Глава VI. Генеральная баталия
6.1. Полтавская операция.
6.2. Подготовка сражения.
6.3. Бой на редутах.
6.4. Главный бой.
6.5. Агония.
Заключение. «Один день возместил все годы».
Оглавление всей книги
6.5. Агония
Сведений о новой операции против разбитой армии, стянувшейся к Пушкаревке нет. Можно предположить, что не исключалась мысль напасть на вагенбург на другой день, но к вечеру выяснилось, что штурм вагенбурга не потребуется - шведы собрались бежать из-под Полтавы. «Куды оные обратятся далее бегом спастися, о том время покажет» - писал царь 28 июня.
Когда в русском лагере ликовали, в шведском обозе царила неразбериха. «Ставка» короля в то время помещалась в карете Зильтмана. Ждали подхода остатков с поля битвы. Едва Карл пришёл в себя после перевязки, прусский посланник, чтобы спасти монарха и армию, предложил, прежде чем неприятель начнёт преследовать, послать его, как посредника к царю с представлением перемирия и шведско-русского соглашения. Этим можно задержать дальнейшее наступление русских. Король больше всего беспокоился о Пипере и Реншёльде. Многие полагали, что они либо убиты, либо пленены. Карл спросил, есть ли полномочия у Зильтмана, тот предъявил рескрипт прусского короля от 4 сентября 1708 г.
Левенгаупт, отыскав свою поклажу и «подкрепившись куском хлеба и несколькими глотками питья» предложил Карлу XII бросить фургоны, посадить уцелевших пехотинцев на лучших обозных лошадей, прихватить с собой часть провизии, амуниции и лёгкие, с хорошей упряжью повозки, а пушки, если их нельзя будет волочить дальше, взорвать или утопить; всё прочее сжечь, как сделал это он после поражения при Лесной.
Но король не признавал ни себя, ни своих солдат поверженными и сгоряча приказал эвакуировать всё под чистую. Лихорадочно стали вытягивать простоявшие в обозе пушки, мортиры и гаубицы, грузили ядра, которых осталось почти две тысячи, 1 200 картечных зарядов, десятки бомб, зажигательные ядра и гранаты, три тонны пушечного пороха, все виды слесарных и плотничьих инструментов и остатки провизии.292 Часть из 2 250 чел. раненых и больных посадили на телеги. Полковые кассы приставили к артиллерии. Прихватили и пленных. Мазепа и Орлик, уходившие вместе с запорожцами, не бросили ни копейки из своих сокровищ. Кое-как были построены колонны, несколько конных полков под командованием генерал-майора Крусе собралось в арьергарде, остальные по флангам. Авангард поручили Юлленкруку.
Уход в сумерках исключал нападение на нескольких ночных часов. На закате (на широте Полтавы он наступает в 19 ч. 25 м; темнота спускается около 22 часов) стали выводить артиллерию, и обоз. Карета Зильтмана, в которой ехал Карл XII, замыкала вереницу повозок. «Лучшего» пути отхода, кроме как вниз вдоль Ворсклы не было.
К 20 часам «невыносимо тяжёлый» обоз погнали на юг. Путь к Старым Санжарам был чист - нигде не было ни казаков Скоропадского, ни драгун. Заслона на Днепре у Переволочны тоже не было. (В сентябре 1708 г. ради отсечения корпуса Левенгаупта от Сожа, Пётр посылал к этой реке тысячу драгун бригадира Ф.И.Фастмана, которые за два дня одолели 70 км). В дороге Зильтман дал прочитать мертвеннобледному королю последнюю полученную им инструкцию и ещё раз предложил прусское посредничество в замирении с царём. Карл XII принципиально отвергал мир, однако Зильтман, возможно, натолкнул его на мысль отправить к русским какого-нибудь посланца якобы с мирной инициативой, чтобы замедлить погоню.
Местность была незнакомой, никто толком не знал, куда идти. Погони не видели, но смятение среди разбитого воинства было не меньше, чем при бегстве от Лесной. «Обоз получил приказ трогаться около 8 часов вечера. Ночью началась такая растерянность, что трудно даже представить для такой славной армии. Если бы противник напал на нас, то король и остатки армии пропали бы, никто никого не слушался и каждый шёл, как знал».293 У д. Хведерки, где через топкое болотце был переброшен хлипкий мосток, движение застопорилось.
В полной темноте, около 23 часов Юлленкрук с артиллерией добрался до Новых Санжар, где стояли драгуны Мейерфельта и где стали на ночь. Коляска с королём добралась туда перед рассветом. Карла внесли в хату на перевязку. Левенгаупт надеялся, что тут по броду можно будет переправить за Ворсклу не только войска, но и обоз с артиллерией. За левым берегом встретилась бы речушка Орель и городки Нехвороща, Маячка, Царичанка и Китайгородок. Там была надежда прихватить какой-нибудь провиант. Русскую крепость Новобогородицкую на р. Самара можно обогнуть стороной и вроде бы через 10-12 дней оказаться у Перекопа.
Едкости шведов о «бережении русскими их ночного покоя» бессмысленны. Вечером победного дня гвардейская бригада М.М.Голицына, 6 драгунских полков Р.Х.Боура (всего около 12 тыс.) и казаки только готовились к преследованию. Шведы обнаружили погоню лишь в предрассветное утро 28 июня.294 28 июня вдогонку за королём пошёл и Меншиков с тремя конными и тремя пехотными полками, чтобы принять общее командование над корпусом погони. За конными передовыми частями снарядили два «корпуса инфантерии», второй был под командой генерал-лейтенанта фон Вердена, так писал Алларт.295
На рассвете со стороны Голтвы стали маячить казаки Скоропадского, но начинать им атаку на санжарских полях без регулярных частей было невозможно.
Узнав о погоне, Кройц приказал разбивать и жечь тяжёлые фуры и отдавать лошадей раненым и пехотинцам. С дымом пылавших повозок улетучивался дух армии: никто не знал, какие силы накатываются сзади. Отступление стало переходить в первое за время Северной войны беспорядочное бегство, начали бросать оружие, покидать мёртвых и раненых.
Тем же утром 28 июня король послал Юлленкрука узнать о переправе через Днепр, а к Петру I отправил генерал-майора Мейерфельта - замедлить погоню под предлогом выяснения судьбы Реншёльда, Пипера, обсуждения проекта мирного договора, обмена пленными и захоронения убитых. Остановить погоню Мейерфельту в Полтаве не удалось.296 Пётр 29 июня «торжественно вступил в Полтаву и полтавчане, освобождённые от осады, в знак преданности царю на самой высокой башне подняли белый флаг297 и беспрестанно выражали к нему свою радость»298 - так, судя по рассказам, писал евангелический епископ Д.Крман. Там же Пётр отмечал праздник святых Петра и Павла и потом, 30 июня отправился вслед за Меншиковым.
Изнемогая от жары и жажды, беглецы покатились к Беликам и Кобелякам. У Беликов стоял подполковник Т.Функ с драгунами. Местных жителей он называл «шельмами», которые стоят по валам городка и ему приходится всё время держать стражу против них.299 Там около полудня короля в очередной раз перевязали и покормили. От местного населения шведы не могли дознаться, где самые удобные броды. Между Беликами и Кобеляками над колонной снова кружили зловещие стаи воронья, которые приводили в трепет веривших в приметы людей. В Кобеляках стоял отряд подполковника Иорана Сильфергейма. Тут пехота ночью снова жгла багаж, пыталась отбить выстрелами казаков и авангарда Голицына и самовольно сбежала с позиций у речки Кобелячки. Остановиться и дать настоящий бой, как сделал Левенгаупт на р.Ресте 27 сентября, никто не думал.300 Г.А.Пипер писал, что если бы погоня настигла их в Кобеляках, то всех бы разбили и пленили короля.
После катастрофы под Полтавой, люди и беспорядочная цепь повозок нигде не могли задержаться, чтобы искать броды через Ворсклу. По инерции все катились вниз к Днепру, где светилась некоторая надежда найти средства переправы или построить мост. Большая часть артиллерии была брошена между Кобеляками и Соколками. Догнать и ударить по растянувшейся на километры колонне погоня не успевала.
30 июня марш к Соколкам окончательно превратился в бегство. Пройдя от Пушкаревки за два с половиной дня 90 километров, около 8 ч. утра 29 июня передовые части шведов вошли в сожженную Переволочну, где снова уничтожали повозки и документы королевской канцелярии.
Когда беглецы сошли с приднепровских круч, их сердце не могло не дрогнуть - перед глазами неслась водная преграда Днепра шириной в четверть доброй мили по оценке Левенгаупта. Средств для переправы, кроме нескольких чудом найденных лодок, не было, - всё загодя увёл киевским губернатор Д.М.Голицын. Беда стала очевидной, нарастало отчаяние.
Генерал-майор Спарре пытался рассеять тревогу: «Чёрт меня возьми, если неприятель появится тут через три дня. Его войска сильно измотаны, а мы проделали очень большой путь. Он найдет, чем заняться и доволен, что остался в спокойствии».ш
Левенгаупт в мемуарах задним числом раздувал безвыходность ситуации, но и без того топкое место, где стеснилось более 20 тыс. человек, было провальным - все направления перекрывались реками - Днепром, Ворсклой и в 40 км к северо-западу рекой Псёл. Треугольную с мокрыми местами низину у Переволочны и Таштайки окружали высоты с двумя-тремя узкими выходами. Люди, среди которых было более 2 тысяч больных и раненых, оказались в мешке. Генерал писал, что 12-ти и 18-ти фунтовые пушки сверху могли накрыть всех. (При этом граф не обмолвился, что под Полтавой 12-ти фунтовых русских пушек было всего две, а 18-ти фунтовых вообще не было. К тому же тяжёлые орудия не могли быть быстро доставлены к Переволочне).
Положение было таким же отчаянным, как в 1711 г. у прижатой к Пруту 40-тысячной Русской армии с 122 пушками, которая была блокирована 135 тысячами турок и татар, имевших 407 стволов.302 Однако у Петра I тогда была надежда выскочить из западни прорывом или с помощью переговоров.
Оставить арьергард с пушками на высотах, уходить с кавалерией и пехотой, посаженной на коней, к Перекопу было бы можно только тем, дух которых был под стать духу Карла XII. Но есть предел человеческой выносливости и Левенгаупт видел, что грядёт либо переход измученных людей на сторону противника, либо их избиение. Оправдываясь перед потомством, граф многословно описал свой диалог с королём. Опустившись на колени перед властителем, лежавшем на низком ложе, он убеждал, что позиция безнадёжна, люди растеряны и сдадутся при появлении врага. Государь должен бросить войско и спасать себя.
Карл схватил графа за грудь и оттолкнул: «Генерал не знает, что говорит, я думаю совсем по другому!» Левенгаупт отошёл назад: «Беда слишком велика... Если Ваше Величество попадется в руки врага, то Вашему Величеству придётся соглашаться на всё, что тот захочет и тогда мы станем вечными рабами».303
Монарх отвечал, что его как раз схватят, если он отделится от войск. Граф уверял, что если король спешно уедет, этого не произойдёт и подговорил Юлленкрука, Понятовского, Крейца, Спарре, советника канцелярии Густава фон Мюллерна и гофинтенданта Густава фон Дюбена каждому по отдельности уговаривать властителя в необходимости бегства за Днепр. Убийственный аргумент повторил Юлленкрук - ошеломленье солдат настолько велико, что как только они увидят русских, большинство переметнётся к ним или утопится в Днепре. Короля припугнули, что в случае его пленения русские будут возить его в клетке как медведя на посмешище и вынудят подписать позорный для Швеции мир.304 Чем дольше оставаться здесь, тем хуже будет всем. Под конец Карл согласился забрать с собой отряд, включая Левенгаупта, а кавалерию Крейца с остатками пехоты отправить через Ворсклу в «Татарию». Но Левенгаупт уговорил Карла оставить именно его. Граф собирался этой же ночью или на другой день выбираться из «этой дыры». Ему дали карту Украины и разрешили раздать месячное жалованье солдатам для «подъёма их настроения».
В строю при штандартах и знамёнах людей было мало и штандарты малочисленных рот сожгли. По приказу короля затопили полковые ведомости и документы полевой канцелярии. Так в сумерках 29 июня погиб весь архив армии и дипломатической службы за несколько лет.
Новому главнокомандующему, Карл приказал уйти за Ворсклу в пределы Крымского ханства, до границ которого оставалось около 200км. Соединившись затем с армией у Очакова, король собирался войти в Польшу. Бедственный путь по безводному Дикому полю мог бы закончится удачей, если бы крымская орда поспешила на выручку. Но её не было.305 Присланный раньше татарский «капитан», который понимал по-французски и обещал найти проводника по левобережью Днепра, исчез, как только узнал о русской погоне.
Левенгаупт распорядился выдать солдатам и офицерам месячный оклад и велел каждому полку взять столько провианта и амуниции, сколько может снести лошадь. Около 23 часов 29 июня граф простился с королём.
Карла подвезли к могучему потоку. Плот из разобранной церкви унесло течением, но к вечеру 29 июня запорожцы сноровисто сбили для королевского окружения и мазепинцев другой плот на 50 человек и отыскали несколько рыбацких челнов. Мазепа с Орликом, решив спасти свою жизнь среди турок, переправили свои нажитые под «колониальной» русской властью сокровища, утопив часть золотых, серебряных монет и сервизов в воде. Почти все запорожцы умело и быстро переплыли Днепр. За рекой сокровища гетмана охраняли драгуны Сёдерманландского полка, а не сечевики, которым он не доверял и которые могли всё «раздуванить».306
Король отобрал по списку около 1 000 человек, в том числе оставшихся драбантов.307 Всем стало ясно, что нависла окончательная катастрофа. Получившие разрешение на переправу разбивали кареты, коляски, телеги и сундуки. Сотни фургонов, колясок и карет с ларями горели в кострах. Поздним вечером спасителя, который всегда выручал армию, переправили на правый берег реки в карете, поставленной на помост поверх двух связанных друг с другом лодок. Решение короля было верным: ждать, пока армия уйдёт за Ворсклу, не было времени. Когда лодки вернулись, чтобы забрать королевский багаж, «началась настоящая свалка... - люди цеплялись за борт, но в них стреляли, а по рукам немилосердно рубили саблями».308
Паника шла в паре с наживой. Попасть в дырявую посудину, рассчитанную на двух человек, нельзя было и за сотню золотых дукатов. Шведские офицеры взимали мзду, смотря по чину и забирали тех, кто платил больше. Впрочем, и на другом берегу запорожцы старались обчистить до нитки каждого.
Нестроевые безнадёжно пытались на досках, зарядных ящиках, брёвнах и даже тележных колёсах (!) одолеть мощное течение, водовороты и сильный ветер. Пытались связывать вместе даже телеги, или пробовали буксировать по воде свою повозку с добром, потом бросали и топили всё, кроме денег. Берег был завален обломками досок и колёс, кое-где покачивались утопшие.
Оставшись один, Левенгаупт совершил крупную ошибку - не поднял войско на приднепровские кручи, откуда можно было бы «припугнуть» погоню. На рассвете 30 июня остатки армии готовились сесть в сёдла, но в это время дозорные сообщили о столбах пыли на горизонте. Левенгаупт поначалу подумал, что это русские иррегулярные части, которые надеялись чем-нибудь поживиться. Действительно, первым появился казачий авангард. Шведов снова охватил панический страх, пережитый 27 июня -опять, как 3 дня назад грядёт избиение. Кройц вспоминал, как дозорные, уносившиеся во всю прыть от казаков, кричали своему скакавшему впереди корнету: «Стой, безделюга ты не офщер, мы проткнём тебя шпагой, стой, если ты мужик!» Все орали, но продолжали нестись вскачь назад.
В это время кавалеристы разных полков без приказа разбирали уцелевшие постройки и вязали хлипкие плотики из жердей, брёвен и редких тонких деревьев. На беду стал усиливаться ветер, поднимавший волны. Плотики крутились в водоворотах, ныряли и перевёртывались. Головы, торчавшие над водой, отчаянно кричали, неслись вниз по течению и поглощались стремниной. («Мнози речною глубиною пожренны, погибоша»- писал позже краснопевец Феофан Прокопович). Кони без ездоков еле справлялись с водоворотами. Казалось, что наступал «рагнарёк» - конец света по шведским сказаниям. Останься король в мешке между Днепром и Ворсклой, новый бой при всеобщем разложении, окончился бы большой кровью.
«В свете неслыханная виктория» - так написал Пётр I в собственноручном извещении 8 июля об окончательной капитуляции лучшей армии Европы. Ранним утром на днепровских кручах показались 9 тысяч всадников Голицына (остальные отстали). «В каждом эскадроне от 10 до 20 лошадей спотыкалось от изнурения через голову, а прочие шатались, тяжело дыша».309 Левенгаупт понимал, что вслед за авангардом появится всё войско победителей.
Часть шведских офицеров и рядовых безрассудно бросилась в воду на лошадях. Снова люди стали тонуть, а те, что возвращались, попадали в руки калмыков и казаков, которые спустились к берегу и уже начали грабить фуры. Группы по пять, двенадцать и более человек стали перебегать к противнику.
От дезертиров русские узнали, что Мазепа сбежал за Днепр с 1 500 казаками и сокровищами около 4 часов 29 июня, а король в ночь на 30 июня (Кройц запомнил более точное время - 22 часа 29 июня). Часть замешкавшихся мазепинцев, спасая себя, окружила группу из двух десятков шведов и выдала их русским. Захваченные в плен валахи и шведы сообщили, что «неприятели не зело к бою охоту имели», а Левенгаупт склонен к капитуляции. «Армия была разбита и бежала от врага; всё находилось в ужасном оцепенении и смятении («alt I stör sta consternation och confusion»). Мы были как ком, забитый в угол между тремя реками, откуда в виду появления неприятеля никто не мог выбраться. Место отовсюду контролировалось пушками неприятеля и оттуда выходило не больше двух-трёх дефиле. Обоз и полки стояли тут вплотную, как кому заблагорассудится. У многих полков было очень мало, у большинства же - подпорченные боеприпасы. Я не знаю, было ли у артиллерии больше, чем несколько сотен пригодных ядер. Я слышал, что полковник очень жаловался, что небольшое количество оставшегося пороха мало пригодно. Почти все полки ни о чём другом не думали, кроме как сделать плоты, на которых переплыть Днепр» - сокрушался Левенгаупт.310
Шведская конница с Лейб-региментом на правом фланге неровно вытянулись вдоль берега лицом к высотам. Приказ Кройца «по коням» многие кавалеристы игнорировали и лежали, наблюдая пасущихся коней, или читая псалмы. Многих вообще не было.
Русским, учитывая усталость и численное превосходство шведов, идти на сражение было нецелесообразно. М.М.Голицын применил военную хитрость - на высоте, которая контролировала возможный выход шведов, он построил спешенных драгун, а на флангах расставил лошадей, чтобы казалось «многолюднее». (Меншиков может быть ошибочно оценил силы противника в 8 000 чел.)311
К Кройцу был послан генерал-адъютант Рамзай с трубачём и барабанщиком. Как писал Кройц, генерал-адъютант твёрдо и решительно заявил, что князь Меншиков со всей армией победителей уже на подходе и что ни помощи, ни свободы отступления для шведов нет. При сопротивлении русские потеряют нескольких людей, но все шведы будут перебиты. Не желая напрасного кровопролития, от имени светлейшего князя предлагаются достойные условия капитуляции.
Левенгаупт был в депрессии: «Бог знает, куда люди попрятались. Очень трудно поставить людей в строй». Кройц предложил тянуть с ответом, чтобы отвести удар от короля.
Поехав наверх с полковником Дюкером и генерал-адъютантом Дугласом с целью разведки, Кройц увидел, что пехота и кавалерия противника построены в боевом порядке, пушки на кручах уже установлены и готовы со всех сторон нанести шведам большие потери. Вскоре на высоком холме появился Меншиков, который объявил, что послан государем со всей армией атаковать врагов, но, следуя заветам Христа и принимая во внимание положение шведов, не хочет напрасного кровопролития.312
Отправить на правый берег Днепра хотя бы калмыков и казаков Меншиков не подумал. А ведь там, среди шведов, окружавших короля, периодически поднималась ложная тревога: «калмыки!» На левом берегу калмыцкие удальцы срывались отовсюду и обчищали тех, кто не сопротивлялся, других же били и угрожали им смертью.
Левенгаупт не отправив посланца к Карлу, стал опрашивать полки - будут ли они сражаться? Разгром, паника при бегстве, беспорядок на переправе, отсутствие провианта, артиллерии (боеприпасы все-таки оставались) упадок сил и безвыходность положения в ловушке между Днепром и Ворсклой - окончательно парализовали волю к сопротивлению.
Все, кроме трех полков, высказались за капитуляцию. Около 9 утра «аккорд» был подписан. Левегаупт слышал, как на другом берегу прозвучала труба, зовущая уходить: король уехал в 9 ч. 45 мин.313 Согласно договору, оружие, пушки, полковые кассы, знамёна и полковая музыка сдавались на имя царя, шведы получат хорошее содержание и после заключения мира все будут отпущены домой. У рядовых останутся их личные вещи, а офицерам сохранят багаж, повозки коней и слуг. Мазепинцев и запорожцев шведы не собирались включать в «аккорд». По оценке С. Понятовского около 4-5 тысяч казаков, невредимо ушедших из-под Полтавы, бежали через Днепр. Сразу откуда-то появились шведские солдаты и офицеры, которых раньше не было видно. Начался грабёж своих фургонов. Драгуны полковника Таубе напали на полковую кассу Лейб-регимента. Брошенную мазепинскую повозку с 23 булавами, полученными в дар от царя и турецкого султана, тайком прибрал к рукам подполковник остзеец Арвид Иоганн фон Каульбарс.314
Потом деморализованные люди строем плелись на возвышенность, где стояла русская гвардия, и дисциплинированно складывали оружие к ногам Меншикова, Голицына и Боура. На долгие годы плена наверх уходили Левенгаупт, 2 генерал-майора, 10 полковников, 14 подполковников, 22 майора и др. Всего «без всякой трудности» было взято 14 267 строевых чинов (с нестроевыми 16 264), 28 пушек, большое количество боеприпасов, 127 штандартов и знамён 142 знамени и т.д. Освобождено было и неизвестное число русских пленных.315 Остатки мазепинцев, часть из которых были с женщинами и детьми, собрали вместе и перебили.316
Зильтману сказали, что на другой стороне Днепра еще находятся шведские войска и слышны звуки трубы, а это могло бы означать, что король или мёртв, или не в состоянии продолжать путь. В связи с тем, что не было ни одного иностранного министра, прусскому послу предложили переправиться туда и предложить скорее всего, те же условия капитуляции. Надобность в его вояже отпала, так как остатки беглецов успели подняться в сторону турецких владений.
«Стратегия отложенной победы», принятая Петром в 1707 г., завершилась блестяще. Расчёт за Нарву и Фрауштадт был произведен с лихвой. «Может быть, в целой истории не найдётся подобного примера покорного подчинения судьбе со стороны такого количества регулярных войск» - писал английский посол Витворт 20 июля 1709 г. В 1706 г. число шведских военнопленных в России было около 3 300 человек и около 4 тысяч гражданских лиц. Июнь 1709 г. почти обескровил Швецию и Финляндию: пленных в России оказалось около 25 тысяч, из них 1 600 офицеров.317 «И не осталось семьи от вышней степени даже до нижней, чтоб от русских не охали.... Все посацкие...толкуют, как с Царским Величеством... миру искати, дабы... не дождатися бы русских в столицу» - писал 23 октября из шведского плена генерал Вейде.318
Шведский историк начала XX в. Е.Карлсон считал, что не Полтава, а «капитуляция на Днепре... получила далеко идущие последствия, и именно она стала поворотным пунктом в нашей внешней истории».319 Однако сдача на милость победителя у Днепра была прямым следствием победы под Полтавой. Отказ от вооружённого сопротивления отдавал позором, поэтому граф, обеляя себя, писал, что спас короля, добровольно приняв на себя опасность. И, тем не менее, остракизм товарищей по плену свёл его преждевременно в могилу в 1719 г.
Затяжка капитуляции 30 июня выручила короля. Меншиков напрасно надеялся, что погоня «праздно не возвратится».
Помимо опытных запорожцев у Карла XII появилось и несколько проводников, присланных из Крыма.320 Генерал-майор Г.С.Волконский только к вечеру с 6 000 драгун и с казаками переплыл Днепр. С правого берега успели уйти не все и там было пленено до 70 человек (Ф.Х.Вайе). 1 июля в Переволочну приехал царь. Возможность захватить короля («нашего чудина») и Мазепу в Диком поле испарялась, поэтому понятно, почему позже Петр I пригрозил Волконскому расстрелом.321 2 июля огромные колонны пленных под конвоем погнали обратно вдоль Ворсклы в Полтаву. Трофейное оружие везли на 500 телегах.
6 июля 1709 г. в Полтаве состоялся триумф победителей. Весь полон разместили к югу от Полтавы между русскими полками. Пётр собрал высших шведских офицеров в шатёр Меншикова и на немецко-голландском языке заверил, что договор о капитуляции 30 июня будет свято содержан. («Datt sali heilig gehalten werden»). В лагере по другую сторону Полтавы готовились к триумфу победители. Потом сформировали колонну - шведские полки были поставлены между русскими. Колонна входила в Полтаву через Киевские ворота - там А.С.Келин успел наскоро соорудить триумфальную арку. Радуясь, шли победители через город воинской славы, ликовал гарнизон и люди, мужественно выдержавшие осаду. За военнопленными ехал фельдмаршал Шереметев, вслед за ним везли захваченные пушки, литавры, штандарты и знамёна. Потом показались генерал А.Л.Левенгаупт, генерал-майоры Крейц и Крусе, полковники, подполковники и майоры - все верхом. (Реншёльда по состоянию здоровья не было). За шведскими офицерами молодецки ехал Пётр I с обнажённой шпагой, а перед ним шли гобоисты. За царём маршировал батальон гренадёров
Преображенского полка. Все русские офицеры следовали при своих полках - кавалерийских и пехотных.
Из Полтавы колонна войск и шведы проследовали на поле Победы. Там армия, окружив трофейные знамёна, участвовала во всеармейском благодарственном молебне. Исполнялся церковный гимн «Тебя, Бога, славим!» Половину русских обер-офицеров выделили для надзора за массой пленных, которые стояли отдельно. Многие по случаю триумфа успели облачиться в расшитые золотыми и серебряными позументами кафтаны, которые шведы вывезли из Саксонии. И снова гремел победный салют, и снова победители пировали вместе с побеждёнными: «Когда мы пришли в их лагерь, генерал Левенгаупт со всеми нами был приглашён в шатер фельдмаршала Шереметева, где был царь. Во время обеда генерала посадили рядом с генералом Аллартом, а генерал-майора Крусе и меня рядом с Шереметевым» - так закончил описание первого Парада Победы Кройц.322
8 июля Пётр отправил к европейским дворам и в Россию 18 грамот, извещавших о новой «совершенной и никогда [не] слыханной виктории». 9 июля Пётр распорядился привезти в Нарву пушки, ядра, порох и лопаты, чтобы «доставать» Ревель и Корелу. В тот же день Волконский с переяславскими и лубенскими казаками у Буга захватил ретранжемент, наскоро сделанный беглецами, пленил 216 чел., многих перебил («а больше потопили в реку Буг»), 150 мазепинских компанейцев передались сами 8 июля.
11 июля главный полон отправили в Севск, а оттуда разослали в Москву, Киев и другие города. 13 июля Меншикову присвоили чин второго фельдмаршала, многих офицеров переменили чинами, раненого и лежащего в Полтаве с жестокой раной генерал-лейтенанта Ренне возвели в полные генералы. На господ генералов Репнина, Алларта, Брюса, Долгорукого государь собственноручно возложил орденские кресты святого Андрея на лазоревой ленте. Другие генералы получили портреты его величества на финифти и золоте и украшенные бриллиантами. Офицерам позже раздавали медали согласно их рангам. 15 июля пехоту стали отправлять под Ригу, а конницу - очищать от шведов Польшу. 22 июля победитель Пётр под гром салюта и зван колоколов въехал в «праотеческий город Киев».
14 ноября 1709 г. Пётр «отправил своими руками первые три бомбы» в Ригу.
Второй триумф проводился в Москве с 18 декабря 1709 по 1 января 1710 г. Из Серпухова и Можайска пленных перевели в Коломенское. Офицеры от каждого шведского полка опознавали и сортировали выставленные пушки, литавры и знамёна.
21 декабря по русской столице провели вместе с фельдмаршалом Реншёльдом и генералитетом огромное количество военнопленных - 22 085 шведов, финнов, немцев и др.323
От Серпуховских ворот гремели победные звуки двадцати четырёх трубачей и шести литаврщиков, возглавлявших колонну. Шествие победителей открывал князь М.М.Голицын и Семёновский полк, ехавший верхом со своими знаменами и обнаженными палашами. Следом везли трофеи, взятые под Лесной, за ними русские солдаты волокли по снегу в опущенных руках 295 знамён и штандартов, захваченных при Лесной и Полтаве и Переволочне. («Волочение» трофейных знамён по земле или воде, если захватывались суда входило в ритуал петровских триумфов). Затем вели пленных обер- и унтер-офицеров «курляндского корпуса». После побед при Лесной и Полтаве шведов не считали грозным противником и в издёвку пропустили 19 запряжённых северными оленями и лошадьми саней «самоедского короля» полусумасшедшего француза Вымени с ненцами, одетыми в оленьи шкуры. С некоторым отрывом ехала верхом гренадерская рота Преображенского полка. Левенгаупта вместе с Реншёльдом и Пипером вели пешком вслед за полтавскими трофеями и перед конями, на которых гарцовали полковник Преображенского полка Пётр Великий и генерал Меншиков. На 54 (!) открытых повозках везли шведскую полковую музыку в сопровождении 120 пленных музыкантов.324 Пленных вели по городским улицам через 8 триумфальных ворот, возведённых «на стыд и позор шведам».325 На всех церквах трезвонили колокола, народ орал, выкрикивал ругательства и вообще, был «такой грохот и шум, что люди вряд ли слышали друг друга на улицах» - записал капрал Эрик Ларссон Смепуст.326 Впрочем, всех участников шествия угощали и пивом и водкой. (Через 28 лет страшный «Троицкий» пожар 29 мая 1737 г., бушевавший в Кремле и Китай-городе, уничтожил в Оружейной палате знамёна и носилки Карла XII (и повредил «Царь-колокол»).