не зная ничего о ранении короля, события 16 июня осветил так: «16-го числа повелел Его Царское Величество господину генералу Галарту влеве от Полтавы, по той стороне Ворсклы у лесу, против неприятельских, тамо учинённых редут, пост занять, дабы удобнее коммуникацию з городом учинить. Також повелел вправе от Полтавы генералу-лейтенанту Рену с тремя полками пехоты и корпусом кавалерии на той стороне реки Ворсклы пост занять и тренжемент учинить. И то обоє счастливо и без урону исполнено, ибо налеве пост занят и направе несколько редут с линеею учинены. И хотя неприятели непрестанно трудятся пушечною и мушкетёрною стрельбою наших людей из тех мест выбить, однакож, по сё число того изполнить немогл, но с уроном отогнаны.
Мы имеем ведомость, что король швецкой 16 сего з 12 000 человеки в походе был [и хотел] генерала-лейтенанта Рена отаковать,78 но как помянутый генерал-лейтенант на него ис пушек несколько раз выстрелил и король увидел, что наши уже изрядно ошанцовались, того ради ту атаку, хотя наши редуты тамо токмо тремя полками инфантерии осажены были, не отважился восприять, но возвратился, ничего не учиняя, паки в свой обоз назад. Також неприятели на левой стороне на наших нападение учинил и оных из их, ночью преж сего занятого поста, выгнать искали. Однакож с великим уроном оттуду отогнаны».19
Р.Петре о том же писал таким образом: «Тем же утром его превосходительство фельдмаршал Реншёльд вывел большую часть Шведской армии на поле между деревнями Жуки и Петровка. С ним был запорожский гетман Мазепа с частью своего воинства. К этим деревням на 2 'А мили по правому берегу реки растянулся ретраншемент противника. Вывод армии его превосходительство объяснил тем, что противник тоже выступил в поле из своего лагеря и выстроился в боевой порядок. Однако ни с той, ни с другой стороны боя не начинали. Как только противник начал выходить из своего лагеря, его превосходительство фельдмаршал отправил к Его Королевскому Величеству с донесением о происходящем драбанта Дугласа (которой был при нём за адъютанта) и спрашивал, что делать. Около полудня он через Дугласа получил весть, о ранении Его Величества и сообщение, от него, что фельдмаршал может поступать так, как сочтет нужным - либо напасть, либо отступить. Был отдан приказ уйти обратно в лагерь оставаясь в полной боеготовности. Ничего другого в этот день не было».0
Зильтман, который видел всё собственными глазами, поразился, как основательно русские закрепились на плацдарме и как быстро Реншёльд отказался от полевого боя, после того, как противник стал бить в литавры и выдвигаться вперёд. Генерал-майоры во время совещания указали на невозможность атаки и вообще высказались за снятие осады Полтавы. Своё отступление фельдмаршал прикрывал мазепинцами, которых прогнали казаки царя. «Так как [шведские] войска пока ещё стояли на расстоянии пушечного выстрела от противника, фельдмаршал с армией, выстроенной в три линии, переместился вперёд и остановился. И только тут убедились, насколько противник усилил себя земляными укреплениями и испанскими рогатками. Поэтому фельдмаршал поднялся на бугор, чтобы уточнить положение неприятеля. Потом он сошёл вниз на сторону и созвал генералитет на военный совет. Когда большинство голосов высказалось за атаку, то фельдмаршал раскрыл одному из генералов, что случилось с королём.
Когда московиты начали бить в литавры, пришли в движение и продвинулись вперёд на несколько шагов, (однако, не стреляя из ретранжемента и двух выставленных пушек), фельдмаршал приказал армии развернуться направо и отойти на прежнее место.
Здесь шведы задержались еще на некоторое время, а потом, оставив несколько команд для наблюдения за противником, отступили. Всё это я видел собственными глазами и следовал повсюду за армией. Гетман Мазепа тоже был здесь и привёл с собой казаков, которые вместе с запорожцами поставлены были по краям левого и правого флангов.
Московские казаки и калмыки во время подхода шведов стояли справа вне московитского лагеря у небольшой возвышенности. В ту же ночь московиты сильно стреляли и из Полтавы и с той стороны реки, стараясь переправляться. Потом они атаковали форпосты лейб-драгун, убив и пленив 15 человек.
Там они держались до тех пор, пока не подошёл полковник Сигрот с двумя батальонами и не вынудил их отступить. Была сделана и вылазка из города. Кроме того, [противник] весь день продолжал сильно стрелять и производить работы.
...В эту же ночь московиты пытались снова напасть на генерал-майора Крусе, но так как он об этом заранее был извещён, то приказал сжечь город Голтву вместе с палисадом и вышел в поле. При этом ему на помощь было выслано ещё три полка драгун».1
О второй половине несчастного дня 16(17) июня Вайе написал так: «После полудня кавалерийские посты у ближайшей деревни были оставлены и мы с остатком войск ушли снова к Полтаве, куда из Жуков переместшся и королевский двор, вместе с которым наш всемилостивейший король изволил расположить и свою квартиру недалеко от гвардии по эту сторону города».2
Адлерфельд считал, что Реишёльд совершил непростительную ошибку, не сбив противника с плацдарма и позволив ему на своих глазах укрепиться, хотя это было легко сделать. С этим надо согласиться. Если бы король не выбыл из строя, он не позволил бы русским беспрепятственно зацепиться за правый берег Ворсклы. Шведское командование на 11 дней ушло в глухую оборону, отдав всю инициативу русским. В штаб-квартире Петра только через 9 дней, 25 июня услышали от перебежчиков и языков фантастические россказни о ранении короля.83 О замешательстве противника ничего не знали и осмотрительность верховного руководства не ослабла и после 25 июня.
В ночь с 16 на 17 июня по указу Петра фельдмаршал Шереметев, генералы Репнин и Алларт самолично организовали шестью-семью сотнями гренадёр и мушкетеров нападение на шанцевые позиции Кронобергского, Естгётского и Вестерботтенского полков у реки. По шведским записям ожесточённый ночной бой продолжался полчаса и шведы понесли существенные потери - более 70 человек было убито и много ранено.84
17 июня русское командование продолжало отвлекать шведов от петровского плацдарма. Ночью «заречный ретраншемент» придвинулся к шведской поперечной линии до 15 шагов. В отсутствие короля Левенгаупт дал распоряжение, что если на следующую ночь противник продвинется ещё ближе, то придётся отбрасывать его вылазками. Вниз в шведскую линию спустилось около четырёх полков. Ни одного выпада против «заречной крепости» шведы так и не произвели, но встретили русских сильным огнём.
Вечером 17 июня солдат Естгётского полка удачно забросил огонь в сухие фашины и шанцевые корзины русских. Быстро вспыхнуло пламя, погасить которое было трудно из-за сильного мушкетного обстрела шведов. Вайе ошибочно счёл, что именно этот пожар заставил русских отказаться от дальнейшего продвижения к Полтаве через реку. Верно, что с 18 июня все работы за Ворсклой были прекращены, но не из-за возгорания фашинных валов. Вся армия начала готовиться к смене позиции и наступлению на неприятеля с севера.
Рано утром 18 июня чтобы отвлечь внимание от Русской армии, собравшейся уходить на север вдоль Ворсклы, несколько эскадронов вышли из-за редутов у Петровки и обозначили ложное «наступление». Шведские полки, занимавшиеся фуражировкой, подняли тревогу и отступили. Обозу была дана команда переместиться назад. Кавалерия Кройца в полном составе стала выдвигаться навстречу русским эскадронам. Когда Реншёльд провёл разведку и убедился в незначительности наступления, нескольким полкам было велено вернуться назад и расседлать коней.
Позже в тот же день, на петровский плацдарм ушла дивизия Алларта. Переправу усилили уже 29 пушками, из которых три были крупнокалиберные восьмифунтовые.85 Тяжёлую артиллерию перебрасывали по мосту у с. Гавронцы, в 14 километрах выше Полтавы и в трёх километрах от д. Петровки.86
Реншёльд так и не решился сбросить полки Ренне и Алларта в Ворсклу. Увидев, что «московитов становится всё больше», он сместил все полки и обоз от Жуков к Полтаве, чтобы сконцентрировать армию. Там было очень мало воды для людей и животных, а ещё меньше продовольствия. Искать крестьянские ямы с зерном было негде и хлеб в эти последние дни получали только из Кобыляк. (Путь на юг Русская армия так и не перекрыла).
18 июня Пётр приказал весь обоз и багаж «от всех 3-х дивизий» и «тягости» от артиллерии, «которыя в нынешней случай к неприятельскому отпору непотребны», из предосторожности отправить далеко к д. Великая Рублёвка, расположенной на 28 км севернее Петровки.
19 июня царь повелел полкам Скоропадского идти от Белоцерковки в обход Шведской армии широким крюком на Сорочинцы и Будыщи для соединения с главной армией.
В тот же день 19 июня вся Русская армия готовилась к переходу в Петровку, хотя некоторые военачальники советовали оставить в лагере за Ворсклой часть армии. Пётр-полководец для решающей схватки правильно решил вывести против шведов все силы. Отвлекать внимание противника мелкими нападениями из-за Ворсклы уже не имело смысла. Предстоящая операция сохранялась в глубокой тайне. Полтава держалась на пределе сил (нехватало пороха, а сапами-траншеями противник «уже сквозь валик и палисад вкопался») и чтобы не привести её защитников в отчаяние, Пётр вечером этого дня бросил Келину 6 копий своего указа в полых бомбах, в которых писал, что армия уходит к «Петровскому мосту» искать баталии с неприятелем и пробиваться «всем войском» к городу с севера. Во время предстоящей битвы «близ города» полтавчанам предлагалось сделать вылазку «как сильно можете». Если шведы к северу от Полтавы выстроят такой же сильный «окоп» как вдоль Ворсклы, то предписывалось держаться две недели, а в первых числах июля или позже, уйти за реку «без пожитков» под видом вылазки вместе с мужчинами полтавчанами против береговых шведских шанцев. У старого лагеря, гарнизон будет встречен отрядами русской конницы. Знамёна и дома подлежали сожжению, пушки должны быть брошены в колодцы или взорваны. Через неделю, за день до Полтавской битвы, у царя появилась «лучшая надежда» выручить Полтаву и он предписал Келину держаться «до половины июля и далее».87Пятью холостыми выстрелами подряд Келин подтвердил, что принял информацию.
В тот же день Пётр написал Г.Ф.Долгорукому, что будет «искать над неприятелем счастия» и вызвал к себе подчинённые тому войска, а также И.И.Скоропадского с казаками.
В час ночи с 19 на 20 июня вся Русская армия поднялась к «петровскому мосту» и плацдарму Ренне, защищенному редутами. Пехота и артиллерия перемещалась двумя колоннами. Передислокация не могла быть спокойной - всех заботила мысль: не будет ли «помешательства» от противника? В голове шли лучшие полки России - Преображенский, Семёновский, Ингерманландский и Астраханский, потом дивизия Меншикова, следом главная артиллерия, замыкала колонну дивизия генерала
Репнина.88 С флангов, защищая пехоту и артиллерию, тоже двумя колоннами, следовала конница. Поразительно, что сложнейшая переправа армии прошла без сучка и задоринки.89 Кавалерия по трём бродам, артиллерия и пехота по понтонному мосту у д. Гавронцы 90 перешли на правый берег Ворсклы, поднялись по пологому склону на плато и ночью 20 июня у д. Семёновки тут же занялись заготовкой фашин. Несколько дней вся армия рубила ветви и тонкие деревца, чтобы оградить себя фашинно-земляными ограждениями.
Ни перебежчики, ни шведская разведка заблаговременно не ничего не узнали об этой передислокации. Каролинцы так и не могли определить причину ночного гула за Ворсклой вплоть до утра 20 июня, когда они увидели опустевший русский лагерь и разрушенные переходы через Ворсклу у Полтавы.
Можно понять оплошность Реншёльда, прозевавшего ночной уход неприятеля к Петровке, но и позже он ничего не предпринял против опасного приближения противника. Шведский фельдмаршал не соорудил укреплённую линию против русских к северу от Полтавы наподобие той, что была устроена шведами вдоль Ворсклы, хотя этого ожидали русские.
Штаб-квартира царя опасалось не только этого, но и неожиданной диверсии неприятеля, однако все с облегчением вздохнули, узнав, что всё войско «перешло чрез реку Ворсклу на полтавскую сторону без всякого от неприятеля, которой оттуду в миле стоял, помешательства». Как раз 19-20 июня Карл XII впал в горячку и всё его окружение опасалось за его жизнь. (После того, как была пущена кровь из вены, жар и большая опухоль на ноге уменьшились). Теперь между русской и шведской армией не было никаких водных преград. Все знали, что баталия неизбежна, но всё-таки надеялись освободить Полтаву «подвижными валами» с севера и запада.
20 июня вместо того, чтобы обратить внимание на выросший на глазах новый лагерь у д. Семёновки, шведы начали обследовать оставленный старый и удивлялись, как можно покинуть такие «грандиозные» сооружения, на устройство которых было потрачено столько сил. «Противник покинул это место в пойме вместе со всеми произведёнными огромными работами, батареями, шанцами и ретраншементом».91 В старом лагере шведы обнаружили большое количество (сломанных?) железных и деревянных лопат, ядра, порох, муку и даже емкости с водкой (!) и несколько спящих человек. Скорее всего, это были обозные, которые ничего толком не могли сказать о причинах ухода армии. «Никаких сведений о русских планах и причинах спешного отхода добыть не удалось от них, несмотря на тщательные допросы».92 Валахи разложили среди фашинных сооружений огни, устроили большой пожар, дым от которого два дня поднимался высоко к небу, и всё обратили в пепел.
В этот день шведы оставались в бездействии - как и прежде, инициатива была отдана русским. Шведские посты вдоль реки были сокращены, артиллерия снята с монастырской высоты, забота была лишь о том, чтобы полтавский гарнизон не ускользнул за Ворсклу.93
С 20 по 26 июня русское войско тревожило армию Карла XII ложными выпадами. В 16 часов от Петровки в сторону полевого караула, стоявшего совсем близко от шведского лагеря, двинулось 6 000 драгун Рённе и «пропасть» казаков. Реншёльд вывел конницу Лейб-регимента, Аболандского, Смоландского и Естгётского полков к «долине», где выстраивались русские всадники. Русская и шведская кавалерия стояли, как писал Вайе, не нападая друг на друга в течении получаса, по сторонам балки Побыванки (предположительно), но когда казаки подстрелили несколько шведских лошадей, Реншёльд, якобы пустил свою кавалерию во весь опор и преследовал неприятеля вплоть до Петровки. «Из-за спустившейся темноты Реншёльд должен был повернуть назад».94
Темнота при летнем солнцестоянии на Полтавщине наступает не раньше 22 часов. У шведов за всё время шестичасового боя были ранены капитан и лейтенант. Таким образом, Реншёльд повернул назад не из-за темноты, - он по примеру короля, тоже не собирался атаковать русские укрепления. К тому же он учитывал, что без Карла XII шведы наполовину слабее. Мысль об уходе от Полтавы не покидала шведский генералитет. Юлленкрук писал: «По моему мнению, ничего не остаётся королю, как снять осаду и найти для армии хорошие квартиры. Если же этого не будет, нам грозит большое несчастие. Или король будет убит, потому что он подвергает себя всем, опасностям, а это тревожит и рядовых, и офицеров, которые, как я сам слышал, говорят между собою: Король хочет быть убитым; или, если неприятель решится подать помощь Полтаве, сражение может иметь для нас несчастный исход. В таком случае, мы все погибли, ибо, без особенного счастья, никто отсюда не выйдет, так как мы отдалены от отечества на несколько сот миль».95
Пётр навязывал свою волю противнику. 21 июня, раним утром, уже не только кавалерия но и русская пехота стала быстро надвигаться на шведский лагерь от д. Жуки. Казалось, грянет битва. Состояние короля к этому времени неожиданно быстро улучшилось и он приказал спешно собраться всей армии и с артиллерией выстроиться в боевом порядке.
В отличие от короля, Реншёльд не снял «свою опалу» с побитого при д. Лесной Левенгаупта, которого он третировал и почти презирал. Взвинченный фельдмаршал при всех устроил разнос «графу-латинисту», которому было поручено построить пехоту в одну линию между конными флангами. Места не хватило и Левенгаупт на правом крыле построил солдат в две линии.
Фельдмаршал накинулся на него, обвиняя, что тот не знает, что делает, что от него нет толку и что он, фельдмаршал, сам лучше бы всё выполнил. Адъютанты Реншёльда и он сам строили батальоны, как будто Левенгаупта не существовало. После толкотни несколько батальонов было всё же поставлено во вторую линию. К флангам пристроили запорожцев. «Не было никого, кто бы не поджидал противника с радостью, веря, что этот день будет решающим и он наконец освободит шведов от голода и прочих бед, которые морят их медленной смертью».96Добрым для шведов предзнаменованием была туча птиц, кружившихся над русским лагерем, но вряд ли каролинцы надеялись на окончание войны после победы, скорее всего лишь на беспрепятственное отступление в Польшу
Король велел пронести себя перед строем. С сапогом на правой ноге он сидел на лазоревом тюфяке со стёганым, покрытым шёлком одеялом, в качалке, впряжённой между двумя лошадьми. Его окружали драбанты и гвардейцы Лейб-регимента. С согласия короля Реншёльд до полудня держал под ружьём всю армию и никто не знал, будет ли сражение или противник решил только тревожить всех казаками. Мазепа хоть и угасал от непрерывного беспокойства (до него доходили слухи о неизбежной мести царя), но тут встрепенулся и помчался якобы на бой.
А.С.Келин в тот день писал о «великой тревоге» у противника, который «построился во фрунт против города на поле против Киевских ворот». Сильное смятение у шведов продолжалась с рассвета и «после полуден два часа».97
По приказу Карла полковник Дюкер с 300 всадниками и ватагой запорожцев поехали на разведку и, вернувшись, сообщили, что противник удаляется к своим укреплениям. Нервозная подготовка всего войска вновь пошла насмарку.
Указы русских военачальников о таком маневрировании неизвестны, однако по действиям Русской армии можно видеть, что тактической установкой Петра в преддверии Полтавской битвы было выманивание шведов на штурм укреплённого лагеря и изматывание их ложными выпадами. Вайе тоже сделал такой же вывод: «Исход дела показал, что переход противника через Ворсклу преследовал цель не атаковать нас, но как можно основательнее окопаться и ждать нашего нападения».9* Левенгаупт отправился с пехотой обратно на стоянку к монастырю, кавалерия стала фронтом на север по тракту в с. Жуки. Отказ от атакующей тактики шведы оправдывали тем, что неприятель уклонялся от битвы, или так «зарывался по уши в землю», что взять его без больших потерь было невозможно.
Как раз тогда, когда король сидел в качалке перед строем армии, к нему из Молдавии прибыли два вестника - полковник Валашского полка Сандул Колца, который встретился в Бендерах с секретарём Отто Вильгельмом Клинковштрёмом от Лещинского и вместе с посланцем от хана. Новости окончательно подсекли надежду короля - ни Станислав с Крассау, ни крымская орда не придут на помощь. Для армии же сообщили (и в это верил Зильтман), что 40 тыс. крымских воинов вот-вот присоединятся к королевской армии и вместе с ней продолжат вторжение вглубь России."
22 июня шведам пришлось выставить на расстоянии двух мушкетных выстрелов пешие и конные форпосты, чтобы казаки и калмыки меньше тревожили корпус армии, но те обстреливали их своими длинными ружьями, подъезжая на близкую дистанцию.
Генеральных штурмов Полтавы не было ни 21, ни 22 июня. В русскую историографию, в том числе и в работы крупных историков,100 они вошли с лёгкой руки фантазёра П.Н.Крёкшина, описавшего их в «Дневнике военных действий Полтавской битвы».101
23 и 24 июня казаки и калмыки, «заезжая в рот неприятелю», продолжали тревожить шведский лагерь, вокруг которого не было никаких оборонительных сооружений. Линейного сражения шведские солдаты не боялись, но опасались ударов с тыла: «В шведском войске говорят так: ежели б московские люди пошли на них сзади с двух сторон, давно бы их всех каждый человек двух или трёх взял, а с лица на лицо сделать ничего не могут. И того не боятся. Также говорят во всех полках, что если бы не офицеры, то б немногие остались в войске».102
24 июня Пётр приказал находящимся за Днепром казакам Галагана и прочих полковников расставить везде караулы, собрать все перевозочные средства и не выпускать шведов на
Правобережную Украину.103 В тот же день от р. Псёл к лагерю у Семёновки были вызваны казаки Скоропадского вместе с двумя пехотными и четырьмя драгунскими полками Г.Ф.Долгорукого. Царь стягивал в одно место максимальное количество войск, отказываясь сбить шведские отряды, стоявшие вниз по Ворскле и перекрыть путь шведам на юг к Днепру.
В тот же день воронежскому воеводе С.А.Колычеву был послан загадочный приказ, который ранее не комментировался. На Воронеже должны были изготовить 8 тысяч лопаток и 3 тысячи кирок, а немедленно «делать наперед с великим поспешением, как возможно скоро» и прислать в армию 3 тысячи лопаток и 1 тысячу кирок.104 Петр знал, что 4 тысячи лопат и кирок из Воронежа прибудут не ранее середины июля. (От Воронежа до Полтавы по прямой - 405 км и не менее 15 дней пути). Келину, как выше указывалось, тоже было приказано держаться «до половины июля и далее». Можно предположить, что с помощью дополнительного шанцевого инструмента царь, опираясь на систему земляных «крепостей», с конца июля продвигал бы ретраншементы один за другим ближе к Полтаве, чтобы не только «пробитца всем войском к городу» - но и окружить лагерь шведов внешним полукольцом, которое «задушило» бы армию короля. Русское осадное искусство знало приём «идти подвижным валом», приближаясь к противнику под защитой перекидываемой земли. (Так поступили при осаде Азова в 1696 г.). Наступление Петра с использованием системы редутов и ретраншементов можно считать удачной модификацией старого приёма. Конечно, задача была сложной, учитывая, что к западу от Полтавы были сплошь открытые места.105
Русский и шведский план сражения.
Знаменательным был день 25 июня - вся Русская армия из лагеря у д. Семёновки поднялась в светлое время суток и в боевом порядке между часом и двумя дня передвинулась почти на 5 км ближе к неприятелю, потеснив драгун полка Штейтерфельда. Перемещение закончилось к вечеру, чтобы «неприятель не мог принудить к главной баталии, прежде, нежели транжамент будет учинён, и дабы оной на нас нечаянно не напал».106 Больше всего русское командование тревожила мысль, какой сюрприз поднесёт Карл XII? Вся армия лихорадочно работала и за считанные ночные часы неподалёку от д. Яковцы - пехотные полки, артиллерия и боевой обоз оградили себя новым обширным ретраншементом и «поперечными» редутами (построенными поперёк прогалины, пролегавшей между яковчанским и малобудыщенским лесками). Тогда же Пётр дал указ генерал-лейтенанту Я.В.Брюсу «о поставлении артиллерии во время баталии»107 и вместе с генералами осматривал «положение места, откуда бы удобнее отаковать».108
Прикрывавшее пехоту полевое укрепление, тылом примыкало к высокому обрыву над Ворсклой. Ждать нападения снизу не приходилось. При неудаче армия могла отступить вдоль Ворсклы на север и, в крайнем случае, спуститься к реке прямо от лагеря. Можно предположить, что ретраншемент имел форму неправильного многоугольника, как показано на первичных схемах Алларта 1709 г., а также картографа де Фера и инженер-архитектора Х.Я.Шварца,109 а не чёткой трапеции или прямоугольника, как потом вычерчивалось на всех «парадных» схемах Полтавской баталии. Он состоял из нескольких, возможно, четырёх бастионов110 и шести реданов (полевых укреплений из двух фасов для ведения косоприцельного огня), соединённых валами. На схеме, приложенной к «Отчёту» Левенгаупта, он изображён неправильной полуокружностью. Для выхода войск из ретраншемента валы прорезались.
Как указывалось выше, известие о ранении короля не сняло осторожность русского командования. Если пехоту отгородили от открытого поля земляной крепостью, то же самое сделали для драгунской конницы, которую поставили к западу и югу от ретраншемента на открытом пространстве, соорудив для неё линию обороны из 6 поперечных редутов. (На плане Алларта показано ещё два «фигурных» редута, которые предполагалось построить, но их скорее всего, не воздвигли, - об этом говорил Пётр позже пленённому Кройцу). В лесу у Малых Будыщ подрубили деревья и устроили завалы - вся драгунская конница оказалась прикрытой с юга и запада.
Следует согласиться с историком В.А.Молтусовым, что поперечные редуты перекрывали шведам не только дорогу и открытый проход к ретраншементу (дефиле) между д. Малые Будищи и Малые Павленки, но и другой выход к русскому лагерю вместе дорогой, исходящей от Крестовоздвиженского монастыря, где стояла шведская пехота. (Оттуда также можно было ждать нападения, учитывая, что у д. Яковцы стоял шведский пост).
Земляные откосы этих шанцев выглядели ступенчатыми - фашины накладывались друг на друга ступенями. Размеры, расстояния между редутами и их вооружение точно не известны. Только будущие археологические изыскания помогут обнаружить остатки рвов, по которым будут восстановлены контуры укреплений. Молтусов полагает, что «поперечные редуты строились на расстоянии от 300 до 350 м друг от друга, причём дальность выстрела фузей составляла 100-150 м при удовлетворительной меткости 70-80 м. «Вытягивая» линию поперечных редутов до двух километров, автор тремя из них необоснованно «прикрывает» низину с ручьем, протекавшим через деревни Малые Будыщи и Ивонченцы, а также лесную чащу, где были сделаны завалы.111
Возможно, в каждом редуте находилось не менее двух трёх-фунтовых пушек. Кроме того, драгунские полки, стоявшие за линией поперечных редутов, имели 13 конных орудий и трехфунтовые мортиры на вьюках.112 Как указывалось, цель масштабных земляных работ состояла в том, чтобы получить связь с Полтавой и выдавить противника в Польшу.113
Русская армия почти заперла шведов между Ворсклой, Полтавой и своими полевыми укреплениями, заставив шведов сбиться еще плотнее - Естгётский и Дальский полки оказались прижатыми к гвардии, остальные полки стояли позади в палатках или под открытым небом. Шведская наступательная тактика вообще не предусматривала прикрытий земляными валами. Но теперь для защиты королевского лагеря от казаков, Реншёльд приказал было заложить укрепление, однако этого не было сделано из-за неявки запорожцев.114 По собственному выражению фельдмаршала, из-за нехватки провианта и фуража оставаться под Полтавой дольше двух дней невозможно.115
Вызывая противника к нападению на укрепления, русские стали на расстоянии в четверть мили от шведов. Стороны слышали барабанную дробь и видели друг друга.
В ночь с 25 на 26 июня шведский лейтенант Лют с валахами разведал русские позиции и доложил, что противник основательно окопался валами, шанцами, рвами, прикрыл себя кавалерией и даже болота использовал для обороны. Более подробных сведений шведское командование изыскивать не собиралось; Реншёльд самоуверенно заявлял, что эту местность он знает как свои пять пальцев. Пренебрежение к противнику у Карла XII было не меньше, чем у фельдмаршала - чтобы избежать потерь, он снял караулы с форпостов. «Когда король, лёжа на носилках, проинспектировал передовой край, он убрал посты, так как он, может быть уже решил про себя покончить разом со всеми этими и прочими придирками сильной атакой».116
Рано утром армия опять была поднята по тревоге. Молебен в день перед битвой 26 июня был скомкан выстрелами и криками казаков и калмыков, подлетавших на 300-400 шагов с пиками наперевес. Некоторые русские эскадроны прорвались почти в расположение шведской армии, убив на форпостах нескольких солдат. Вороньё теперь кружилось над самой ставкой Карла XII, оглушая «невыносимым карканьем». Русские выходили трясти над головой штофами с водкой и корчажками с пивом, предлагая переходить на сторону царя.117
Днём шведский генералитет осмотрел поперечные редуты. Около 16 часов весь обоз, всю артиллерию нестроевых и раненых и 2 тысячи больных переместили к д. Пушкарёвке на пять километров к западу от Полтавы. (Сейчас она входит в город Полтаву). С февральского набега на Слободскую Украину шведы почти 4 месяца вели только оборонительные бои, не пытались разбить Шереметева и Меншикова по одиночке, или совершить экспедицию против Русской армии за Ворсклу. Только 26 июня армия короля узнала, что на следующий день предусмотрено нападение на русский лагерь. Позже укоряли короля в опрометчивой отваге, безрассудстве молодости, презрении к громадным силам противника, высказывались о его нетерпеливости после ранения. Д.Крман верно считал, что Карл XII поступил так по необходимости: противник имел на своей земле всё, что нужно, а шведов день ото дня придавливала нужда, за долгую осаду Полтавы исчерпались запасы. Несмотря на то, что «земля не видела воинов, которые терпеливее переносили бы жару и холод, труды и голод, которые с большим рвением выполняли бы приказы и гили в бой, которые бесстрашнее встречали смерть, не склонялись на бунты, мирно и с большим благочестием жили в лагерях и быстрее других строились то в плужный порядок, то в круговой, то треугольный и каре... многие рядовые, изнурённые скифской стужей зимы, весенней распутицей и летним голодом, скорее желали бы с честью погибнуть, чем позорно и убого жить. Когда они припоминали все лишения, которые навалились на них, то проклинали жалкие успехи своего оружия и собирались перебежать к противнику, а если придёт полная нехватка продовольствия и всего остального, то дело может дойти и до военного мятежа. Царское Величество наоборот, хотел ослабить шведов оттяжкой праведной битвы, изнурить их частыми нападениями, казачьими и калмыцкими отрядами и пресечением снабжения вогнать их в голод и подтолкнуть к миру... Сложилось так, что без победы нельзя не двинуться ни назад, ни вперёд»..
Глубокой ночью все повозки короля, его двора и обоз увезли в сторону д. Пушкарёвки к лесу. Фургоны вагенбурга устанавливались к холмам так, чтобы исключить нападение с тыла. Учтя прошлые атаки малороссийских казаков, драгун и калмыков, с фронта выставили почти всю артиллерию и некоторое количество кавалерии и пехоты. Вокруг рассеялось несколько тысяч запорожцев и мазепинцев. Ночное время было проведено без огня, еды, питья, соломы и сена для коней. Опасаясь вылазок Келина из Полтавы, в траншеях пришлось оставить 1 300 солдат. Для охраны переправ через Ворсклу у Новых Санжар - остался драгунский полк Мейерфельда (1 200 чел), в Беликах и Кобыляках два кавалерийских отряда - 300 чел. (Эти отряды военными советами русских были оставлены без внимания). Итого 5-6 тысяч шведов Карл XII счёл возможным выключить из предстоящей битвы.119 Кавалерия с 10(21) июня стояла между деревнями Рыбцы и Пушкарёвка, в 4-5 км западнее Полтавы.120
Русская войсковая разведка непростительно упустила перемещение всей шведской артиллерии и обоза с несколькими тысячами охраны, больных и раненых к Пушкарёвке. Однако есть сведения, что какой-то польский перебежчик из шведского лагеря известил командование о намерении КарлаXII атаковать Русскую армию.121
Тогда же утром Пётр вместе с генералитетом снова осматривал поле предстоящего боя и неприятельский лагерь. Отвлекая внимание от генералов, казаки и калмыки, крича и поднимая тучи пыли с прожаренной земли, с задором подлетали и сбивали пулями людей и лошадей с близкого расстояния. Четыре конных караульных было подстрелено один за другим. Партия солдат, которую вывел Левенгаупт, пыталась отвечать выстрелами из засады, но пули, если верить графу, который в мемуарах упорно жаловался на «плохой порох», якобы падали в 30 шагах от мушкетов.122 В таком случае трудно понять, как вообще шведские мушкеты поражали на смерть и ранили русских солдат.
В ночь перед битвой русским командованием было принято решение, в изрядной мере повлиявшее на победный исход битвы - в дополнение к 6 поперечным редутам всего в 3 километрах от шведских стоянок, построили ещё четыре по середине километровой прогалины между лесками у Малых Будыщ и Яковцов. По неширокому проходу воздвигли редуты, зная, что при линейной тактике самым опасным было рассечение армии надвое.123
На парадных схемах система редутов красиво выглядела «Т»-образной. Однако местоположение поперечных и продольных шанцев определялось оврагами, промоинами, зарослями и четыре передних редута располагались под косым углом к шести поперечным, возможно и не по одной осевой линии. На схемах генералов Алларта и Левенгаупта они расположены без четко выраженного порядка. Два ближних к шведам редута пришлось делать меньших размеров - подгоняло время. Но ночных часов так и не хватило - рвы и валы там возвели только частично, может быть на треть или половину. Неизвестно, поставили ли у всех редутов рогатки. (У петровского перехода их выставляли до постройки редутов). Все редуты возможно размером 60x60 м или 70x70 м углами направлялись в сторону противника, чтобы с четырёх фасов вести косоприцельный огонь как вперед, так и назад. Пока трудно с уверенностью говорить о расстоянии между этими редутами. Во всяком случае, они ставились не ближе действенной дальности ружейного огня 100-150 м. Вглубь дефиле они вряд ли уходили на расстояние больше одного километра.124
Все редуты занял внушительный гарнизон из шести полков - Белгородского (1 067), солдатского Ямбургского (682), солдатский Ивана Вилимовича фон Делдена (Делдина) (893), Нелидова (749), Московского стрелецкого полка Ивана Константиновича Нечаева (634), солдатский полк Матвея Неклюдова (705) - итого 4 730 чел. В среднем на каждую крепостцу приходилось по 400-500 солдат. На погонный метр фаса редутов приходилось не более одного защитника. В редутах помимо трёхфунтовых пушек и было по несколько ручных 6-фунтовых мортирок для стрельбы с коротких дистанций.125 Всеми людьми и орудиями командовал храбрый и расторопный бригадир Савва Васильевич Айгустов (Августов). С этого направления путь шведам был надёжно перекрыт - так считал Пётр.
Русская позиция оказалась крепче любой другой в битвах Северной войны. Система редутов с укреплённым лагерем Петра I стала новым словом в инженерном обеспечении и тактике полевых сражений. Она была настолько удачно вписана в местность, что осталась уникальной и никогда больше не повторялась.
Под Нарвой в 1700 г. была сильная, но сплошная линия укреплений. Прорвав её в центре, шведы погнали русские войска в разных направлениях. У Головчина в 1708 г. окопы разделялись болотами и лесами, чем и воспользовался Карл XII. В боях с турками и татарами в окружении на р. Прут в 1711 г., ограждение армии создавалось экспромтом и наспех. Небольшие «апроши» и батареи в 1713 г. ур. Пелкине в Финляндии воздвигались в расчёте на наступление. Лагерь фельдмаршала Б.Х.Миниха в Ставучанском сражении 1739 г. был закрыт со всех сторон, но его покинули, чтобы атаковать турецкий лагерь. Траншеи в сражении при Кунерсдорфе в 1759 г. были откопаны вдоль фронта в 4,5 км, но армия П.С.Салтыкова была открыта с тыла. На его левый фланг напал прусский король Фридрих II, открыв губительный продольный огонь по русским позициям. 8-километровая позиция в 1812 г. в битве при Бородино укреплялась только местами - Масловскими и Багратионовыми флешами и всего двумя редутами - Шевардинским и Центральным. (Эта позиция страдала крупными изъянами на левом фланге, откуда пришлось отступить с большими потерями).
Размеры редутов под Полтавой были разными. Ближние к шведам редуты 10 и 9 ради ускорения, стали делать меньших размеров, но не успели закончить. Валы там отсыпали, может быть, только в пояс. Очередной за ними 8 редут был видимо, таким же, как и поперечные, но шведам по сравнению с двумя недостроенными он показался больше. Драгунские полки, стоявшие за ними, имели тринадцать 2-х и 3-х фунтовых пушек и конно-вьючные мортирцы.126
Отвлекающих ударов например Скоропадским в сторону Пушкарёвки или Рыбцов, где стоял лагерь шведской конницы, или драгунами, казаками и калмыками в направлении Яковцов и монастыря не планировалось.
После захода солнца собрали малый военный совет, на котором был расписан ордер баталии и назначено место артиллерии. С 20 июня русское командование в любой момент было готово к генеральному сражению, которое мыслилось как оборонительное. Шведов готовились принять и разбить на укреплённых рубежах, цели уничтожить всю Шведскую армию на полтавских полях не ставилось. Предусматривалось сдержать противника на передовых укреплениях, отразить его артиллерией и нанести фланговые удары пехотой и конницей с обеих сторон лагеря.
Во главе готовых к схватке армий стояли два монарха-полководца, которые впервые сошлись лицом к лицу и больше никогда не встречались на полях битв. Воля обоих была законом как в Швеции, так и в России. Оба были государями «Божьей милостью» и знали, что выполняют волю Господа, определяя судьбу государств.
Оба истовых державника были центрами притяжения для подданных и не страшились брать на себя ответственность. Обоими война считалась правым делом; для одного - укрепить и расширить господство Швеции в Европе, для другого - вырвать Россию из обветшавшего прошлого и отвоевать выход к морям. Оба были выше своего окружения - король как талантливый полководец, Пётр - как гениальный зодчий и реформатор огромной страны, для которого война была лишь средством достижения цели. В центре внимания Карла XII была любимая и любящая его армия, кругозор Петра I, кроме армии и России, охватывал Европу, Дальний Восток и Индию.
Природный военный талант Карла был подкреплён прекрасным образованием - его учили профессор-латинист из Упсальского университета, лучший королевский советник и администратор, лучший фортификатор и знаток теории и практики военного дела. Карл был способен в математике и физике, знал латынь, немецкий и французский языки.127
Ограниченный думный дьяк Никита Зотов не мог дать Петру не только серьёзных знаний, но не обучил даже правилам орфографии. Познаниями в науке, истории, географии и военном деле Пётр обязан только себе и своей неуёмной познавательной активности.
Все оперативные и тактические планы Карл держал в своей голове, считал себя способнее всех генералов и был снисходителен к ним. «Офицерский корпус привык принимать приказы только короля и мало обращался к генералам» (A.JI. Левенгаупт). Офицеры добросовестно выполняли приказы и не решались на свои почины. «Его Величество по своему обыкновению так молчалив относительно своих дел, что не узнать, куда ветер дует», -говорил советник канцелярии Улоф Хермелин.128 С военными помехами Карл не считался и не признавал ретирад - всё должно быть решено молниеносными, беспощадными ударами и напором победного духа. Личная стратегия Карла XII, не терпевшая никаких вмешательств, была поразительно однобокой - удар по центру государства противника при игнорировании всех остальных факторов.129
Вплоть до Полтавской катастрофы Карл признавался в Европе гением Северной войны, сделавшим ставку исключительно на меч.
Неудачи - признак неверно избранного пути, но ни одно из поражений, даже Полтавская катастрофа не смутили короля. Упрямство и ограниченность мышления резко снижали его полководческий дар.
Гений Петра тоже определял всю стратегию армии и флота, но с полным учётом всех сил на театрах военных действий от Балтики до Черноморья, Дона и Башкирии. Важной заботой царя были дипломатия и поиск союзников. Военные советы Пётр собирал регулярно. При одинаковом соперничестве внутри офицерского корпуса, в Русской армии после военных советов разногласий не допускалось, а инициатива вменялась в обязанность.
Оба полководца обладали железной волей, оба не щадили себя, оба могли вызвать взрыв победной энергии в войсках. Оба подвижника не страдали манией величия, были просты в общении и быту, но характер их был резко контрастным.
Замкнутый и молчаливый Карл, героизмом и силой духа звал к славе, первым бросался в бой и был уверен - за ним пойдут в огонь и в воду Для презиравшего опасность «северного льва» не было альтернативы «смерть или победа». Под защитой Бога -только победа! Король ценил мужество и прямоту, заботился о солдатах, посылал обеды в траншеи, молился за армию и, как правило, старался не допускать лишних потерь. Бесстрашие и самообладание позволяли ему не терять хладнокровия под градом пуль. Быстрота, натиск и удар воли были решающими факторами его побед. Как в рыцарские времена, Карл с несколькими драбантами любил врезаться в строй врага и гнать его.
Пожертвовав личной жизнью ради Швеции и войны, Карл XII принял обет аскетизма и не знал болезней. Его единственной усладой была стихия войны. Король наравне со всеми делил тяготы походной жизни. Вот почему он был любим солдатами. Даже в плену шведы молились за него и каждый год отмечали именины (28 января) и день рождения.130 Месть была мощным стимулом в войне на уничтожение ненавистного Петра. Без жесточайшего наказания - никаких переговоров с врагом! (Не зря короля-полководца турки прозвали «железная голова»).
Экспансивный, с резкими перепадами настроения, царь не жалел ни себя, ни других. Непрерывные пиры, неуёмные и разгульные порывы, сильно подкашивали здоровье, хотя после обильных возлияний русский монарх был способен великолепно работать на другой день. Вместе с тем личным примером на верфях, кораблях, заводах и в боях венценосец великой страны поднимал людей на подвиги. На своих плечах Пётр держал неимоверную тяжесть - весь фронт и тыл страны. Благодаря бешеной энергии царя страна совершила уникальный в мировой истории рывок модернизации.
В тактике Пётр считал, что риск должен быть оправданным. Как полководец он всегда учитывал максимум случайностей, был предусмотрителен и осторожен, не стыдился отступлений, снижавших престиж армии и страны. Каждое поражение он воспринимал как ценный опыт. Пётр уважал искусного и храброго соперника и быстро обучил свою армию шведской ударной тактике.
К 27 июня 1709 г. Русская армия ликвидировала основные преимущества каролинцев - лишила свободы маневра, подрубила боевой дух и исключила главный фактор шведских побед -даровитого монарха-полководца.
План нападения на русский лагерь был разработан королём и Реншёльдом, но обсуждался ещё Пипером и полковником Сигротом. Поле предстоящей битвы шведские генералы изъездили вдоль и поперёк. Все понимали, что только отчаянным броском можно разорвать душащее кольцо. Напасть на русскую конницу и пехоту можно было через Яковцы, в обход через Малые Будыщи и через прогалину, перегороженную редутами. А.Стилле умозрительно полагал, что был ещё план «неожиданного» нападения с северо-запада, отсечения Русской армии от бродов у Петровки и окончательного разгрома у обрыва над Ворсклой.
Обходные маршруты видимо, изначально исключались «советом четырёх». Они замедляли стремительность - основной козырь короля. Но малобудыщенский лес и деревня были всё-таки проходимы и после поражения шведская кавалерия и пехота быстро проскочили сквозь них. У шведов был опыт развёртывания боевых порядков после прохода через заросли и фланговых маршей в обход препятствий (Клишов 1702 г.).
Судя по ходу сражения, предусматривался ночной выход на исходные позиции к западу от д. Павленки, прорыв (а не штурм) сквозь поперечные редуты нарассвете, отбрасывание неприятельской конницы на север, построение войска против русского лагеря и его штурм холодным оружием, который снесёт русскую пехоту с обрыва в Ворсклу. Король и Реншёльд полагали, что кавалерия, как в битвах при Клишове и Фрауштадте, сразу прогонит русских драгун и пехота врага окажется беззащитной. Вдохновляющим знаменем для всей армии как всегда, должен был стать король, которого понесут в бой раненым. Грубой ошибкой Реншёльда был отказ от ночной рекогносцировки русских позиций, из-за чего в расчёт были взяты только поперечные редуты.
Выход на исходные позиции предусматривался не «растянутой кишкой», а сплочённой массой из нескольких параллельных колонн. Шведское командование знало о рвах и валах русских укреплений, но отказалось от фашин и штурмовых лестниц. Без них и без артиллерии, Карл готовил армию к двум прыжкам - через редуты и через бастионы и реданы лагеря Петра. Неожиданность должна снизить потери при прорыве сквозь редуты и вызвать панику в ретраншементе. Возможно, кавалерию король предполагал пустить слева в обход ретраншемента, чтобы отсечь отступление врага к переправам и мостам у Петровки. И шведы и русские считали, что казаков можно использовать лишь для преследования разбитого противника. Мазепу и почти всех уцелевших и оставшихся ко дню битвы запорожцев (около 4 тыс.) и наёмных казаков (около 1 тыс.)131 король и Реншёльд оставили в обозе, видимо, не надеясь особо на них и считая, что преследовать русских не придётся.
Через три века этот план кажется авантюрным. Численное превосходство было на стороне царя. Вайе писал, что только регулярные силы русских составляли 80 тысяч, а у шведов здоровых и дееспособных не более четверти от этого количества.132 После штурма Веприка Карл избегал атаковать крепости. Здесь же он решил прорываться сквозь огненную систему редутов, рискуя большими потерями. Было очевидно, что приступ к рвам, валам и реданам ретраншемента тоже не обойдётся без кровавых потерь. Король знал об избытке пороха и ядер у противника. Бросать пехоту на жерла орудий казалось безумием. И, тем не менее, всю шведскую артиллерию, кроме четырёх трёхфунтовых пушек он оставил при обозе, сделав ставку на молниеносный рывок к лагерю неприятеля, штурмовать который собрались напором духа.
Но в плане короля была логика - он исходил из опыта 1700-1708 гг., когда победы каролинцев в Восточной Европе всегда одерживались меньшинством. Несмотря на постоянные тревоги, бои, переходы и враждебность населения, король мог надеяться на дисциплину солдат. Численное превосходство врага не пугало - оно всегда сокрушалось шведской храбростью. Под Нарвой русские укрепления были мощнее, но они были легко прорваны и 145 орудий русским не помогли. Реншёльд под Фрауштадтом в 1706 г., не имея пушек, наголову разгромил саксонцев и русских. Под Головчиным шведы шли в атаку без выстрелов и заставили бежать врага из укреплений. Положение Русской армии, скученной на ограниченном пространстве и прижатой к Ворскле, казалось ущербным. Опытная шведская кавалерия легко рассеет необученную конное сборище царя. Особая надежда была на стремительность атаки. Как и положено истовым и ослепленным своим могуществом державникам, Карл и Реншёльд были уверены в победе. Русские побегут, в этом нет сомнения!
Однако начерно, без детальной проработки план не был доведен до офицерского корпуса. Решение утаить его даже от генерал-майоров стало провальным. Крупная ошибка короля состояла в том, что он проигнорировал переворот в русском военном деле в 1700-1708 гг. Под Полтавой были уже не «нарвские мужики», а ветераны, прошедшие шведскую школу. Пётр настолько быстро поднял боеспособность вооруженных сил, что Карл и шведский генералитет не успели отрешиться от стереотипа «ничтожности» противника. Непростительным промахом был отказ от артиллерии - за несколько ночных часов 6 км до поперечных редутов вполне можно было пройти и с пушками.
Во второй половине дня А.Юлленкрук расписал пехоту по четырём колоннам. Вести их должны были: первую - генерал-майор Спарре (5 батальонов), вторую Стакельберг (5 батальонов), третью Руус (4 батальона) и четвёртую Лагеркруна (4 батальона). Кавалерия Кройца распределялась по шести колоннам. Командование всей пехотой было вручено Левенгаупту, хотя, как говорил сам граф, большая часть офицеров знала его только по имени, а он сам тоже был мало знаком с ними.
Судьбу сражения король отдал в руки Реншёльда, оставив себе роль советника. Задач не поставили ни генерал-майорам, ни полковникам, ни даже Левенгаупту. О памятном дне перед битвой Левенгаупт вспоминал, как он перед ужином пришел в столовую палатку и увидел пехотных полковников, списывающих порядок баталии. Реншёльд предложил ему сесть на лавке под окном короля и сказал, что король решил напасть на утро и хочет, чтобы пехота вышла четырьмя колоннами. И это было всё, что было сообщено. Граф предупредил, что пехота стоит в разных местах и в темноте возникнет неразбериха. Если все сразу поднимутся, то как будут строиться колонны? Реншёльд ответил, что строить войска заранее в светлое время нельзя, чтобы не узнал враг.133
Разногласий между отечественными и шведскими историками по поводу шведской кавалерии нет - на поле боя было выведено 7 800 всадников (109 эскадронов). Однако количество пехоты до сих пор вызывает споры. Шведские историки, стараясь преуменьшить её численность, довели её до 8 200 чел. (18 батальонов), т.е. всего на битву было выведено 16 тыс. чел. Английский посланник при дворе шведского короля Дж. Джеффрис сообщил 9 июля н.ст. из-под Полтавы в Англию о 21-22 тысячной Шведской армии, участвовавшей в сражении.134
Ч.Витворт писал, что Реншёльд после битвы якобы сказал Петру, что в деле участвовало 30 тыс. из них 19 тыс. регулярных, остальные - казаки.135 Пленённые в июне 1709 г. шведы и валахи оценивали общую численность казаков от 7 до 10 тысяч.136 Очевидец фон Зильтман, который неотлучно в битве сопровождал короля вместе с Пипером, расценивал количество шведов, изготовившихся к нападению в 24 тысячи.137 Шведский Генеральный штаб рассчитал общую численность армии в 24 700 чел., из которых 22 450 было боеспособных, а с нестроевыми, канцелярскими служителями и т.д. - около 28 000.138
При капитуляции шведов в Переволочне было пленено 14 267 чел. (с нестроевыми 16 264), бежало с королём через Днепр около 1 300 чел., под Полтавой насчитали 9 234 убитых и 2 973 пленных. Итого получается около 28 тысяч человек. За вычетом раненых и больных (2 250), конного прикрытия, оставленного у пушкарёвского обоза, застав на переправах Ворсклы (1 800) и солдат, оставленных в траншеях под Полтавой (1 100), на битву Реншёльд выводил около 22 тысяч регулярных войск (14 тысяч пехоты и около 8 тысяч кавалерии, не считая примерно одной тысячи валахов).
Русское командование вполне разумно воспользовалось двукратным перевесом своих войск. Оно учитывало могучую ударную силу Шведской армии, основанную, во-первых, на выучке и беспрекословном выполнении долга; во-вторых, на безжалостных атаках, устоять против которых было трудно; и в третьих, на изобретательной тактике Карла XII. Компенсировать эти преимущества можно было огневой мощью, земляными укреплениями и численным превосходством.
В сумерках король послал к русскому лагерю до 1 000 валахов по обрыву вдоль Ворсклы к Яковцам, чтобы они отвлекли внимание от направления главного удара. О результатах этого ложного выпада нет сведений в русских и шведских источниках.
Совершенно неожиданно выглядит высказывание Петра I, подробно записанное Кройцем. Оно в корне меняет представление о решениях царя, считавшего, что к мощной системе редутов шведы не посмеют подступиться. Монарх интересовался, какую цель преследовали шведы, прорываясь через редуты, а не по плато вдоль реки («hwad dessein wij mâtte hafwa haft, I det wij begynte pâ deras redouter, hwarföre wij Icke gingo pâ den sidan wid strömmen»)? Ведь он, царь, ожидал наступления именно вдоль Ворсклы, ибо на том направлении он не прикрыл себя сильными укреплениями. Над Ворсклой у Яковцов днём и ночью он держал посты в 1 000 конных и столько же пеших солдат, чтобы следить за действиями противника. Когда государь услышал, что начато нападение на редуты, он не мог подумать ничего другого, что там начата ложная атака [«blindt allarm»], а все силы шведов пойдут по другой стороне. Вот почему он так долго оставался на месте, пока наконец не убедился, что всё шведское войско навалилось на редуты. Кто же из генералов дал такой совет королю? - удивлялся Петр I. «Я отвечал, что не знаю, так как был при кавалерии, стоявшей в некотором удалении. Так как он не получил [ни от кого] никаких других ответов, он дал мне лист бумаги и предложил, чтобы я расписал все конные полки, а также как мы двигались и какие генерал-майоры и полковники командовали шестью колоннами [конницы]».ш
Таким образом, появление в сумерках 26 июня всего тысячи иррегулярных валашских всадников ввело в заблуждение относительно главного удара шведов. Русское командование полагало, что через прочный барьер редутов противник откажется наступать.140 Подсылать близко к русскому лагерю мазепинцев и запорожцев Карл XII опасался, возможно из-за опасения перехода их на русскую сторону.
Воздвигая ночью при свете костров 4 продольных редута, русское командование не надеялось, что спешная и шумная работа не будет замечена. Но Карл и Реншёльд, утаивая направление главного удара, не сделали поверочной рекогносцировки. Шведское командование не только осталось в неведении о новых шанцах, выросших за 5 ночных часов, но не было уверено в общем количестве редутов и их расположении. Оно не представляло сложность подхода к русскому ретраншементу, перед южной стороной которого на расстоянии мушкетного выстрела была промоина глубиной до 10-12 м и шириной в 5-6 метров.
Русское командование тоже не держало под наблюдением свободное пространство перед продольными редутами (к западу от д. Павленки). Как упоминалось, оно осталось в неведении о переводе шведского обоза, больных и раненых, а также мазепинцев и запорожцев к Пушкарёвке. Ничего не узнали и о марше шведов от их стоянок к исходным позициям к нападению.
Перед битвой король решил поднять уверенность воинов. Ему перебинтовали ступню, снова на здоровую ногу надели сапог и самодержец, взяв обнажённую шпагу, приказал пронести себя перед пехотой. «Потом велел поставить носилки там, где располагалась палатки гвардейцев и где он говорил то с одним, то с другим. Все высшие офицеры расположились вокруг носилок короля. Недалеко от короля на бугор присел Пипер. Тоже сделал и Реншёльд и я с большей частью высших офицеров. Я завернулся в плащ. Начинало темнеть и некоторые задремали, а другие готовились ко сну» — писал Левенгаупт. Тут граф затушевал собственную оплошность, которая внесла свой довесок в будущее поражение. Денщики и лошади графа находились в 500 шагах от короля и при команде «подъём», ему пришлось отлучиться на целых 20-30 минут, чтобы сесть на коня и вернуться.